Социальные и политические неурядицы осложнялись тем, что приходилось прибегать к разорительным займам.

Благодаря союзу с Генрихом VIII, Карл все-таки добился успехов в борьбе против Франциска I и турок. Главным театром военных действий была Северная Италия; стратегия обеих сторон оказалась не на высоте, наступления и отступления зависели от прибытия подкреплений. Вторгшиеся во Францию немцы не смогли взять Марсель, потеряли Милан и заперлись в Павии. Франциск долго и безуспешно осаждал ее, был разбит подошедшим немецким резервом, ранен и оказался в плену. Тогда папа и Генрих VII, которых страшило усиление Карла, выступили против него. Не получавшие жалованья немецкие наемники коннетабля Бурбона принудили своего предводителя напасть на Рим, штурмом взяли город и разграбили его (1527 г.). Пока шла резня и грабеж, папа отсиживался в замке Св. Ангела, потом за 400 тысяч дукатов откупился. Десять лет беспорядочных войн разорили Европу, но Карл все-таки победил в Италии, и папа короновал его в Болонье (1530 г.), — последняя подобная коронация германских императоров. Тем временем турки продолжали завоевывать Венгрию. Они убили венгерского короля (1526 г.) и захватили Будапешт[39], а в 1529 г. Сулейман Великолепный едва не взял Вену. Продвижение турок очень беспокоило императора, однако объединить германских князей было чрезвычайно трудно, хотя страшный враг стоял у самого порога. Франциск I по-прежнему не соглашался на мир, началась новая война с французами. В 1538 г., после опустошения юга Франции, Карл все-таки уговорил Франциска и они заключили союз против турок Тогда протестантские князья в Германии, решив окончательно порвать с папой, создали Шмалькальденскую лигу для борьбы с императором, и вместо того чтобы освобождать Венгрию, Карлу пришлось заняться Германией. Единственный выход он видел в оружии: разгорелась истребительная война, которая иногда затухала, переходя в интриги и дипломатические маневры. Этот мешок со змеями княжеских интересов так и дотащился до XIX века, снова и снова разоряя и обескровливая Центральную Европу.

Кажется, император так и не понял, какие силы породили грянувшую бурю. Для своего времени и положения он был исключительным человеком, и, однако же, как будто принимал раздиравшие Европу религиозные распри за плоды теологического разномыслия. В тщетных стараниях к примирению он собирал сеймы и советы, где вырабатывались всевозможные формулы и символы веры. Изучающему германскую историю приходится продираться сквозь дебри Нюрнбергского религиозного мира, договоренностей Ратисбонского сейма, Аугсбургского мира и т. п. Мы упомянули о них лишь как о подробностях беспокойной жизни самого могущественного из германских императоров. Вряд ли хоть один из всей плеяды правителей Европы действовал по искреннему побуждению. Глубокая религиозная смута, стремление народа к правде и справедливости, начавшееся распространение знаний становились пешками увлеченных своей хитроумной дипломатией игроков. Король Англии Генрих VIII (начинавший с книги против ереси и получивший за нее от папы титул «Защитника веры»), чтобы убрать свою первую жену ради юной Анны Болейн, а заодно и овладеть богатствами английской церкви, присоединился к компании протестантских государей (1530 г.). Швеция, Дания и Норвегия уже перешли на сторону протестантов.

Религиозная война в Германии началась через несколько месяцев после смерти Мартина Лютера (1546 г.). Не будем вдаваться в подробности военных действий. Саксонская армия протестантов была разгромлена при Лохау. Главного из противников императора, гессенского ландграфа Филиппа, заманили в ловушку. Туркам обещали ежегодную дань, и они отступили. В 1547 г., к великому облегчению императора, умер Франциск I, и все как-то само собой образовалось. Карл предпринимал последние попытки достичь мира там, где было невозможно никакое умиротворение. В Германии опять вспыхнула война, и только поспешное бегство из Инсбрука спасло Карла от плена В 1552 г. договор в Пассау создал новое неустойчивое равновесие…

Таков краткий очерк политической жизни в империи на протяжении тридцати двух лет. Интересно отметить, с какой маниакальной настойчивостью умы европейцев обращались к идее преобладания в Европе. Ни турки, ни французы, ни англичане, ни немцы не проявляли политического интереса к великому американскому континенту и не придавали никакого значения новым морским путям в Азию. А в Америке уже свершались судьбоносные деяния: Кортес с кучкой конкистадоров завоевал для Испании великую неолитическую империю — Мексику; Писарро преодолел Панамский перешеек (1530 г.) и покорил еще одну страну чудес — Перу… Но все это воспринималось не более как дополнительный приток серебра в испанскую казну.

После договора в Пассау у Карла все отчетливее стало проявляться новое настроение. Императорское величие ему вконец надоело. Ощущение невыносимой тщеты всех этих европейских соперничеств овладело им. У него всегда было слабое здоровье, он страдал от подагры. Карл решил отречься от престола и передал суверенные права в Германии своему брату Фердинанду, а в Испании и Нидерландах — сыну Филиппу, после чего удалился в монастырь в Юсте, стоявший среди каштановых лесов на холмах к северу от долины Тахо, где и скончался в 1558 г.

О его отречении много писали в сентиментальном духе: величественный и разочарованный титан удалился от света, чтобы обрести в одиночестве мир с Господом. Но его уход вовсе не был аскетическим отшельничеством — при нем оставалось сто пятьдесят слуг; в роскошных апартаментах недоставало разве что придворной жизни, а Филипп II был послушным сыном, для которого отцовский совет являлся непреложным законом.

Карл потерял интерес к европейским делам, но у него оставались другие, близкие его сердцу желания. Прескотт[40] пишет:

Еда и лечение! Возврат к простейшему. У Карла V не было привычки к книгам, но ему читали за трапезой, как Карлу Великому. Он развлекался механическими игрушками, музыкой и проповедями, а также все еще доходившими до него государственными делами. Смерть императрицы, к которой он был очень привязан, обратила Карла к религии, принявшей у него мелочно-церемониальные формы: так, во время Великого поста он каждую пятницу до крови бичевал себя. Подобные упражнения, усугубленные подагрой, свидетельствовали о его ханжестве. Появление в Вальядолиде протестантского проповедника повергло Карла в бешенство: «Скажите от меня великому инквизитору и его Совету, чтобы все они были на своих местах, а секира разила бы корни зла, пока оно не распространилось…» При этом Карл выразил пожелание, чтобы в таком черном деле поступали без малейшего снисхождения, дабы «помилованный преступник не смог уже повторить злодеяние». В качестве примера он рекомендовал поступать как в Нидерландах, «где всех упорствовавших в своих заблуждениях сжигали заживо, а раскаявшимся отрубали головы».

Почти символической была озабоченность Карла своими похоронами, как будто он интуитивно предчувствовал смерть чего-то великого, нуждающегося в завершении и обозначении. Он не только присутствовал на всех совершавшихся в Юсте погребениях, но и велел служить заупокойные мессы по далеким и давно скончавшимся покойникам, например по своей жене. Более того, он совершил обряд собственных похорон: