Моим помощником по кухне был Алик — по национальности киргиз. Он выполнял черную работу — подготавливал плиту, носил воду, следил за продуктами. И вот в один солнечный день с одной стороны прервала, внизу, мы заметили стадо баранов. Алик, приметив стадо, хитро улыбаясь, заметил: «Смотри Бойка, шашлык пасется».

Немного подумав, решил — а почему бы и нет? Когда мы начали спускаться вниз, мне пришло в голову — как же мы затащим барана на гору? На такой вопрос Алик ответил: «Эй, ара, никто тащить и не будет. Шашлик сам дойдет!»

Но вскоре выяснилось, что расстояние мы не рассчитали. Автомат оттягивал плечо, солнце пекло, а стадо начало удаляться. Поняв, что спускаться далее бесполезно, мы прилегли отдохнуть на склоне.

В это время мимо проезжал пассажирский автобус, и в какой-то момент я заметил вспышку фотоаппарата. Сначала мы не придали этому значения, но, когда автобус уже чуть отъехал, в воображении возникла обложка иностранного журнала с подписью «Русские вояки отдыхают на войне!» и нашей фотографией… Что-то крича, мы бросились догонять автобус, о тот уже проезжал наш КПП.

Добежав до заставы, мы доложили лейтенанту. Тот, не переставая ругаться, объявил тревогу — чтобы догнать автобус, он приказал завести старый грузовичок, на котором мы ездили за продуктами. Но несчастный «Урал», немного поворчав, заглох.

Впрочем, на следующей заставе автобус все-таки задержали, по нашему звонку. После задержания выяснилось, что фотографировал нас какой-то француз, причем не только нас, но и несколько соседних пропускных пунктов.

Застава наша состояла из нескольких постов, расположенных по периметру перевала, и центрального штаба, где располагалась и моя кухня. И вот, однажды, на одном из дальних постов, на котором в тот момент был Алик и еще один солдат, случилась тревога. Напали ли тогда на заставу «духи», или нет — неизвестно. Известно только, что, испугавшись подозрительного шороха в кустах, Алик с товарищем решили пальнуть «на шорох» из гранатомета. И пальнули — вверх. Когда к посту прибежали мы, Алик встретил меня фразой: «Ара, отпуск на хрен улетел!»

После этого случая нападения в нашем районе участились и на перевал прислали подкрепление — БТР с молодым водителем. БТР вкопали почти по самую башню на одном из самых высоких склонов и установили внутри прибор ночного видения. Водитель этот днем спал, а ночью должен был наблюдать за склоном в ПНВ (прибор ночного видения). Прошло несколько дней, и тут кто-то пустил слух, что солдат этот и ночью спит.

В одну ночь мы подобрались к БТРу и чуть приподняли крышку башни. Звонкий храп давал все понять без слов. Решили преподать урок.

Проснулся он от громкого стука автоматных прикладов о крышку люка, а наши голоса вещали с характерным для душманов акцентом: «Выходи, свынья русский, погибель прышла твоя!». Спросонья он запаниковал: «Я…я не русский, я свой, я ваш!». Это было его приговором.

Избили мы его довольно сильно. Жестоко — может быть. Но по иронии судьбы, именно по этому склону через два дня попытались напасть духи.

За несколько месяцев до демобилизации, недалеко от нас, отряд советских солдат захватили в окружение. К месту окружения немедленно выдвинулись наши войска — и одним из первых был сформирован наш караван. В нашу обязанность входило обеспечить товарищей предметами первой помощи, медицинскими препаратами, патронами, пищей, но в первую очередь — водой.

В условиях жаркой местности перемещать емкости невероятно сложно. Одно неверное движение — и сосуд из любого материала радостно летит разбиваться о камни. Дополнительные трудности создавали мины — всё, что только могло быть заминировано, хозяйственные душманы заминировали.

Так только говорят, что минные поля имеют свой порядок, свои «коридоры» и «проходы». В условиях войны тактика установки мин проста: где указали, там и ставим. Мы по большей части, почти всегда, устанавливали противопехотные.

У душманов выбор был больше: мины противотанковые, мины-лягушки, «компостерные» мины. Принцип «компостерных» мин (такие производились тогда в Италии) довольно прост: мина срабатывает после определенного количества нажатий. Такие мины позволяют подорвать одновременно несколько целей — в начале, середине и конце каравана. Именно с такой миной мы и встретились — только благодаря везению, взорвалась повозка с вещами и лишь случайно мы не попали в этот момент под обстрел. Позже нам повезло еще больше. С саперами, проверяющими дорогу впереди, шел лейтенант. Шел чуть позади, по уже проверенной территории. И вдруг один из саперов случайно навел миноискатель на его ноги — тот замигал. Лейтенант стоял точно на здоровенькой, противотанковой мине. Но благодаря тому, что лейтенант был небольшого роста и веса, мина не сработала.

В конце концов, воды мы принесли так мало, что каждому из окруженных досталось лишь по паре глотков — смочить губы. Ну и, конечно же, мы разделили долю окруженных. Помощь с вертолетов ситуацию не спасла — все сбрасываемое с них, что содержало воду, разбивалось о скалы. Затем, когда один из вертолетов был подбит неизвестно откуда вылетевшей ракетой «стингера», и эта помощь прекратилась.

Три дня мы находились в окружении. Непрерывно обстреливали, особо не сманеврируешь. Стреляли не прицельно, из дальних укрытий — душманы вообще редко идут в прямую атаку. Но осколки скал рикошетами доставались многим. Я, к примеру, получил легкое ранение в спину от отлетевшего осколка скалы. В эти три дня ни воды, ни пищи у нас практически не было.

После трех дней без воды, начинаются слуховые галлюцинации. Глаза краснеют, губы высыхают, язык прилипает к нёбу, кожа трескается по всему телу, которое требует хоть каплю драгоценной жидкости. Некоторые теряли сознание от жажды. Под палящим солнцем, под свистом пуль, под слоем пыли, казалось, что этот кошмар никогда не закончится. Он все же кончился.

За несколько месяцев до «дембеля» вдруг пробивает тоска по дому. Многие использовали любой шанс, чтобы попасть домой раньше. Я же для себя решил так: меньше буду геройствовать — целее вернусь.

И как бы ни были длинны дни начала лета, но долгожданный дембель настал — 21 июня 1981 года. Мы, солдаты, около 200 человек, летели в обыкновенном пассажирском Ту-154. До этого прошел слух, что как-то один из таких самолетов расстреляли душманы, поэтому все были с личным оружием — автоматами, выдававшимися под расписку. Маршрут полета был таков: Ташкент-Ереван-Ростов. Каждый из нас выходил в ближайшем к нему городе.

Через некоторое время после начала полета, к нам вышла стюардесса и объявила, что через 5 минут мы окажемся на территории Советского Союза. Следующие пять минут, видимо, были одним из самых странных в ее жизни. Когда двести вооруженных мужчин начинают, как дети, прыгать и веселиться, едва не паля «в воздух» и угрожая падением самолету, испугается кто угодно. Самолет бы и упал, если бы командир самолета не вышел в проход и, матерясь, прикрикнул примерно следующее: «Вы, идиоты, если вы, блин, не померли в Афгане, то помрете сейчас оттого, что мы все нахрен грохнемся».

Радость от прибытия на родину была такова, что до Еревана полетели только 40 человек — остальные сошли в Ташкенте, соскучившись по Родине. Среди сошедших были ребята со всей страны, но лететь дальше, оставаться в самолете еще хоть пару часов после пережитой войны, они не захотели.

Я вышел в Ереване, со многими другими ребятами. Уважение к «армейским» видно было везде: почти весь день нас бесплатно возил по городу таксист — армянин. Когда нас останавливал милиционер, мол, почему вас в машине 8 человек, то, узнав, что это ребята с Афгана, с улыбкой отсалютовал и отпустил. Обедали мы бесплатно, а запас трехрублевых «чеков» позволял надеяться на безмятежное ближайшее будущее.

Затем мы купили билеты в Баку.

Утром 22 июня 1941 года началась Великая Отечественная война, вечером 22 июня 1981 года окончилась моя война.