— Да… Бикини. Там один уже умер. Слыхал, парень?

— Слыхал. Кубо… сава — так его зовут, кажется.

Официант принес виски, убрал грязные тарелки и исчез.

— И все-таки ты опять туда? Майк не ответил. Дик вздохнул:

— Ну, выпьем за… За что, старина?

— Я пью за тебя, Дик… — Глаза Майка наполнились слезами. — Ты хороший, добрый парень. Верно, Дик, очень хороший. А Чарли…

— Плюнь на Чарли. Пьем.

— Пусть бог тебе поможет, Дик!

Поставив на стол пустой стакан, Майк закурил и поднялся:

— Спасибо, парень, большое спасибо! Мне пора.

— Ты твердо решил?

— Еще не знаю. Надо подумать…

Дик бросил на стол деньги и встал:

— Что ж, пойдем.

У дверей конторы по найму перед объявлением о наборе рабочей силы люди теснились с ночи. Дул свежий предрассветный ветерок, небо на востоке светлело, звонкую утреннюю тишину прорезало робкое чириканье проснувшихся воробьев.

— Видишь, уже стоят, — шепотом сказал Майк, остановившись.

— Да, стоят…

— Я пойду, парень.

В сумерках лицо Дика было похоже на белую маску.

— Иди, Майк, — спокойно проговорил он.

— Может быть, — в голосе Майка послышалась робкая надежда, — ты тоже… со мной…

— Не говори глупостей!

Майк опустил голову:

— Я хочу еще раз попробовать. Прости меня. Дик.

Дик пожал плечами:

— Иди. Я тебе не хозяин.

— Да, Дик, правда. А ты куда?

— Я пойду искать.

— Что?

— Искать, Майк. Должен быть какой-то другой путь. Прощай.

Майк долго провожал глазами долговязую фигуру товарища, пока тот не скрылся за углом. И тогда, словно очнувшись, он бросился вслед за ним, тяжело топая башмаками по асфальту:

— Погоди, Дик! Я с тобой…

…поющие голоса

— Накамура-сан идет! Накамура-сан идет!

Ясуко бросила куклу и отвела с лица упавшую прядь:

— Где Накамура-сан?

— Вон, зашел сейчас к Хада…

— Побежим навстречу?

— Побежим!

Ребятишки наперегонки кинулись к соседнему дому. Через минуту оттуда вышел старый почтальон с большой, битком набитой сумкой через плечо.

— Здравствуйте, Накамура-сан!

— Здравствуй, Ясу-тян. Здравствуй, Таро.

— Как ваше здоровье?

— Спасибо, дети, хорошо. Что у вас новенького?

— Умэ-тян вернулась из столицы!

— Вот как? Это хорошо…

— Накамура-сан, нам есть?

— Как всегда.

Почтальон не спеша шел к домику Кубосава. Ясуко семенила рядом, вцепившись в его куртку с правой стороны, Таро шагал слева, жадно заглядывая в сумку.

— Интересно, — сказал он, — откуда сегодня письма госпоже Кубосава? Вы не скажете, Накамура-сан?

— Не знаю, не смотрел.

— Посмотрите, пожалуйста, мне очень хочется знать, какие на них марки.

Ясуко забежала вперед и погрозила ему пальцем:

— Ты всегда так, Таро! И обдираешь марки, прежде чем письма попадают к маме.

— Но ведь ей не нужны марки, правда? А я собираю их.

— Все равно, — серьезно сказал почтальон, — нужно сначала отдать письма адресату… госпоже Кубосава, а потом ты у нее спросишь.

— Она мне всегда позволяет брать. Верно, Ясу-тян?

— Конечно. Только сначала нужно отдавать письма ей.

Они остановились у входа. Ясуко раскрыла дверь и поклонилась:

— Пожалуйста, заходите, Накамура-сан. Маленькая Ацу в скромном синем кимоно, как всегда, пригласила почтальона посидеть и выпить чашку чая. Накамура-сан опустился на циновку, но сейчас же снова поднялся, чтобы поздороваться с высокой красивой девушкой в европейском платье, появившейся из соседней комнаты.

— Никак, это Умэ-тян… — пробормотал он.

— Я, Накамура-сан. Это я. Что, очень изменилась?

— Да-а… Выросла, похудела. Стала настоящей барышней.

Умэко грустно улыбнулась:

— Почти полгода в столице…

Ясуко и Таро, нетерпеливо переступая с ноги на ногу, заглядывали через плечо Ацуко, перебиравшей конверты.

— Из Австрии… Индонезии… из России, еще из России… из Америки, из Америки, из Америки… из Австралии…

— Ах, тетя Ацу! — Таро чуть не выпрыгнул из своих гэта [34]. — Подарите мне эту марку… Вот-вот, такой у меня еще нет! Пожалуйста, тетя Ацу…

— У тебя, наверно, самая большая коллекция в Коидзу, — заметила старая Киё.

— Что вы, бабушка! — смутился мальчик. — У младшего брата господина Хомма, вероятно, больше. Но и у меня не маленькая.

— На, возьми. — Ацу осторожно вырезала угол конверта с маркой. — Очень красивая, верно? А теперь идите играть во двор. Я стану читать.

Но дети подсели к почтальону, разговаривавшему с Умэко.

— Значит, Умэ-тян вступила в «Поющие голоса»?

— Да. Мне сказали, что старшей дочери Кубосава это просто необходимо. К тому же я немножко умею петь и плясать. Меня научила бабушка. Всем очень понравилось, как я танцую «Сакура».

— Вот как!

— Да. «Поющие голоса» — это голоса всех свободных сердец нашей родины. Мы разъезжаем по всей Японии и песнями, декламацией, танцами убеждаем народ выступать против испытаний атомных и водородных бомб, против превращения Японии в. атомный полигон. А потом, возможно, отправимся, и за границу… В Китай, Россию… в США.

Почтальон с изумлением и уважением смотрел на нее и тихонько вздыхал. Впервые в жизни он слышал такие слова от шестнадцатилетней девочки, дочери рыбака.

— «Поющие голоса» объединят всех, кто любит свой народ и хочет видеть его счастливым и независимым.

— Смотрите, Накамура-сан, какой красивый значок у старшей сестры! — сказала Ясуко, осторожно дотрагиваясь указательным пальцем до груди Умэко.

На платье девушки был приколот маленький металлический значок в виде красного листка с золотыми прожилками. Накамура сощурился, стараясь получше разглядеть его.

— Очень красивый, — сказал он.

Умэко скосила глаза на значок.

— Это будут носить все честные люди Японии, — проговорила она. Затем отколола его и перевернула: — Видите? Здесь написано: «6 августа 1945 года» — дата взрыва атомной бомбы над Хиросимой. Листок означает жизнь, а красен он от крови, пролитой сотнями тысяч погибших. Все, выступающие с лозунгом «Долой атомную и водородную бомбу!», носят или скоро будут носить такой значок. Мы выступаем за то, чтобы больше никогда не повторились Хиросима, Нагасаки, Бикини.

Умэко коротко вздохнула и подняла глаза на портрет отца в черной рамке. Таро и Ясуко переглянулись.

— Правильно, — сказал Таро, стараясь говорить низким, взрослым голосом. — Чтобы больше не повторились Хиросима, Нагасаки, Бикини. Значит, мы тоже будем носить такие значки. Правда, Ясу-тян?

— Обязательно!