Грушевский подверг сомнению в смысле научности то, что российская историческая наука смешивает историю династии Рюриковичей с историей русского народа, и показал, что эта схема была унаследована от древних северорусских летописцев, которые свою летопись прилагали к предшествующим, а все предыдущие логично начинались все с того же Нестора (точно также поступали и авторы Галицко-Волынской летописи). Посему великорусская история является чрезмерно и необоснованно длинной. Если существует украинский народ, который достаточно давно проживает на своей территории и никуда с нее не девался, то сомнительно, что Киевская Русь является частью истории великороссов — народа, который как жил, так и живет, где жил, там и живет, то есть в России, достаточно далеко от Киева и изначальной Русской земли. По мнению Грушевского, «киевский период» является частью украинской истории, а не русской.
Загадка «географического конца России»
Кстати, если читатель подумает, что Украина «обрела форму» довольно недавно (только лишь в середине ХІХ в.), а с Россией все было и остается ясным и бесспорным, — то вынужден буду разочаровать. Предложим вниманию читателя британскую карту России производства Эдинбургского географического института, 1922 г. (1) Не странно ли? Россия почему-то весьма «куцая» — у нее напрочь отсутствует азиатская часть. Может это какие-то происки коварного Альбиона? Может «это все придумал Черчилль в 18-м году», — как пел Высоцкий? Но данный Эдинбургский институт являлся с середины ХІХ в. наиболее уважаемым в мире картографическим учреждением. Можем простить, что еще не успели обозначить новообразование декабря 1922 г. — «СССР». Можем согласиться, что «Украинская ССР» и «Белорусская ССР» (давайте, кстати, присмотримся к первоначальным размерам последней) являются всего лишь частями советской России. Но уж как в Эдинбурге могли не знать, где именно на востоке Russia заканчивается? Берем карту мира того же института и того же года (2) и обнаруживаем Россию только в Европе, несмотря на то, что границы (цвета) самого российского государства достигают Тихого океана. К востоку от Урала — фигурируют «Siberia», «Kirghiz», «Turkistan», «Far Eastern Republic». Но не «Russia». Что ж такое, как же так?…
Но если мы обратимся уже к вполне российской карте Азии (3)из упомянутой уже «Народной энциклопедии» (М., 1912), то мы все поймем (и в других российских атласах — то же самое). На ней есть те же названия, что и на британской (Сибирь, Киргизы, Туркестан. В виду года издания, правда, нет Дальневосточной республики), но в легенде мы увидим, что все они обведены как азиатские «владения России»,
а колониальные владения (такие же, как «Британская Индия») — это ведь не то же самое, что метрополия! Индия — это же не Британия, правильно? Это ее владения. И на российской карте мы увидим восточную границу России именно по Уралу. Дальше на восток — это уже часть Российской империи, но попрошу не путать оную с непосредственной Россией. Поэтому, если уж мы хотим заклеймить российский советский империализм, то скажем следующее: при советской власти (которая «народная», а не «империалистическая») у России никаких «владений» быть не может. Она же не «покоряет» народы Востока, а «освобождает» (покорены они были при царях, а освобождены — при комиссарах, — но на картах 1920–1991 гг. мы это «освобождение» не обнаружим). Поэтому тот момент, когда официальное название «РСФСР» накрыло земли от Балтики до Тихого океана и Памира, стал наиболее масштабным мгновенным увеличением территории одной страны в истории человечества.
Этот факт позволит нам ощутить различие между «морскими» империями (Британия, Франция, Бельгия, Голландия, Германия, Италия, Испания, Португалия) и «континентальными» (Российская, Австрийская, Османская). У первых были «естественные границы» метрополии (уж особенно у островных британцев), а у вторых — нет. А кстати: на карте 2 рекомендую обратить внимание на политический раритет: независимые закавказские государства, признанные Антантой, но оккупированные в 1920–1921 гг. Советской Россией. На момент издания карты Запад еще не примирился с этим захватом — равно как и с «народными революциями при помощи Красной Армии» (так написано в «Советском энциклопедическом словаре») в бывших вассалах Российской империи в Средней Азии — Хивинском ханстве и Бухарском эмирате.
В чем-то в «Истории Украины-Руси» Грушевского мы можем, конечно, и засомневаться с позиций ХХІ в., например, анты — действительно ли являются авторами первой украинской государственности, но для нас, несомненно, важен сам принцип территории и народа. Убери антов — все равно останется Русь. Как мы помним еще в связи с Погодиным и его бегством великороссов от татар из Киева (см. выше), местный люд тут так и оставался. Были здесь и всегда оставались «руськие», просто потом они стали называться украинцами. Грушевского озадачил вопрос «имени народного» (русские? украинцы?), но выводы историка были весьма сдержанны: понятно, что русские-россияне явно без спроса, безвозмездно и безвозвратно одолжили для себя чужое имя (у Грушевского иной термин — «украли») и заставили этим исконных русских-украинцев (русинов) открещиваться потом от своего давнего имени, просто чтобы сохранить себя как столь же исконно отдельный народ. Но изначальное происхождение «Украины» как название страны он так и не смог для себя разрешить — педантичен был профессор, не хотел выдумывать.
«Товстолесы. Очерк истории рода», 1915. Обложка работы выдающегося украинского графика Георгия Нарбута (1886–1920). Историческая память всегда была основой потенциального мазепинства потомков левобережной казацкой старшины. Нарбут, представитель этой социальной среды, охватил все политико-художественные возможности своего сложного времени: оформлял российский павильон на Лейпцигской книжной выставке 1914 г., создавал проекты денежных знаков и символики Украинской Народной Республики, заставки к первому изданию Конституции РСФСР, был профессором и ректором украинской Академии искусств (1918–1920).
Самая важная проблема с оценкой схемы Грушевского остается: хоть русские либеральные авторы иногда и склоняются к тому, что русская история «короче», но для общественного сознания россиян это равнозначно утрате почвы под ногами российской истории. В сущности, древнерусскую традицию наиболее интенсивно эксплуатировали россияне, то есть она гораздо больше вошла в их (под)сознание, чем в сознание украинцев, которые пережили много интересного и после Руси, занимаясь «казацкими войнами на Украине». У россиян, видимо, смысл истории зациклился на древнерусских временах и на способе их возвращения путем собирания русских земель. С учетом того, что эти русские земли норовили то и дело разбежаться в разные стороны, процесс этот бесконечен и его хватит и на ХХІ в., и на ХХІІ в. Галичане-русины оказались в этой ситуации в некоем парадоксальном паритете с русскими-россиянами: еще 150 лет назад они себя называли почти также, но при этом отличались настолько, насколько это вообще возможно себе представить для двух народов с одним именем. Дело в том, что «россияне» как заявили претензии на древнерусское наследство в XV в. (т. е. тогдашняя московская элита), так и живут в этом идейном русле (уже как массовое общественное мнение) до сих пор, а галичане как стали русинами при Руси, отдаленные потом от казацко-украинских страстей Поднепровья, так и оставались таковыми до знакомства с восточными украинцами. Очевидная (слишком очевидная) близость обусловила солидарность и некоторую уступку со стороны галичан: они назвались «украинцами». Особенно после запрета на их «руський» украинский язык в России. Каков, однако, парадокс: настолько негативен исторический опыт общения двух групп людей, наиболее долго называвших себя русскими — галичан и россиян… Русские и «бандеровцы» исторически еще так недавно называли себя одинаково.