Иногда это имя возвращалось к Алексу. Не крик стеклянной женщины — а просто имя: Франя Марцинкович. Как будто он действительно был им, только тогда не сознался, струсил, продался за лимонад.

Франя, Франя Марцинкович!

Крики на улице затихли, пошел дождь.

Перед уходом Алекс решил дочитать еще одно письмо.

Из детских писем.

Эти письма были похожи друг на друга, как сочинения на тему “Как я провел лето”. Дети писали аккуратным старушечьим почерком и просили себе плеер, иногда — компьютер. В нескольких письмах вначале темнело зачеркнутое “Дорогой Санта!!!”.

“...и я очень горжусь, что живу в такой замечательной Родине, что у меня есть папа, мама и друзья. Наша страна — самая древняя, потому что в ней жил еще великий Улугбек. Улугбек первый сказал, что наша земля круглая, а не плавает на черепахе.

Я знаю много стихов. Я знаю стихотворение поэта Галимова про Узбекистан:

Тот, кто был рожден в Узбекистане,

Тот со мною вряд ли спорить станет:

Женщины здесь краше всех на свете,

А еще красивее их дети.

Это стихотворение я выучила из учебника “Этика”, в нем много прекрасных и добрых картинок и стихов. Нарисованы пожилые люди, которых надо уважать, еще есть вопросы: “Какой у вас папа? Какие у него увлечения?”. Я отвечаю на все вопросы. Еще есть стихотворение Хошима “Герои Узбекистана”, которое я тоже знаю наизусть:

И архитектор, и строитель,

И композитор, и поэт,

Предприниматель и учитель —

Они несут свободы свет.

Еще в Учебнике написано: “Во многих школах существует традиция отдыхать под звуки любимых мелодий”. В нашей средней школе пока нет этой традиции, но я думаю, что она у нас скоро обязательно появится!!!

Поэтому прошу прислать мне записи певицы Глюкозы или какой-нибудь американской певицы, потому что я очень люблю этих певиц, и когда вырасту, тоже стану известной американской певицей и прославлю свою Родину в веках!”

Без пяти шесть. Соат уже была в плаще, надевала бархатную шапочку.

— Послушай, Соат...

— Да.

— Ты в Бога веришь?

— Конечно, — сказала Соат, как всегда, не расслышав его вопроса.

Преследование

Над головой хлопнул раскрывшийся зонт.

Алекс быстрым шагом вышел из офиса, стараясь не смотреть на мокрые фигуры по сторонам. Их взгляды прожигали спину.

Последние остатки утреннего снега смыло дождем. Свежий мокрый воздух обтекал усталое лицо.

Из головы не выходил разговор с Акбаром. Что-то недосказанное шевелилось под пеплом слов. Почему Акбар не сказал Алексу, что делать, если к нему снова придут? Что говорить? Хорошо, он все свалит на Митру. На бедного активного Митру. А если ему не поверят?

Второй вопрос: почему Акбар специально просил не рассказывать Биллу? Алекс, конечно, и не стал бы. Он вообще в последнее время редко видел Билла. Но почему? Между компаньонами побежала трещина?

Что он вообще о своих боссах знает? Славяновед намекал на связи Акбара. Но это и без Славяноведа ясно: офис на Дархане, жалюзи, водитель, Соат со своим обволакивающим голосом. Что еще? Соат говорила, что Акбар женат. Но они все женаты. Такой долгосрочный вклад: жена, дети, еще дети.

О Билле он знал еще меньше.

Американец… Ну так это не национальность, скорее — профессия. Главное, освоить ее в молодые годы, получить диплом в виде грин-карты... До того как стать профессиональным американцем, Билл, похоже, жил в Союзе. Или родители его из Союза. Один раз чуть не столкнулся с ним в коридоре: мокрый от пота, Билл выходил из своего офиса. Через открытую дверь Алекс увидел на его столе Библию. Билл молился? Алекс сразу вспомнил разговор про Христа. Билл вытащил бумажную салфетку и провел ею по красной шее.

Что-то вдруг царапнуло.

Алекс остановился.

Тихо.

Тяжелые капли стекали по зонту. Квадратные окна квадратных домов шуршали квадратными людьми; пахло сразу десятком ужинов. Сквозь стены и окна просачивались последние новости, крики “сколько я могу повторять...”, голоса собак и стиральных машин.

Все как обычно.

Алекс пошел, но тревога осталась и царапала поломанным ногтем. Будто в окнах вместо людей кто-то двигает восковые фигуры, как в том детективе... “Что за ерунда”, — сказал себе Алекс.

И почувствовал шаги за спиной.

Обернулся.

Темная бесполая фигура шла за ним вдоль домов.

Алекс резко остановился и повернул назад. Он заметил, что фигура тоже остановилась и замешкалась.

Алекс пошел вперед.

Дождь снова стал дождем. Восковые фигуры в окнах превратились в людей, стали кашлять и обмениваться новостями.

За Алексом следили, а все остальное было в порядке. В полном порядке!

Ему даже стало смешно. Он нервно зевнул. Может, это просто кто-то из жалобщиков? Письмо вручить; рассказать, заплакать, схватить за рукав, выдавить из Алекса бесполезное обещание... Но для чего тогда так долго идти за ним?

Свернул на проспект. Люди заползали в метро и трясли зонтами. Алекс не стал ловить такси, двинулся в метро. Ему хотелось разглядеть своего преследователя. Может, даже подойти к нему и познакомиться. Интеллигентно дать по физиономии, в конце концов.

Но в метро он его потерял. Несколько мужчин показались похожими, даже куртки были почти такими же. И они смотрели на Алекса. Не только они. Еще у нескольких человек на платформе были напряженные, наблюдающие лица.

“У меня мания преследования”, — поздравил себя Алекс и стал рассматривать прожилки на мраморе.

Но прожилки не хотели ни во что складываться.

Вышел из метро; последние торговцы грустно расхваливали свой товар. Нити времени уже успели оторваться от спрятанных под зонтики голов и теперь где-то мокли наверху, в темноте.

Проходя мимо букинистического, Алекс остановился. Внутри еще горел свет, была видна сутулая спина Марата в свитере.

— Магазин закрыт! — хрипло крикнул Марат. — А, это ты...

Поздоровались.

— Что так редко заходишь?

— Времени нет, на работу устроился.

— К фирмачам?

— Да, в одну международную организацию.

— Поздравляю, — скривил губы Марат.

— Всего на четыре месяца, — оправдывался Алекс. — А у тебя как?

Марат смотрел на него желтыми глазами.

— Алекс, ты можешь одолжить мне денег?

Алекс свернул с проспекта. Ладонь была еще горячей — когда прощались, Марат долго жал ее. Кажется, слежки не было. В конце концов, ему могло показаться. Нервы. Переутомление. Воздержание, наконец. Почти два месяца монастырской жизни. Пустая квартира. Зайти, затолкать в себя консервы, выплюнуть рыбий хребетик, пожаловаться в пластмассовое ухо диктофона. Телек, что ли, купить? Прежний увезли родители...

Подходя к подъезду, Алекс глянул на свои окна и остановился.

Они светились. Да, именно его окна.

Тьфу, елки-палки! Он же совсем забыл об этом, как его... Владимире Юльевиче!

Создатель бомбы стоял в дверях в розовом переднике.

По квартире плыл запах чего-то интересного.

— Алекс, я у вас тут немного похозяйничал.

...Они сидели на кухне; булькало пиво, радостно пахло жаркое. Лужайка первой зелени: укроп, киндза, сельдерей. Поблескивали грибочки.

— ...потом потушить все это на медленном огне, — рассказывал Владимир Юльевич и щурился.

За окном шелестела мокрая темнота. Мясо действительно таяло во рту.

— Вы, оказывается, волшебник, — сказал Алекс.

— Уже не помню, когда последний раз кулинарил. Пока был здесь брат с семьей... Ну, друзья еще иногда приготовить просили. А для себя одного — сами понимаете, неинтересно.

— Неинтересно, — согласился Алекс, откидываясь назад.