А что за человек Ходоров? Как подойти к нему?

Прежде всего он энтузиаст, второстепенные соображения ему чужды. Любитель наград давно вернул бы машину на берег. Дошел бы до пяти километров и назад. Рекорд есть, рисковать незачем. Но Ходоров не боится риска. Его испытание модели в пруду — верх неосторожности; Ходоров, наконец, влюблен в свою машину, он рад будет открыть в ней новые возможности.

И я сказал:

— Алексей Дмитриевич, мне кажется, что до сих пор экспедиция была чисто спортивной. Машина установила рекорд глубины- таков итог. (Здесь я покривил душой, на самом деле были уже сделаны открытия, и в геологии в том числе.) В действительности, машина построена для научных и практических исследований, но это нужно еще доказать. И вот подходящий случай: возникло предположение, что на океанском ложе могут быть алмазные трубки. Нельзя ли проверить?

Легко уговаривать того, кто хочет, чтобы его уговорили. Этот молодой инженер был прирожденным исследователем. Завтрашние трудности интересовали его больше вчерашних успехов. И еще больше ему понравилось, что у машины есть возможности, которые он сам, автор, не предвидел.

Впрочем, нас поддержали все участники экспедиции. Никому не хотелось прерывать увлекательное путешествие. Даже Сысоев высказался «за», хотя и с оговорками.

— Я должен предупредить,- сказал он,- что доводы моего коллеги Сошина совершенно неосновательны, говорить об алмазах или каких-либо других ископаемых несвоевременно. Не следует питать несбыточных надежд. Впрочем, даже беглая экскурсия может принести пользу науке.

Я не спорил с Сысоевым. Пусть остается самим собой. Важно, что мащина пойдет вперед.

22

Ходоров разложил на столе карту, взял масштабную линейку и разграфленный бланк, на котором было написано: «Приказ № 2 от сентября 19… года».

— Ну, покажите, где тут алмазы, Юрий Сергеевич?

— Примерно в этой области.

— И как их там искать?

— Но мы же будем смотреть на экран и указывать машине.

Ходоров не согласился:

— Нет, так не пойдет. Машина требует самостоятельности. Вы и сами увидите, что менять программу на ходу хлопотливо. Составляйте задание сразу. Представьте, что вы инструктируете помощника- старательного, точного, исполнительного, но туго соображающего.

— Терпеть не могу исполнительных дураков,- заметил я.- У хорошего геолога не только студенты, но и рабочие понимают научные задачи, знают цель экспедиции.

— Ну, если вам трудно приспособиться к дуракам, разъясните мне, а я уже дам задание машине.

Я собрался с мыслями:

— Ну, хорошо, слушайте. Метод у нас такой: чтобы найти минерал, мы прежде всего изучаем его происхождение.

Происхождение алмазов рисуется нам так.

Были времена, когда вулканическая деятельность на Земле была гораздо сильнее, чем сейчас. Пепел и лаву извергали не отдельные вулканы, не ряды огнедышащих гор, а глубокие трещины — пропасти. Земная кора лопалась, из разрывов выливались целые озера базальтовой лавы. Вся Индия в один из таких периодов была огненным морем. Страна не знала ночи в те времена, багровым светом она была освещена от края до края, лава изливалась километровой толщей. Теперь, к счастью для нас, ничего подобного нет на Земле. Крошечное озеро лавы на Гавайских островах да трещина, которая открывалась в Исландии в XVIII веке,- вот все, чем мы можем похвастаться в наше время.

Земная кора колыхалась, проседали целые страны. Кое-где давление падало, там возникали газовые пузыри. Если же растяжение сменялось быстрым сжатием, пузырь выталкивался наверх, пробиваясь сквозь толщи пород. Земля как бы стреляла изнутри. Неожиданно возникало жерло. Сноп огня, пепла, пара вырывался на поверхность. Затем глубинная лава заполняла пробитую дыру, и только что родившийся вулкан засыпал навеки.

Вот в этих особенных, один раз действовавших вулканах и появились алмазы. Они возникли в тяжелых темных породах, пришедших с глубины около ста пятидесяти километров, при страшном давлении- до ста тысяч атмосфер. Даже ваша машина не выдержала бы такого давления, потому что при ста тысячах атмосфер сталь течет, как горячий асфальт.

Так намечается пунктирная цепочка следов, ведущая к убежищу алмаза. Нужно искать обширные излияния древних лав, возле них подвижные линии, где сменялись растяжения и сжатия, а на этих линиях — алмазные трубки, жерла древних вулканов.

Внимательно выслушав эту лекцию, Ходоров сказал:

— Насколько я понимаю, вы считаете, что океанское ложе — это базальтовый массив. Попробуем сформулировать программу. Итак, мы поднимаемся на плато, пересекаем краевую возвышенность… Дальше?

— Дальше мы ищем выходы древних пород.

— А как их отличить?

— Отличать полагается по окаменелостям, по остаткам животных.

— Этого машина не сумеет. Вы ей поручайте то, чему она научена. Ведь и человек не сможет распознать окаменелости, если он не учился.

— Тогда я советовал бы так: пусть машина спускается с возвышенности, на спуске должен быть крутой перегиб, а за ним равнина; вот этот перегиб и есть подвижная линия на земной коре.

— Так можно сделать,- заметил Ходоров.- Перегиб машина найдет. Дальше! Как найти на перегибе алмазные трубки?

— В трубках есть особая порода — кимберлит, или синяя глина.

— Как же машина узнает ее?

— Мы-то узнаем по внешнему виду. По составу тоже, В этих породах мало кварца, куда меньше, чем в граните, меньше, чем в базальте. Кимберлит относят к ультраосновным породам.

— Опять-таки на машине нет приборов, определяющих процентное содержание кварца.

Я задумался. Ходоров поставил меня в трудное положение. Что же посоветовать нашей неумелой машине? Пожалуй, легче всего вернуть ее на берег, оборудовать специальными приборами. Но именно этого я избегал. Мало ли какие соображения есть у хозяев машины, какие планы. Захотят ли они искать алмазы?

— Есть еще одна примета,- сказал я.- В трубках очень силен магнетизм, в десятки раз сильнее, чем в окружающих породах.

— Вот это годится,- обрадовался Ходоров.- Магнетизм мы измеряем. Можно присоединить на управление.

И он начал быстро заполнять готовый бланк.

Он исписал несколько страниц. Упоминалась последовательность выполнения действий, номера ячеек запоминания и многое другое. Наконец Ходоров поставил последнюю точку.

— Все?- спросил я с облегчением.

— Нет, не все. Мы с вами написали по-русски, нужно еще перевести на язык, понятный машине.

Он вынул толстую книгу с надписью «Код», разыскал там слово «немедленно» и подсел к стрекочущему аппарату, который пробивал дырки на длинной ленте. Ориентир, немедленно, действие, приостановить прежнюю программу…- все это изображалось различными комбинациями дырочек. Ходоров пробивал их, его помощники проверяли.

Я вышел из помещения. Мрачные тучи ползли по вечернему небу. Глухо шумели в море темные волны. Только в окошке радиокомнаты тускло мерцал огонек. И оттуда во тьму под черными тучами, над черными валами несся в Черное подводное ущелье приказ:

«Ориентир — немедленно. Действие- приостановить прежнюю программу!» Вперед, на проверку гипотезы Сошина!

23

Тихоокеанский, восточный склон впадины был ниже, но куда круче азиатского. На суше ни один вездеход не вскарабкался бы на такую крутизну. Машина, однако, умела просто всплывать.

Она всплывала все утро, и все утро на экране проходили лавы, вулканические глыбы, шестигранные базальтовые столбы; вулканическое литье, первозданное, как будто вчера рожденное, не разрыхленное ручьями, не разъеденное корнями и ветром.

Подъем на ложе океана занял полдня.

Наверху, несколько неожиданно после гористого косогора, открылось ровное, слегка наклоненное к юго-востоку плато — довольно скучная илистая равнина, усаженная кое-где бесцветными комочками голотурий.

В соответствии с программой, машина повернула на юго-восток. Почти сразу вступил в действие и другой пункт инструкции- относительно магнитных аномалий. Машина двигалась зигзагами, сворачивая то вправо, то влево, несколько раз принималась бурить, но буровые разочаровывали нас. Аномалий объяснились повышенным содержанием железа в минералах, даже не в рудах.