Следует сделать одну оговорку — Ладожанин нигде не говорит о власти варягов над славянами; он только утверждает, что славяне получили свое имя от придуманных им варягов-руси. Это не столько историческая концепция, сколько попутные этнонимические замечания, не являвшиеся странными в XII в. для той среды, где варяги-шведы были и торговыми соседями, и частью княжеского придворного окружения (двор княгини Христины), и некоторой частью жителей города.

Утверждать на основании единственной фразы (правда, повторяемой как рефрен) «от варяг прозвася Русская земля», что норманны явились создателями Киевской Руси, можно было только тогда, когда история еще не стала наукой, а находилась на одном уровне с алхимией.

Появление норманнов на краю «безлюдных пустынь Севера» отражено еще одним русским источником, очень поздно попавшим в поле зрения историков. Это — записи в Никоновской летописи XVI в. о годах 867–875, отсутствующие в других, известных нам летописях, в том числе и в «Повести временных лет» (в дошедших до нас редакциях 1116 и 1118 гг.). Записи эти перемешаны с выписками из русских и византийских источников, несколько подправлены по языку, но сохранили все же старое правописание, отличающееся от правописания самих историков эпохи Василия III, составлявших Никоновскую летопись.

Записи о событиях IX в.	Текст о событиях XVI в.
събравъшеся	собрание
възвратишася	возвратишася
въсташа	возсташа[429]
сътвориша

1. Софийский собор в Киеве. 1037 г. В глубине алтарной конхи — мозаичное изображение богородицы «Нерушимая стена»

2. Часть княжеской диадемы XI в. (Южная Киевщина). Золото и перегородчатая эмаль русской работы

3. Софийский собор в Киеве. Мозаичное изображение пророка XI в.

4. Икона «Знамение» XII–XIII вв. Предположительно киевского происхождения

Дополнительные сведения за 867–875 гг. можно было бы счесть за вымысел московских историков XVI в., но против этого предостерегает отрывочный характер записей, наличие мелких несущественных деталей (как, например, смерть сына князя Осколда) и полное отсутствие какой бы то ни было идеи могущей, с точки зрения составителей, придать смысл этим записям. Более того, записи о Рюрике противоречили своим антиваряжским тоном как соседним статьям, почерпнутым из «Повести временных лет» (1118 г.), так и общей династической тенденции XVI в., считавшей Рюрика прямым предком московского царя. Что же касается допущения о вымысле этих записей, то и в этом отношении они резко выпадают из стиля эпохи. В XVI в. придумывали много, но придумывали целые композиции, украшенные «сплетением словес». С точки зрения литераторов XVI в., отдельные разрозненные фактологические справки не представляли ценности.

Хронология в этих дополнительных записях очень сложна, запутанна и отличается от хронологии «Повести временных лет». Она расшифровывается только после анализа византийского летоисчисления IX–X вв. и сопоставления с точно известными нам событиями[430].

Представляет большой интерес то, что записи Никоновской летописи восполняют пробелы в «Повести временных лет», где между событиями первых датированных годов существуют значительные интервалы.

«Повесть временных лет»	Дополнения Никоновской летописи
859	г.
862	г.
866	г.	867 г.
записей нет	875 г.
«	«
879	2.
882	2. и далее

Рассмотрим все первые датированные (даты условны) события русской истории по обеим группам.

«Повесть временных лет» (1118 г.)

859. Варяги берут дань с Чуди, Словен, Мери, Веси и Кривичей.

862 г. Северные племена изгнали варягов. Усобицы. Призвание варягов. Рюрик обосновался в Ладоге (ред. 1118 г.), а через два года в Новгороде.

Рюрик раздает города своим мужам: Полоцк, Ростов, Белоозеро, Двое «бояр» рюриковых — Асколд и Дир — отправились в Киев и стали там княжить.

866 г. Асколд и Дир совершили поход на Царьград.

867 г. (дата условна). «Въсташа Словене, рекше новгородци и Меря и Кривичи на варяги и изгнаша их за море и не даша им дани. Начата сами себе владети и городы ставити. И не бе в них правды и возста род на род и рати и пленения и кровопролитна безпрестани. И по сем събравъшеся реша к себе: «Да кто бы в нас князь был и владел нами? Поищем и уставим такового или от нас или от Козар или от Полян или от Дунайчев или от Варяг». И бысть о сем молва велия — овем сего, овем другаго хотящем. Та же совещавшеся, послаша в Варяги».

870 г. Прибытие Рюрика в Новгород.

872 г. «Убиен бысть от болгар Осколдов сын». «Того же лета оскорбишася новгородци, глаголюще: «яко быти нам рабом и многа зла всячески пострадати от Рюрика и от рода его».

Того же лета уби Рюрик Вадима Храброго и иных многих изби новгородцев съветников его».

873 г. Рюрик раздает города: Полоцк, Ростов, Белоозеро. «Того же лета воеваша Асколд и Дир Полочан и много зла сътвориша».

874 г. «Иде Асколд и Дир на Греки…»

875 г. «Възвратишаяся Асколд и Дир от Царяграда в мале дружине и бысть в Киеве плачь велий…»

«Того же лета избита множество печенег Осколд и Дир.

Того же лета избежаша от Рюрика из Новагорода в Киев много новогородцких мужей»[431].

Приведенные отрывочные записи, не составляющие в Никоновской летописи компактного целого, но разбавленные самыми различными выписками из Хронографа 1512 г. и других источников, представляют в своей совокупности несомненный интерес. Те события, которые в «Повести временных лет» очень искусственно сгруппированы под одним 862 г., здесь даны с разбивкой по годам, заполняя тот пустой интервал, который существует в «Повести…» между 866 и 879 гг. Абсолютная датировка сопоставимых событий в этих двух источниках не совпадает (и вообще не может считаться окончательной), но относительная датировка соблюдается. Так, в «Повести…» говорится о прибытии Рюрика первоначально не в Новгород, а в Ладогу; пишет это Ладожанин, посетивший Ладогу за четыре года до редактирования им летописи и, очевидно, с опорой на какие-то местные предания. В Новгороде же Рюрик оказался «по дъвою же лету», что и отражено записями Никоновской летописи.

Главное отличие «Повести временных лет» (2 и 3 редакции) от никоновских записей заключается в различии точек зрения на события. Сильвестр и Ладожанин оба излагали дело с точки зрения варягов: варяги брали дань, их изгнали; начались усобицы — их позвали; варяги разместились в русских городах, а затем завоевали Киев. Автор никоновских записей смотрит на события с точки зрения Киева и Киевской Руси, как уже существующего государства. Где-то на крайнем славяно-финском севере появляются «находники» — варяги. Соединенными силами северные племена заставили норманнов уйти к себе за море, а затем после усобиц начали обдумывать свой новый государственный порядок, предполагая поставить единого князя во главе образовавшегося союза племен. Обсуждалось несколько вариантов: князь мог быть избран из среды объединившихся племен («или от нас…»), но здесь, — очевидно, и содержалась причина конфликтов, так как антиваряжский союз образовался из разных и разноязычных племен. Названы и варианты приглашения князя со стороны: на первом месте — Хазарский каганат, мощная кочевая держава прикаспийских степей; на втором месте — Поляне, т. е. Киевская Русь; на третьем месте — «Дунайцы», загадочное, но чрезвычайно интересное понятие, географически связанное с низовьями и гирлами Дуная, вплоть до конца XIV в. числившимися (в исторических припоминаниях) русскими[432]. И на самом последнем месте — Варяги, к которым и направили посольство. Предпочтение призвания шведского конунга объяснялось, надо думать, тем, что варяги и без приглашения, но с оружием появлялись в этих северных местах. Призвание варяга (речь шла об одном князе) было, очевидно, обусловлено принципом откупа «мира деля». Мы не знаем, какова была действительность, но тенденция здесь резко расходится с той, которую проводили летописцы Мономаха, считавшие варягов единственными претендентами на княжеское место в союзе северных племен. Тенденцию эту можно определить как прокиевскую, так как первой страной, куда предполагалось послать за князем, было киевское княжество Полян. Дальнейший текст убеждает в этом, так как все дополнительные записи посвящены деятельности киевских князей Асколда и Дира.