В какой-то момент вы начинаете чувствовать, что пациент, страдающий человек... В девяноста случаях из ста люди страдают потому, что не любили. Если вы начинаете чувствовать потребность пациента в любви, если можете реализовать ее, то произойдет чудесное изменение состояния пациента. Из терапевтических средств любовь, несомненно, лучшее. Фрейд очень боялся объятий, так сильно, что не было даже вопроса об объятиях. Он не был готов даже смотреть в лицо пациенту, потому что, слушая о его страданиях, о его внутренних кошмарах, он мог почувствовать симпатию к нему. Из его глаза могла сбежать слеза, в какой-то момент он мог бессознательно взять пациента за руку.

Фрейд так сильно боялся любых отношений любви между врачом и пациентом, что создал средство: пациент должен лежать на кушетке, а позади кушетки должен сидеть психоаналитик, чтобы они не видели друг друга.

Помните о том, что, когда вы обращены друг к другу лицом, растет любовь. Животные не могут развивать любовь, потому что они вступают в связь, не обращаясь лицом друг к другу, поэтому у них нет дружбы, общения. Спарившись, они расходятся, не поблагодарив друг друга и не попрощавшись. Животные не могли создать дружбу, семью, общество просто потому, что, вступая в связь, не смотрят друг другу в глаза, в лицо. Их спаривание чисто механическое, в нем нет человеческой составляющей.

Человек создал самые разные отношения просто потому, что это единственное животное, которое вступает в связь лицом к партнеру. Тогда глаза начинают общаться, выражения лица становятся тонким языком. Люди видят, как меняется их эмоциональный настрой (радость, экстаз, оргазм), и ощущение близости обостряется.

Мы нуждаемся в близости, поэтому хорошо заниматься предаваться любви при свете, а не во тьме - по крайней мере, при слабом свете свечей. Когда вы занимаетесь сексом во тьме, в вас пробуждается нечто животное, поэтому вы не хотите смотреть в лицо друг другу... Так вы бежите от эмоциональной близости.

Фрейд очень боялся любви, страшился собственной подавленной любви. Он боялся близких, доверительных отношений. Он хотел просто оставаться вовне, не увлекаться, не пускать никого в свою внутреннюю жизнь, не входить в «глубокие воды», а просто оставаться научным исследователем, стоять в стороне, безразличным, равнодушным, далеким. Он хотел создать психоанализ, как будто это наука. Но это не наука, и он никогда не станет наукой! Это искусство, которое гораздо ближе любви, чем логике.

Настоящий психоаналитик не боится войти глубоко во внутреннюю жизнь пациента. Он будет рисковать, потому что опасно входить в бездонный океан. Вы можете утонуть, вы же человек! Вы можете попасть в неприятное, неуютное состояние, можете нажить себе трудности, но надо рискнуть, проявить смелость.

Поэтому я люблю Райха. Этот человек преобразил психоанализ благодаря тому, что он погружался в жизнь пациента. Он отверг кушетку, не признавал дистанцию. Он более великий революционер, чем Фрейд. Фрейд остался традиционным человеком, ведь он боялся собственных комплексов.

Если вы не боитесь своих комплексов, то можете оказать существенную помощь. Если вы не боитесь своего подсознания, если разрешили свои трудности, то можете очень помочь пациенту, погрузившись в его мир, став участником, а не наблюдателем.

У психоаналитиков есть свои трудности, порой даже более сложные, чем у самих пациентов, поэтому можно понять страх Фрейда.

Я же хочу категорически заявить, что, если человек не пробужден, не просветлен, то не может быть настоящим, подлинным врачом. Только Будда может быть истинным врачом, потому что у него не осталось трудностей. Он может слиться с пациентом в единое целое. На самом деле для него человек - вовсе не пациент.

В этом и заключается различие между отношениями пациента и врача и отношениями ученика и мастера. Ученик это не пациент, а возлюбленный, любимый. Мастер это не просто наблюдатель, ему нужно стать участником. Они потеряли личности, стали едиными, и это единство помогает.

Объятия это только жест единства, но даже жест помогает. Прем Амида, ты права. Ты спрашиваешь: «Почему объятия представляют собой невероятно эффективное терапевтическое средство?»

Все так, и это только жест. И если жестом это не ограничивается, но задействовано и ваше сердце, тогда такое явление может стать чудесным средством, чудом. Так вы можете сразу же преобразить ситуацию.

Здесь надо кое-что понять. Прежде всего, неверно представление о том, что ребенок умирает, и человек становится подростком, подросток умирает, и человек становится юношей, юноша умирает, и человек становится взрослым и так далее. Ребенок никогда не умирает, ничто никогда не умирает. Ребенок остается, только он всегда окутан другими переживаниями. Человек окутан детством, юностью, средним возрастом, старостью, но ребенок есть всегда.

Вы похожи на лук, многослойный лук, но если вы очищаете лук, то скоро найдете свежие слои. Если вы пойдете глубже, то найдете больше новых слоев. То же самое справедливо в отношении человека: если вы погружаетесь в него, то всегда находите невинного ребенка, а общаться с невинным ребенком полезно.

Обнимаясь, вы устанавливаете прямую связь с внутренним ребенком. Если вы обнимаете кого-то с теплотой, любовью, а не просто символически, если ваши объятия полны смысла, значения, искренности, если ваше сердце задействовано, тогда вы непосредственно общаетесь с невинным ребенком. А появление невинного ребенка даже на один миг все меняет, потому что невинность ребенка всегда здорова и целостна, не испорчена. Вы достигли сокровенной сути человека, куда испорченность никогда не входила, достигли чистого естества. Достаточно просто снова сделать это чистое естество пульсирующей жизнью. Вы начали исцеляться.

Поэтому все религии использовали это явление. Когда Иисус молится Богу, он всегда называет его именем Абба. Христиане перевели его как «Бог-отец», но такой перевод не верен, не точен. С точки зрения словаря все правильно, но метафора была изменена. Слово «абба» можно перевести только как «папа», а не как «отец». Слово «отец» холодное. Просто повторите слово «отец», вы осознаете его отчужденность. «Бог-отец» кажется официальным титулом. Отец и есть титул, а не естественное явление. Мать естественна, а отец это всего лишь нововведение общества. Раньше существовали общества, в которых отца не было.

Слово «дядя» гораздо древнее слова «отец». В матриархальном обществе люди знали мать, но браков еще не было, поэтому ни один ребенок не знал своего отца. Таким образом, отцом был кто-то из мужчин, которые были любовниками матери, но наверняка знать было нельзя, поэтому все мужчины, которые были ее любовниками, считались дядями ребенка.

В Талмуде еврейский бог говорит: «Помните о том, я не ваш добрый дядя!» Дядя всегда добрый, а отец почти никогда не бывает добрым. С отцом очень трудно дружить, а с дядей легко дружить. По-моему, лучше говорить «бог-дядя», чем «бог-отец». В таком обращении больше близости и дружелюбия. Но лучше всего называть Бога словом «абба». Иисус дал Богу имя, которое создает чувство близости.

Когда вы обращаетесь к Богу «абба» (папа), то подразумеваете: «Я просто ребенок. Позаботься обо мне, обрати на меня внимание. Я не могу жить без тебя, ты моя жизнь. Твоя любовь придает мне сил».

Все религии использовали идею о том, что, до тех пор, пока человек снова не станет ребенком, он не будет истинно религиозным. Но быть ребенком значит быть невинным, уметь удивляться и благоговеть. Для ребенка все на свете таинственно. У него нет ответов, а есть лишь вопросы. Он очень хочет познавать, и он открыт. Когда у вас есть ответ, вы закрываетесь. Если у вас есть все ответы на все вопросы, значит вы плотно закрыты, не открыты. Ваше исследование закончено, а это означает, что вы мертвы. Настоящий человек всегда исследует, всегда в пути. Он всегда остается агностиком. Все дети -агностики; они не бывают верующими, атеистами, индуистами, мусульманами, католиками или протестантами. Дети просто невинны. Они ни во что не верят, но готовы исследовать, узнавать. Исследующее сердце здорово. Если вы обременены верованиями, значит вы больны.