Для непосредственного решения задачи жизнеобеспечения сознание не только не нужно, оно может мешать, нарушая спасительные автоматизмы организма. Происходят опасные ошибки и сбои поведения, когда сознание пытается регулировать действия, которые обычно осуществляются автоматически. Известно, что люди, попав в катастрофу, чаще погибают не от реального физического воздействия, а от ужаса, охватывающего их сознание. Гораздо сложнее пройти по бревну над пропастью, чем пройти по такому же бревну, лежащему на земле. Однако лунатики, находясь в бессознательном состоянии, могут без всякого страха показывать чудеса эквилибристики, недоступные им при полном сознании, – ходить по карнизам крыш, карабкаться по веревке на башню и т. п.

Наконец, история полна примеров поведения, когда именно сознание побуждает человека рисковать своей жизнью и здоровьем: Муций Сцевола сжигает на огне свою руку, демонстрируя величие римского духа; Джордано Бруно идет на костер, защищая весьма сомнительную с сегодняшней точки зрения идею множественности миров; Наполеон бросается под пушечный огонь на Аркольский мост, закладывая основу для еще более абсурдной идеи мировой империи; А. С. Пушкин вполне сознательно идет под пулю Дантеса, защищая свое представление о чести; а великий математик Э. Галуа стреляется (и погибает, едва пережив свое двадцатилетие) со своим приятелем в упор из пистолетов, из которых только один заряжен, ибо оба юных дуэлянта считали неприличным целиться друг в друга. Разве можно все эти, отчасти странные, но впечатляющие порывы человеческого сознания назвать биологически целесообразными способами выживания?

Тысячелетние раздумья над загадками сознания не привели к успеху. Сознание оставалось самым очевидным фактом личного опыта каждого и в то же время самой таинственной вещью на свете. Психологи не хотели смириться с этой тайной, они старались вырвать сознание из-под покрова мистики (слово «мистика» в переводе с греческого означает «таинственный») и стали изучать сознание в специальных экспериментах, как это и положено науке.

Но как изучать то, что даже не имеет ясного определения? Подобные проблемы часто возникают в науке. Когда люди стали изучать различные вещества, то сами эти вещества были для них так же таинственны, как для первых психологов оказались таинственны явления сознания. Хотя каждый человек всегда имел дело с какими-нибудь веществами, химики сначала не знали, ни что это за вещество, ни как оно получилось. Первые специалисты в этой области назывались алхимиками, и они были скорее мистиками, чем учеными. Их труд, однако, не пропал даром – появилась наука химия. Химики стали раскладывать вещества на элементы и в конце концов систематизировали все элементы в периодическую систему.

Аналогично решили поступить и психологи. Они не знали, что такое сознание, но решили разложить его на отдельные процессы и пытаться найти в этих процессах какие-либо закономерности. Им казалось очевидным, что сознание как явление тесно связано со знанием. Ведь человек осознает не само внутреннее содержание сознания или физиологические процессы, а внешний мир. Психика, – решили они, – это такое свойство мозга, которое делает мозг способным познавать, а не просто пассивно отражать раздражения. Это подчеркивает даже само слово «сознание», в разных языках мира образованное от глагола «знать». Они выделили такие познавательные процессы, как ощущение, восприятие, память, внимание, мышление и др., назвали эти процессы психическими и подвергли их экспериментальному исследованию.

Эти процессы тесно взаимосвязаны. В чистом виде они не существуют. Нельзя что-либо воспринять и осознавать при этом, что именно воспринято, без памяти. Но и нельзя ничего запомнить без того, чтобы то, что подлежит запоминанию, было воспринято. Внимание и мышление невозможны друг без друга. Даже осознание того, что человек ощущает, предполагает наличие речи, принятия решения, понимание того, о чем его просит экспериментатор, и т. п. Деление сознания на психические процессы условно, оно не имеет теоретического обоснования. Однако оно помогает в описании экспериментов и разработке объяснительных схем. (Так же, как первым химикам помогало описывать их опыты указание на такие наблюдаемые процессы, как смешивание, горение, выпадение осадка и пр., теоретические процессы, описывающие непосредственно ненаблюдаемые явления, стали известны гораздо позже.) Испытуемые – участники экспериментов всегда сами различают, требуется ли от них что-либо вспомнить (в таких случаях говорят, что в эксперименте изучают процессы памяти: запоминание, воспроизведение, забывание), или они должны сообщить, почувствовали ли они, что они что-то видят, слышат, ощущают, хотя и не могут сказать, что именно (в таких случаях обычно говорят, что в эксперименте изучается процесс ощущения), или они отчетливо осознают, что именно им предъявлено (тогда речь идет о восприятии), или пытаются решить поставленную задачу, понять предъявленный им текст (тогда говорят о мышлении), или они должны на чем-то сконцентрироваться и сосредоточенно наблюдать (концентрация внимания) или резко переключать свое внимание с одного на другое (переключение внимания) и т. п. С появлением компьютеров познавательные процессы часто стали описывать по аналогии с процессами, протекающими в компьютере. Эта аналогия только укрепила традиционное деление психических процессов. Стали говорить о приеме информации (то, что традиционно обычно называлось восприятием), переработке информации (что по аналогии связывалось с мышлением) и хранении информации (память). Разумеется, и такое деление не является четким, но оно тоже полезно при описании явлений, наблюдаемых в экспериментах.

Как только психологи стали экспериментально исследовать психические процессы, обнаружились удивительные закономерности. Прежде всего оказалось, что человек воспринимает, хранит и перерабатывает гораздо больше информации, чем осознает. Можно, например, зарегистрировать физиологические реакции на столь слабые сигналы, которые человек не видит, не слышит и т. д. Принято считать, что способность к восприятию информации органами чувств близка к теоретическим пределам. Так, глаз реагирует на 2–3 кванта света, т. е. темной ясной ночью он должен заметить пламя горящей свечи на расстоянии в десятки километров. Если бы глаз видел лучше, то он реагировал бы на собственное свечение. Ухо способно слышать соударение больших молекул – если бы оно слышало лучше, то воспринимало бы соударение молекул в ухе, а потому не способно было бы реагировать на окружающие шумы. Человек воспринимает и такую информацию, скорость предъявления которой во много раз превосходит возможности ее осознания. Даже предъявленное всего лишь на 10 мс слово, которое, разумеется, не осознается, влияет на последующую переработку словесной информации. Восприятие информации, превосходящей возможности осознания, широко используется в некоторых технологиях обучения и рекламы. Так, в одном кинотеатре был показан фильм не с обычной скоростью 24 кадра в секунду, а с добавлением еще одного, 25-го кадра с надписью «пейте кока-колу». Хотя зрители не заметили никакой надписи, продажа этого напитка в буфете кинотеатра возросла на 18 %.

Многие из нас жалуются на плохую память. Однако объем памяти человека не имеет никаких пределов: как сегодня обычно считается, человек запоминает всю полученную им информацию и к тому же с отметкой о времени получения этой информации. Во всяком случае при некоторых нарушениях сознательной деятельности (при стрессе, во время болезни, с помощью гипноза или после хирургических операций на мозге) человек иногда вспоминает то, что, по его мнению, было им ранее совершенно забыто. Случаи феноменальной памяти (о которых мы еще будем говорить далее) чаще встречаются у детей, нецивилизованных племен и умственно отсталых людей. Во много раз превосходит возможности нашего осознания и скорость, с которой человек перерабатывает огромные информационные массивы. Во всяком случае, как показывают эксперименты, человек неосознанно способен, не пользуясь вспомогательными средствами, осуществлять сложные арифметические операции, мгновенно переводить любую дату в день недели, хотя во всех таких случаях убежден, что делать подобные вычисления не умеет. Например, испытуемому, погруженному в гипнотический сон, внушается, что в ряду карточек, на которых изображены числа, он не будет видеть ту, на которой изображена формула, дающая после выполнения указанных в ней действий число 6. Карточку, на которой изображено выражение: 3x2 (или даже более сложное эквивалентное), испытуемый перестает после этого воспринимать. Для того чтобы не увидеть предъявленную карточку, т. е. не увидеть того, что стоит перед глазами, испытуемый должен был прочитать формулу, написанную на карточке, провести соответствующие вычисления и получить ответ, сравнить этот ответ с заданным в инструкции числом и после этого принять решение о том, чтобы не вводить информацию о данной карточке в сознание. И ведь все это делается почти мгновенно! В гипнотическом состоянии также улучшаются: выполнение задачи по удержанию груза и выполнение тестов на внимание, рисование, игра на музыкальных инструментах, игра в шахматы (стоит, например, внушить слабому шахматисту, что он шахматный гений, как класс его игры повышается сразу на два шахматных разряда) и т. д.