Кортес и все мы были поражены тем, с каким умом и добрыми чувствами это было сказано, и Кортес ответил, что он и так им верит и не надобны ему никакие заложники, ибо он не сомневается в их добром расположении; что ж до того, что мы ходим с оружием, таков уж наш обычай, и пусть они на это не обижаются, а за все их предложения он им благодарен и со временем надеется отплатить.

Едва закончилась эта беседа, явились другие старейшины с уймой кур, маисовых хлебов и смокв и прочих плодов, какие там произрастали; теперь наш лагерь был всем обеспечен, и те двадцать дней, что мы там пробыли, нам всего доставляли в изобилии.

о том, как в присутствии многих касиков была отслужена месса

На следующий день поутру Кортес приказал поставить алтарь для богослужения, поскольку у нас уже были и вино и облатки, и мессу отслужил клирик Хуан Диас, ибо у падре де ла Мерсед была лихорадка и он очень ослабел; при службе присутствовали Масеэскаси, старый Хикотенга и другие касики. После окончания службы Кортес удалился в свои покои, с ним пошли мы, солдаты, которые обычно были при нем, а также оба старших касика. Хикотенга сказал, что хочет преподнести ему дары, и Кортес с самым наилюбезнейшим видом ответил, что готов принять их, когда им будет угодно.

Тотчас расстелили циновки и поверх них покрывало и принесли шесть или семь рыбок из золота и не очень ценных камешков и несколько стопок одежды из агавы — все весьма убогое, и двадцати песо не стоило, и, преподнося это, касики со смехом сказали: «Наверняка, Малинче, столь малые дары наши ты примешь не так уж охотно. Но мы же присылали сказать тебе, что мы бедны и что у нас нету ни золота, ни других каких-либо сокровищ, а причина в том, что коварные и злобные мексиканцы и нынешний их правитель Моктесума выманили у нас все добро, что мы имели когда-то, за посулы мира и перемирий, которых мы у них просили, страшась их набегов. И ты не смотри, что все это малоценно, но прими благосклонно, как дар от друзей твоих и слуг». Потом они еще принесли отдельно много всяких припасов.

Кортес все взял с веселым лицом, говоря, что больше ценит эти дары, полученные из их рук и с добрыми чувствами, чем если бы кто другой преподнес ему целый дом, наполненный золотым песком, и, мол, все это он принимает охотно, и был с ними весьма любезен.

Все эти касики, видимо, договорились, что отдадут нам своих дочерей и племянниц, самых красивых девиц на выданье, и старый Хикотенга сказал: «Малинче, дабы всем вам была очевидней наша любовь и желание доставить вам удовольствие, мы хотим отдать вам наших дочерей, чтобы они были вашими женами, а вы имели потомство, ибо мы хотим, чтобы вы стали нашими братьями, раз вы такие доблестные и могучие люди. У меня есть дочь-красавица, она не была замужем, и я хочу отдать ее тебе». Также Масеэскаси и остальные касики сказали, что приведут своих дочерей и просят нас взять их в жены, и многого другого они наговорили и напредлагали и весь день от нас не отходили, и Масеэскаси и Хикотенга все беседовали с Кортесом, а поскольку старый Хикотенга был слеп, он рукою ощупывал Кортеса — голову, бороду, лицо и все тело. Что до женщин, Кортес ответил, что и он, и все мы весьма благодарны и со временем постараемся отплатить добрыми делами. При сем присутствовал падре де ла Мерсед, и Кортес ему сказал: «Сеньор падре, думается мне, сейчас самое время попытаться уговорить этих касиков отказаться от их идолов и от жертвоприношений, они, думаю, сделают все, что мы прикажем, потому что очень уж боятся мексиканцев». И монах сказал: «Вы правы, сеньор, но лучше подождем, пока они приведут своих дочерей, тогда будет повод заговорить об этом — ваша милость сделаете вид, будто не желаете принять девиц, пока их отцы не пообещают отказаться от жертвоприношений. Ежели это подействует, тем лучше, ежели нет, поступим так, как велит долг». Так и отложили до следующего дня.

о том, как касики привели своих дочерей в дар Кортесу и всем нам

На другой день те же старейшины-касики привели пятерых красивых юных девиц — хотя и индеанки, были они хороши собою и богато одеты, и при каждой девице была еще одна молодая индеанка для услуг, и все они были дочерьми касиков. И Хикотенга сказал Кортесу: «Малинче, вот эта — моя дочь, она не была замужем, она девица, и ты возьми ее себе». Девушка подала Кортесу руку, а остальных он должен был раздать своим капитанам.

Кортес поблагодарил и с любезным выражением лица сказал, что он девиц принимает и будет их считать своими, но пока пусть остаются под опекой своих родителей. Тогда касики спросили, по какой причине мы их не берем теперь же. Кортес ответил, что сперва он хочет сделать то, что велит наш Господь Бог, в коего мы веруем и коему поклоняемся, и ради чего его послал сюда король, наш повелитель, — убедить их отказаться от идолов и перестать приносить в жертву и убивать людей, ниже творить иные гнусные дела, какие у них в обычае, но уверовать в то, во что веруем мы, в единого истинного Бога. И еще он рассказал им многое касательно нашей святой веры, и речи его, бесспорно, были объяснены наилучшим образом, ибо донья Марина и Агилар, наши толмачи, уже поднаторели в этих материях и переводили превосходно. Потом касикам показали изображение Богоматери с Божественным ее Сыном на руках. И сказали им: ежели они хотят быть нашими братьями, заключить с нами истинную дружбу и чтобы мы с наилучшими чувствами взяли себе их дочерей и, как они говорят, сделали их своими женами, то пусть немедля отрекутся от своих нечестивых идолов и уверуют и поклоняются нашему Господу Богу, в коего мы веруем и кому поклоняемся, и тогда они увидят, как им будет хорошо, — им не только будет даровано здоровье и благоприятная для урожая погода, но и все дела их пойдут успешно, а когда они умрут, их души вознесутся на небо, чтобы наслаждаться там вечным блаженством, а ежели они будут и далее совершать жертвоприношения, как сейчас делают, своим идолам, которые на самом-то деле дьяволы, те утащат их в преисподнюю, где им придется вечно гореть в жарком пламени.

На все эти рассуждения они ответили вот что: «Малинче, мы тебя понимаем и поняли уже давно и охотно верим, что этот ваш Бог и эта великая госпожа очень хорошие. Но посуди сам, ты ведь только недавно пришел к нам. Со временем мы поймем гораздо яснее, в чем добро. Как ты хочешь, чтобы мы оставили наших теулов, которых наши предки с давних пор почитали богами, поклонялись им и приносили жертвы? Ежели бы мы, старики, в угоду тебе и захотели бы это сделать, что скажут все наши жрецы, и все соседи, и юноши, и девушки нашей провинции? Они же восстанут против нас. Тем паче что жрецы уже спрашивали главного нашего теула, и ответ гласил, что мы не должны отказываться от человеческих жертвоприношений и от всего, что делали раньше. Иначе теулы уничтожат всю нашу провинцию голодом, мором и войнами». Вот так сказали они и прибавили, чтобы мы более не трудились говорить об этом предмете, ибо они от жертвоприношений не откажутся, хотя бы их убили.

Услышав таковой ответ и оценив их правдивость и бесстрашие, падре де ла Мерсед, человек разумный и ученый богослов, сказал: «Сеньор, пусть ваша милость больше на этом не настаивает, ибо негоже делать их христианами насильно, и я бы не хотел повторить даже то, что мы совершили в Семпоальяне, сбросив идолов, пока они не постигнут нашу святую веру. Что толку забрать сейчас их идолов из одного капища или кумирни, ежели они тотчас перенесут их в другие? Лучше, чтобы они постепенно усваивали наши поучения насчет праведной и благой жизни, дабы впредь наши добрые советы пошли им впрок». С тем же обратились к Кортесу трое наших кабальеро, а именно Педро де Альварадо, Хуан Веласкес де Леон и Франсиско де Луго, и сказали: «Очень правильно говорит падре, и вашей милости лучше ограничиться тем, что было сказано, и более не тревожить касиков этим предметом». Так и поступили.