Русская церковь играла сложную и многогранную роль в истории Руси XI–XIII вв. С одной стороны, несомненна польза церкви как организации, помогавшей укреплению молодой русской государственности в эпоху бурного поступательного развития феодализма. Несомненна и ее роль в развитии русской культуры, в приобщении к культурным богатствам Византии, в распространении просвещения и создании крупных литературных и Художественных ценностей.

Но русский народ дорогой ценой заплатил за эту положительную сторону деятельности церкви: тонкий яд религиозной идеологии проникал (глубже, чем в языческую пору) во все разделы народной жизни, он притуплял классовую борьбу, возрождал в новой форме первобытные воззрения и на долгие века закреплял в сознании людей идеи потустороннего мира, божественного происхождения властей и провиденциализма, т. е. представления о том, что всеми судьбами людей всегда управляет божественная воля.

Русские люди не были так религиозны, как это пытаются изобразить церковные историки, однако религиозная идеология во всеоружии всего средневекового искусства была препятствием на пути к свободному миропониманию.

Глава пятая. Расцвет Киевской Руси (XI — начало XII в.)

К началу XI в. государство Киевская Русь насчитывало уже два столетия своего существования. Оно прошло путь от одного из союзов славянских племен к большой феодальной державе с разноплеменным населением, в котором преобладали восточнославянские племена (вошедшие к этому времени полностью), но находились так же летто-литовские прибалтийские племена и племена финно-угорские.

Летописец Нестор в своем знаменитом введении к истории Руси перечислил все славянские союзы племен, вошедшие в Русь, а затем дал перечень иноязычных народов. Каждая единица в этом перечне, очевидно, тоже обозначает устойчивый союз нескольких племен.

«А се суть инии языци, иже дань дають Руси:

Общая территория всей державы была огромна. Ее периметр составлял примерно 7000 км. Она простиралась от бассейна Вислы на западе до Камы и Печоры на востоке; от Черного моря (устье Днепра) до Белого моря и «Студеного» моря (Ледовитого океана). Половина этого необъятного пространства представляла собой редко заселенные леса Севера с их охотничьими угодьями, но и его освоенная земледельцами часть была достаточно обширна и управление всем государством было крайне затруднено. Если, например, на Белоозере происходило какое-либо событие и киевскому князю нужно было послать туда своих людей, то они прибывали туда не ранее, чем через три-четыре месяца после события. Дороги с гатями, мостами, разведанными бродами еще только-только налаживались. Проехать из Киева в землю Вятичей «дорогой прямоезжею» считалось богатырским подвигом.

Чудь [эстонцы и коми-зыряне] Меря [финно-угорские племена	Печера [угорские племена северного Приуралья]
по Клязьме и Волге]	Ямь [часть финнов-суоми]
Весь [вепсы]	Литъва
Мурома [финно-угорские пле-	Зимегола [часть латышских пле-
мена на Нижней Оке]	мен]
Черемись [марийцы]	Кърсь
Мърдва	Норома
Пьрмь [коми-пермяки]	Либь».

Государственное начало могло утверждаться только при условии опоры на местную племенную знать, которая постепенно из «Соловьев-Разбой- ников» превращалась частично в великокняжескую администрацию, не теряя своих, идущих из первобытности, прерогатив по отношению к соплеменникам.

Обширность территории порождала целый ряд обстоятельств, влиявших на историческое развитие: во-первых, долгое время существовали значительные резервы расширения земледельческого хозяйства; во-вторых, существовала возможность широкой стихийной колонизации и ухода из феодальной зоны. В-третьих, дальность расстояний облегчала независимую политику и бесконтрольность местной власти. Правительство князя Владимира, как мы видели, делало многое для внедрения государственного начала: прокладывало дороги, боролось с разбойниками, переселяло «лучших мужей» в стратегически опасную пограничную зону. Одной из мер внедрения государственного начала (в характерной для средневековья форме, когда государственное нередко сливалось с личным) было размещение сыновей великого князя в крупных периферийных городах — бывших племенных центрах. Однако эта мера не помогла избавиться от местного сепаратизма. Почти весь XI век — время острых конфликтов, братоубийственных усобиц, осложненных и внешними нашествиями и крайней напряженностью социальных отношений. Сразу же после смерти Владимира Святославича началась десятилетняя усобица между его сыновьями, главным героем которой стал Ярослав, старший сын великого князя.

Ярослав родился около 978 г. или несколько позже. Его матерью была гордая полоцкая княжна Рогнеда, отказавшая, по словам летописца, «робичичу» Владимиру в своей руке и взятая им затем как военный трофей при разгроме Полоцка. Ярослав еще в детстве охромел, и его потом поддразнивали «хромцом».

Повествование летописи о Ярославе (враждебное ему) начинается с 1014 г., последнего года княжения Владимира.

Ярослав жил в Новгороде и ежегодно собирал здесь дань в 3 тыс. гривен; тысячу гривен он оставлял на содержание своей дружины в Новгороде, а две трети собранного посылал в столицу Руси. Таков был «урок», годовая норма. Но, пожив много лет в отдаленном торговом городе с широкими заморскими связями, Ярослав решил отказаться от выплаты этого урока, чем вызвал гнев отца, строго следившего за единством всех частей Руси и заставлявшего в свое время новгородцев строить крепости для защиты от печенегов далеко на юге. Владимир приказал мостить мосты, расчищать лесные дороги на Новгород, но разболелся.

Ярослав же, оказывается, собирался вступить в настоящую войну с родным отцом и нанял в Швеции большие отряды варягов.

Женатый на дочери шведского короля Олафа, он имел прямые связи с варягами. Скандинавские саги, повествующие 6 «конунге Ярислейфе» (Ярославе), называют имена варяжских предводителей — Эймунда и Рагнара, приглашенных им и Новгород, и сообщают любопытные подробности о договоре найма, о жадности и вероломстве варягов.

Князь Ярослав Владимирович Мудрый. Реконструкция М. М. Герасимова по подлинному черепу Ярослава

Наемники буйно и разгульно вели себя в русском городе: «И начата варязи насилие деяти на мужатых женах». Однажды августовской ночью 1015 г. новгородцы собрались и изрубили варягов-обидчиков во дворе Поромона. Князь Ярослав «разгневася на граясаны», но не сразу обнаружил свой гнев. Он заманил, «обольстил» тысячу славных воинов (возможно, бояр и воевод новгородской тысячи) и изрубил их в отместку за варягов; часть горожан бежала. К концу трагической ночи в Новгород прискакал гонец из Киева с письмом к Ярославу от его сестры Предславы, извещавшей о том, что 15 июля старый князь скончался, а между братьями уже началась кровавая борьба за престол.

Утро началось примирением Ярослава с новгородцами. Он собрал уцелевших горожан на поле, открыл вече и обратился к нему с необычной речью: «О, моя любимая и честная дружина, которую я вчера в безумии своем изрубил! Смерть их теперь никаким золотом нельзя искупить… Братья! Отец мой Владимир умер; в Киеве княжит Святополк. Я хочу идти на него войной — поддержите меня!»

Новгородцы выставили 3 тыс. воинов и двинулись с Ярославом к Киеву. Три месяца простоял новгородский князь у Любеча на Днепре, где встретил его Святополк, и уже поздней осенью решился напасть на брата. Битва под Любечем была выиграна новгородским войском. Святополк бежал к печенегам, а Ярослав торжественно вошел в Киев.