Бог Род был верховным божеством неба и вселенной. Ему приносили кровавые жертвы. Особый праздник, приходящийся на 20 июля (день бога-громовержца), документирован для славян района Родни календарем IV в. н. э., а в 983 г. в этот срок был принесен в жертву молодой варяг, доживавший в Киеве[463]. Принесение своим богам в жертву чужаков, пленных, побежденных врагов было обычным в древности у многих народов и носило специальное название «ксеноктонии» (греч.). Очевидно, этот обычай ежегодных жертвоприношений и породил у иностранных писателей те разделы их сочинений, где говорится слишком расширительно об убийстве иноземцев вообще.
Запрет въезда в область Уртаба с целью торговли вполне объясним в том случае, если мы отождествим Уртаб (Артанию) с Роднем, — здесь, близ Витичева (города, упоминаемого Константином в связи с полюдьем), скапливались однодревки перед отплытием в Византию. Здесь, в последнем защищенном лесными островами участке Днепра, производилось, очевидно, окончательное снаряжение флота и сортировка товаров, предназначенных для продажи на далеких международных рынках. Купцы и соглядатаи здесь были не нужны. Уртаб-Родень не исключался из торговли, но здешним торгом ведал Киев, люди «из Куябы»; недаром здесь, почти у самой границы Руси, находился «теремной двор» князя Святослава.
Наиболее логичным представляется такое отождествление «трех городов Руси»:
Куяба — Киев;
Слава — Переяславль;
«Арта» — Родень на устье Роси.
Все три города на одной реке, на Днепре.
Куяба — «ближайший к странам ислама» город назван так потому, что информаторы попадали в него по магистральной дороге из Булгара в Киев. Два других города стояли уже в стороне от этой магистрали: Артания в четырех днях пути (вниз по реке) от Киева, а Славин в четырех днях пути от Артании, если плыть вверх по Днепру от устья Роси к Переяславлю. Передаваемый из сочинения в сочинение рассказ о вывозе гибких стальных мечей из Киева и Уртаба находит подтверждение в легенде хазар о попытке их возложить дань на полян. В ответ на требование дани
«Съдумавъше же Поляне и въдаша от дыма — мечь… И реша старьци козарьстии: «недобра дань, къняже… си имуть имати дань на нас и на инех странах» Се же събысться вьсе»[464].
Киевская легенда о хазарах могла быть известна и на хазарском востоке.
Славил торгует с болгарами. Переяславль расположен ближе других городов к внутренним болгарам Левобережья, постоянно воюющим с русами; этим и объясняется оговорка относительно торга тогда, «когда бывает мир».
Уртаб — Родень. Сюда, в место сосредоточения торгового флота с полюдьем, в город, контролируемый самим великим князем Киевским (и до сих пор называемый «Княжьей горой»), не пускают иностранных торговцев. Здесь в святилище Рода (по имени которого назван город) приносили в жертву чужаков. Все это вместе окутывало район Княжьей горы раз- личными легендами, созданию которых Киев мог содействовать целенаправленно. Название этого города так варьирует в арабской графике и такие разные города подставляются при расшифровке, что приравнивание Уртаба Родню является, пожалуй, одним из наиболее удачных вариантов.
Куяба, Славия и Уртаб — это не три государства, не три «центра Руси», а просто Киев и два соседних города, игравшие важную роль в жизни Киевской Руси и интересовавшие восточных купцов, прибывавших в Киев из Булгара. Наместников князей (или их сыновей) они принимали за «царей» и повторяли легенды о самом удаленном городе Родне, путь куда им был заказан. Уже к началу X в. место Родия занял Чернигов, вошедший в триаду важнейших русских городов.
Ежегодно весной Киевская Русь осуществляла свою вторую государственную задачу — вывоз огромного количества товаров, полученных за полгода кругового объезда — полюдья. Сборщики дани превращались в мореплавателей и караван-башей, в воинов, пробивавшихся через кочевнические заслоны, и в купцов, продававших привезенное с собой и закупавших все то, что производил богатый Восток, ослеплявший тогдашних европейцев своей роскошью. Ладьи, строившиеся всю зиму чуть ли не во всех славянских землях, наполненные бочками с воском и медом, мехами бобров, чернобурых лисиц и другим товаром, готовились к отплытию в далекие моря в самом Киеве и соседних городах на Днепре — Вышгороде, Витачеве, где была сигнальная башня, извещавшая огнем о приближении печенегов, Переяславле Русском и Родне. Самой южной гаванью-крепостью на пограничной р. Суде в 10 км от Днепра был город Желни (городище Воинь), своеобразное сооружение, где вышедшие из Руси суда могли, в случае неожиданных неблагоприятных вестей, укрыться в прибрежном укреплении, внутрь которого ладьи могли войти прямо из реки.
«В июне месяце, двинувшись по реке Днепру, они (о дно древки русов) спускаются в Витичев, подвластную Руси крепость. Подождав там два — три дня, пока подойдут все однодревки, они двигаются в путь и спускаются по названной реке Днепру» (Константин Багрянородный).
Далее Константин подробно описывает (очевидно, по словам варяга русской службы) тяжелый и опасный переход флотилии через днепровские пороги. Названия порогов он приводит как по-славянски, так и по- русски», принимая служебное положение современника Свенельда, служившего Руси, за его национальность. «Русские» названия порогов (действительно в ряде случаев скандинавские) доставили большую радость норманистам, но на самом деле они не доказывают ничего большего, чем наличие варягов на службе у киевского князя, что и без того известно как из договора Руси с тем же Константином, так и из летописной справки о том, что Игорь в это самое время нанял варягов для войны с греками.
«Первый порог называется Эссупи, что по-русски и по-славянски означает «Не спи!». Этот порог настолько узок, что не превышает ширины ипподрома. Посредине его выступают обрывистые и высокие скалы, наподобие островков. Стремясь к ним и поднимаясь, а оттуда свергаясь вниз, вода производит сильный шум и внушает страх».
Русы с трудом переволакивали свои суда через каждый порог, иногда даже вытаскивая из них поклажу и волоча ладьи по берегу. Так они добирались до «Крарийской переправы» (Кичкас), которой пользовались херсонесские купцы, ходившие в Русь. Весь этот путь проходил под обстрелом печенегов. Пройдя пороги, на острове Хортице (близ современного Запорожья)
«…русы совершают свои жертвоприношения, так как там растет огромный дуб. Они приносят живых петухов, кругом втыкают стрелы, а иные кладут куски хлеба, мяса…»
От Хортицы русы плывут к острову Березани, близ устья Днепра, и там дополнительно оснащаются перед плаванием по морю. Далее их путь лежит к устью Днестра, а оттуда к гирлу Дуная Селины.
«Пока они не минуют реки Селины, по берегу за ними скачут печенеги. И если море, что часто бывает, выбросит однодревки на сушу, то они все их вытаскивают на берег, чтобы вместе противостоять печенегам».
Плавание вдоль западного берега Черного моря (к которому нам еще придется вернуться) завершалось в Константинополе, где русские «гости» проводили все лето, возвращаясь лишь для нового полюдья.
От устья Днепра или от острова Березани предстоящий морской маршрут русов раздваивался: одним направлением был указанный путь в Царьград, а другим — сложный путь в Хазарию и далее в «жребий Симов», в далекие страны Халифата, о чем мы уже знаем из рассказа Ибн-Хордадбеха середины IX в.:
«Русы-купцы — один из разделов славян. Они возят меха белок, черно- бурых лисиц и мечи из крайних пределов славянства к Черному («Римскому») морю, и берет с них десятину византийский властелин. А то они отправляются по Дону («Танаису»), славянской реке, проходят до Хамлиджаса, хазарской столицы, и берет с них десятину ее властелин»[465].