П. А. Аргунов только забывает о том, что в ближайшей предшествующей спорному тексту фразе частица «ли» имеет иное назначение и что второе «ли» вполне соответствует первому: «Аще ли убиет осподарь челядина полного, несть ему душегубств… а закупного ли наймита, то есть душегубство…» П. А. Аргунов ищет рукавиц, которые оказываются у него тут же за поясом. Эти обе фразы, разбитые издателем на две статьи, в сущности составляют одно нераздельное целое. Полный челядин здесь противополагается закупному наймиту. Закупной наймит не выдуман ни мною, ни «Правосудием». Он давно известен «Правде Русской», где эти термины употребляются как синонимы. Отсюда, конечно, не вытекает, что я склонен защищать вывод Сергеевича о закупе как наймите. Я нисколько не сомневаюсь в том, что Сергеевич в своем отождествлении закупа и наймита был по существу не прав, потому что под наймитом он разумел наемного в капиталистическом смысле слова работника[172], но формально он был совершенно прав, потому что отождествляет наймита и закупа сама «Правда Русская»: «Продаст ли господин закупа обель, то и наймиту слобода во всех кунах» (ст. 61 Троицк. IV сп.), конечно, под наймитом понимая совсем не то, что понимал Сергеевич.

Отождествление этих двух терминов подтверждается и «Правосудием Митрополичьим», где говорится не о трех предметах, как думает С. В. Юшков (челядин-полный, челядин-наймит и закупный наймит), а о двух (челядин полный и челядин-наймит, он же закупный наймит). Этот закупный челядин-наймит подразумевается и в ст. 27 «Митрополичьего Правосудия»: «А се стоит в суде челядин-наймит». Он не хочет оставаться у своего осподаря. Он имеет полное право уйти от господина, вернув ему двойной задаток. Если же он побежит от осподаря, превращается в холопа. Ведь здесь нет абсолютно ничего нового против того, что говорит «Правда Русская» о закупе в ст. 56. «Оже закуп бежит от господина, то обель: идет ли искати кун, а явлено ходит или ко князю или к судьям бежит обиды деля своего господина, то про то не роботят его, но дати ему правда»[173]. В «Митрополичьем Правосудии» этот закуп рассматривается стоящим перед судом по вопросу о расторжении своих отношений с господином. Терминология этих двух памятников, тесно связанных между собою генетически, совершенно тождественна и, на мой взгляд, не вызывает никаких сомнений. В обоих памятниках говорится о рабе и закупе, причем в «Митрополичьем Правосудии» рабы и закупы считаются двумя разновидностями одного родового понятия — челядь.

Это разъяснение источника для нас имеет огромное значение, и здесь я должен полностью согласиться с замечанием С. В. Юшкова в его предисловии к «Митрополичьему Правосудию»: «Прежде всего, выясняется, что нельзя отождествлять челядинов с холопами, как это до сего времени делалось. Оказывается, существовали челядины полные и челядины-наймиты»[174]. Это, конечно, совершенно верно, но все же требует некоторого уточнения.

В нашей старой литературе по этому предмету дело обстоит не совсем так, как думает С. В. Юшков; мы можем здесь встретить немало интересного.

Вот, например, что говорит по этому поводу Владимирский-Буданов: «Факты языка указывают, что древнейший первоисточник рабства находился в связи с семейным правом. Слово „семия“ (по словарю Востокова) означает рабы, домочадцы… Термины: челядь (чадь, чадо)[175], раб (роба, робенец, ребенок), холоп (в малор. хлопец — мальчик, сын) одинаково применяются как к лицам, подчиненным, отеческой власти, так и к рабам»[176].

В. И. Сергеевич по этому вопросу писал: «Челядь одного корня с чадью и чадом и означает домочадцев». Дальше Сергеевич уже к этому термину не возвращается, но в своих толкованиях термина «холоп» дает понять, как он относится и к термину «челядь». «Правда Русская» не просто говорит о холопах, она различает еще «обельное холопство» (ст. 110 Троицк. IV сп.), а иногда, вместо того чтобы сказать «холоп», она говорит «обель». «Были, значит, — продолжает он дальше, — холопы совершенные и несовершенные. Что же такое несовершенный холоп?» — спрашивает он и отвечает на этот вопрос так: «Холоп и роба… означает слугу и работницу. Но слугой и работницей могут быть и вольные люди. Вольная работница, следовательно, может быть тоже названа рабой, а вольный слуга — холопом». В доказательство этой мысли Сергеевич ссылается на указ 1597 г., говорящий о «добровольном холопстве». «Только „обельные холопы“ или „полные“ суть несвободные люди или рабы в настоящем смысле этого слова»[177].

Если исключить из этого рассуждения ссылку на указ 1597 г., относящийся к совсем иным условиям, к другому времени и поэтому ни в коем случае не могущий служить аргументом для мысли Сергеевича, то можно признать мысль автора если не доказанной в полной мере, то, во всяком случае, весьма правдоподобной и интересной. Рассуждения автора о холопстве, несомненно, должны быть распространены и на термин «челядь».

Такого же приблизительно мнения о холопе был и Погодин. Он различал холопов временных и полных[178].

Самоквасов, как это очень часто бывает с ним, занимает и относительно этого вопроса особое место.

«В эпоху „Русской Правды“, — пишет он, — рабские поселения, принадлежавшие церковным учреждениям, князьям и боярам, назывались селами». «Летописи говорят о существовании в XII в. многих княжеских, церковных и боярских сел, населенных челядью или чадью…»[179] В доказательство этих своих положений он ссылается на известные тексты Ипатьевской летописи, говорящие о челяди. Но считая челядь рабами, Самоквасов и часть смердов включает сюда же, так как он думает, что «земледельцы рабского состояния княжеских сел в эпоху „Русской Правды“ назывались смердами в тесном смысле»[180]. Другими словами, Самоквасов зависимых от феодалов смердов называет «земледельцами рабского состояния». Стало быть, если учесть оригинальную терминологию Самоквасова, то станет совершенно ясно, что он считает челядь состоящей из рабов и зависимых смердов.

По некоторым признакам можно думать, что Аристов тоже не всегда считал «челядь» рабами. По этому предмету мы имеем у него следующую фразу: «В селах князей народонаселение состояло из челяди и рабов, число которых доходило до 700, напр., в селе Святослава»[181]. Далее, однако, он высказывается за понимание челяди в смысле рабов[182].

Другие исследователи совершенно определенно термин «челядь» понимали в смысле рабов.

Так именно трактовали этот термин Чичерин, Беляев, Дьяконов и др.

Чичерин, говоря об источниках рабства, указывает на один из них, именно «рождение от рабыни», и тут же поясняет свою мысль: «Плод от челяди так же, как плод от скота, составляет собственность хозяина»[183]. Беляев высказывает аналогичное мнение[184].

Так же смотрит на этот предмет и Дьяконов. Он понимает термин «челядь» очень прямолинейно. По его мнению, это одно из наименований рабов, и только. Известное упоминание в Ипатьевской летописи под 1146 г. о 700 человек челяди в Путивльском имении кн. Святослава и другие упоминания в том же источнике челяди (под 1159 г.) Дьяконов относит к рабам без всяких оговорок[185].

Итак, в нашей литературе можно без труда различать два основных направления: 1) понимание термина «челядь» в смысле рабов и 2) понимание этого термина в более широком значении, куда входят и рабы, и не рабы. Второе мнение мне представляется более приемлемым и доказуемым, по крайней мере за известный период времени.