Глава 7

Фредди, действительно, сдержал свое слово — в награду за мой перевод с русского меня назначили на новую должность — начальником лаборатории строительных материалов.

Хотя я получал здесь лишних 25 долларов в неделю, работа для меня как конструктора была не очень интересной. Изо дня в день повторялось одно и то же: мои лаборанты лепили лепешки из цементного теста, трясли в ситах песок и гравий и давили пробные кубики из бетона. Но я пошел в лабораторию, не споря, потому что здесь можно было строить модели и испытывать лед как строительный материал.

Фредди посещал меня аккуратно (чтобы получать свои тридцать процентов комиссионных). Кажется, добросовестность моя несколько удивляла его. Он считал меня симпатичным, но немножко придурковатым парнем и, как в старое время, охотно просвещал меня, как надо жить, приводя примеры из своих спекуляций или спекуляций Чилла.

— У шефа светлая голова, — говорил Фредди. — Он умеет делать деньги из земли, воды, воздуха и огня.

Такой уж был характер у Фредди. Он всегда восхищался преуспевающими людьми. И, слушая его, я вспоминал футбольное поле и нас, юнцов, столпившихся вокруг Фредди.

— У нашего тренера светлая голова, — говорил Фредди тогда, — он умеет делать голы из любого мяча. Учитесь, мальчики, рассчитывать ногами. Голы — это ваш основной капитал на футбольной бирже.

И вот как-то раз, прервав рассуждения Фредди, я спросил его — нет ли у Чилла новых сообщений о работах профессора Чернова.

Отвечая мне, Фредди многозначительно усмехнулся и понизил голос:

— Шеф сам, не торгуясь, выплатил бы десять тысяч за новые сообщения из России. Но разве что так просто? Помнишь, в статье, которою мы переводили с тобой, упоминался газгольдер, какой-то порошок и пар. Все наши эксперты единогласно сказали, что русские замораживали воду твердым воздухом. Шеф приказал ставить опыты… но ничего не получается. И в чем тут загвоздка, никто не может понять.

— Но если русские замораживали, значит есть какой-то способ, — заметил я.

— Есть-то есть, только найди его, попробуй. Шеф всадил в опыты хорошую сумму, а результатов все нет. Он целую неделю грыз кулаки от злости, но тут ему подвернулся контрольный пакет Всемирной Жевательной резинки, шеф проглотил эту резинку стоимостью в 3 миллиона и утешился. Три миллиона долларов, Аллэн! Ничего себе! Нам бы с тобой на двоих для начала. Чтобы ты сделал, Аллэн, будь у тебя полтора миллиона?

Задавая этот пустопорожний вопрос, который миллиону американцев задают друг другу во время обеда, после обеда или вместо обеда, Фредди не знал, что, конечно, ответ у меня заготовлен заранее. Только накануне я составил приблизительную смету. По моему расчету, имея в руках полтора миллиона, я мог бы начать строительство.

И я рассказал Фредди все: о плотине, о шлюзах и водосливе, о том, как я думаю бороться с текучестью льда и фильтрацией теплых грунтовых вод, о гидростанции на реке Святого Лаврентия и миллионе ферм на дне Северного моря.

Фредди слушал мою взволнованную речь с любопытством, изредка скептически улыбался, но когда я дошел до переселения безработных на дно, приятель расхохотался шумно, откровенно и неудержимо.

— Ой, не могу! (взрыв хохота)… Нет, какова наивность! (хохот)… Я не могу поверить, Аллэн, ты мой ровесник, а рассуждаешь, как ученица воскресной школы. Новые земли для безработных?! Миллион ферм на дне моря?! Неужели это всерьез? Нет, не могу поверить.

Я был ошарашен, возмущался и недоумевал и выглядел, должно быть, преглупо.

— Слушай, мальчик, — сказал Фредди, покусывая губы. — Если ты сам не понимаешь, я тебе объясню. Мы даем Европе займы, чтобы она покупала зерно на хлебной бирже в Чикаго, яичный порошок Фокса и консервы Чилла. Кто тебе разрешит засеять десять миллионов гектаров возле самого Лондона? Газеты съедят тебя живьем, тебя линчуют на каком-нибудь элеваторе. В Айове и Канзасе пшеницей топят паровозы, в Огайо обливают картофель керосином. Нам нужны не сытые фермеры, а покупатели, миллионы голодных, чтобы они просили хлеба, чтобы они забирали в долг, в кредит, чтобы они закладывали нам жен, детей, свои дома и бессмертные души… Вот, что нужно. Ты придумай, как разорить лишних десять миллионов, тогда тебе скажут спасибо.

— Бедный мальчик! Ты предлагаешь заменить льдом бетон и воображаешь, что решил все трудности. Да разве остановка за бетоном? Нет, дорогой, вся беда в том, что по нашему закону реки принадлежат государству и частным владельцам тепловых станций невыгодно, чтобы с ними конкурировала дешевая государственная энергия. Разговоры о гидростанции на реке Святого Лаврентия продолжаются без толку десять лет только потому, что Уолл-Стрит при помощи газет и лоббистов проваливает в конгрессе этот проект. Ты не пробьется никогда. В лучшем случае v тебя купят идею, чтобы положить ее в сейф.

Я был смущен. Все это слишком похоже на правду, по мне не хотелось сдаваться и, напрягая голову, я подыскивал возражения.

— Великодушие, благоденствие, справедливость! — продолжал Фредди. — все это хорошо в предвыборных речах. Говорят, что все мы временные пассажиры на этой планете, но мне хотелось бы проехать свой путь в первом классе. А ты, сидя в трюме, на самом дне, сочиняешь новые рейсы! Разве планета ради тебя свернет со своей орбиты? Смешно!

— Если хочешь знать, я могу тебе рассказать, что я бы сделал, будь у меня полтора миллиона. Я открыл бы университет — да. да, первоклассный университет: светлые лаборатории, лучшие профессора, самые толковые студенты со всей Америки. И отметь, все это из любви к бедным молодым студентам, которые работают официантами и дворниками, чтобы заплатить за свои учебники и грошовые обеды, из чистой благотворительности, в кредит, с уплатой в рассрочку после окончания. Я ручаюсь, что через десять лет я задушу все другие платные университеты и колледжи. Я один буду поставлять инженеров в стальные тресты, химиков на газовые заводы, физиков для атомной промышленности. Мои люди будут изобретать снаряды и броню, газы и противогазы, самолеты и зенитные орудия. Я буду изготовлять целые партии болтунов высшего класса — католикам и протестантам, республиканцам и демократам — за одинаковую цену. Остановка за небольшим — полтора миллиона! Полтора миллиона — пустяк для колбасника Чилла, а для бедняка Фредди — недоступная вершина.

— Ты хочешь торговать инженерами, как неграми, — сказал я с отвращением.

— Да. да, торговать! — вскричал Фредди. — Я хочу делать большие деньги все равно на чем. Шеф продает требуху и вонючие кишки — он столп общества. Доктора делают свой бизнес на болезнях, преподобные проповедники — на царстве божьем. У нас есть короли рельсов, нефти, газов, короли газетной лжи и кинолжи. Одни короли торгуют голосами голосами избирателей, конечно, другие — ногами, я имею в виду ноги футболистов, третьи — кулаками боксеров, их выбитыми зубами и сломанными носами. А я собираюсь торговать мозгами. Король мозгов Альфред Палома! Как это звучит? Не хуже, чем говяжий король?

— Ты пойми, Аллэн: наука — это средство делать деньги, такое же средство, как футбол, политика или скотобойни. Есть два сорта людей волки, и бараны. Боюсь, что ты профессиональный баран. Ты рожден, чтобы тебя стригли. У тебя в голове в три раза больше, чем у меня, но без меня ты не смог найти работу. И дальше будет то же самое. Я буду продавать чужие мозги и богатеть, а ты со своими химерами зачахнешь. На бирже не котируются бредни, на них нет спроса. Тебе лучше было бы ехать в Россию, красные любят фантазеров. Я думаю, что ты недаром изучал русский язык, наверное, у тебя бабушка славянка. Я давно замечал, что в тебе есть что-то неамериканское.

— Ну, знаешь, — сказал я сквозь зубы, окончательно теряя равновесие. Я не знаю, кто из нас двоих настоящий американец. Мои предки приехали на "Майском цветке" и, когда они варили дикого индюка, твои объедались макаронами.

Фредди ушел, обидевшись, но я даже не заметил его ухода. Я был сбит с толку окончательно. Фредди сказал странные слова: "тебе лучше было бы ехать в Россию".