Ничто не заставляло каждого из четырех «неосведомленных» испытуемых давать ответ, противоречивший его собственному восприятию, поскольку так или иначе большинство группы чаще всего реагировало на цвет так же, как и он сам; кроме того, он знал, что речь не шла о достижении в группе консенсуса. Тем не менее, как подсчитали исследователи, 8,42 % всех ответов «зеленый» были даны «неосведомленными» испытуемыми (32 % таких испытуемых называли диапозитивы зелеными по меньшей мере четыре раза).
Более того, во время теста, проведенного после опыта, в котором оценивался порог различения зеленого цвета в непрерывном спектре, исследовали установили, что испытуемые воспринимали предъявлявшийся им цвет как зеленый чаще, чем люди, не контактировавшие с «подставными лицами»; и, главное, они идентифицировали зеленый цвет тем чаще, чем сильнее сопротивлялись влиянию меньшинства во время самого эксперимента.
Таким образом, нет сомнений в том, что меньшинство, состоявшее во всех экспериментальных группах из двух «подставных лиц», оказывало влияние на представителей большинства не только в плане их внешнего поведения, но и на уровне внутренних убеждений, которые, как считалось прежде, поддаются лишь влиянию большинства.
А это, по мнению Московичи (Moscovici, 1984), указывает на то, что меньшинство способно изменять восприятие и суждения людей, причем изменение это может в группе не проявляться, а сами люди могут его не осознавать.
Таким образом, если в общественном плане более эффективным оказывается давление большинства, то, по-видимому, дело обстоит иначе в плане личном, где сплоченное и открыто демонстрирующее свою независимость от авторитета меньшинство способно подчинить своему влиянию большинство.
(Источники: Moscovici S., Influence et changement d'attitudes, dans S. Moscovici, Psychologie sociale, Paris, PUF, 1984; Paicheler G., Psychologie des influences sociales, Paris, Delacheux et Niestlé, 1979.)
Документ 11.8. Безмолвные свидетели и снисходительные жертвы
Похоже, что все больше и больше людей предпочитают держаться в стороне от тех инцидентов, свидетелями которых они оказались, из-за боязни быть втянутыми в историю.
1964 год. 3 часа утра. Китти Дженовезе, молодая жительница Нью-Йорка, возвращается с ночной работы домой, когда у самого дома ее жестоко атакует мужчина, вооружённый ножом. Будучи ранена, она с криком отбивается, пытается убежать, но ее снова ловят. Она кричит, зовет на помощь и в течение почти получаса продолжает борьбу, прежде чем уступить натиску агрессора. Десятки свидетелей (38 человек) в это время стояли у своих окон, но ни один из них не пришел девушке на помощь и даже не подумал позвонить в полицию.
В 1985 году в маленьком тупике, расположенном совсем близко от большого парижского бульвара, среди бела дня трое мужчин напали на молодую женщину и изнасиловали ее на виду у десятков прохожих, молча продолжавших идти своей дорогой…
Подобные случаи то и дело происходят на улицах или в метро крупных городов, а свидетели никогда или почти никогда даже не пытаются вмешаться. Уместно спросить, не превращаются ли наши современные города в укрепленные лагеря, где каждый живет только для самого себя и никто не встаёт на защиту своего ближнего?
Но если уж мы столь мало склонны защищать права других, то быть может, больше уважения мы проявляем к собственным правам? Ежедневно мы подвергаемся мелким обидам, ущемлению нашего человеческого достоинства и, как правило, не реагируем на это. Даже если наша безопасность не подвергается угрозе, мы часто предпочитаем пассивную позицию, говоря себе, что в конце концов все это пустяки.
Мориарти решил узнать, насколько распространена среди людей подобная снисходительность к нарушению основных прав личности. Для этого он провел ряд экспериментов в своей лаборатории в Нью-Йоркском университете, а также в некоторых общественных местах.
Первый опыт состоял в том, что двум испытуемым, находившимся в одной комнате, предлагалось выполнить тест, чего за отведенные им 20 минут сделать было невозможно. Один из студентов был «подставным лицом» и получал инструкцию с максимальной громкостью проигрывать на своем портативном магнитофоне рок-музыку и уменьшать громкость только после третьей просьбы «неосведомленного» испытуемого. Из 20 испытуемых только один сразу же потребовал от другого выключить музыку в столь категоричной форме, что тот немедленно повиновался. Трое других, потребовавших тишины один раз, не возобновляли свою просьбу после того, как «поклонник рока» отвечал им, что выключит музыку, как только кончится песня (это обещание он не выполнял). Ни один из остальных 80 % испытуемых не произносил ни слова; хотя некоторые из них выказывали определенные признаки недовольства, они продолжали терпеть беспокойство, не будучи в состоянии сосредоточиться на задании.
Когда испытуемых спрашивали, почему, по их мнению, они так плохо выполнили тест, лишь немногие из них ссылались на музыку, а если и делали это, то оговаривались, что совсем не уверены, что именно она была помехой. Лишь после настоятельных просьб исследователя рассказать об истинных переживаниях студенты признавались в том, что не могли сосредоточиться из-за музыки и даже злились на любителя рока; им хотелось вмешаться, но они так и не решились на это, успокаивая себя, что тест не настолько важен, чтобы предпринимать такой демарш. Однако, как показали дальнейшие исследования, при выполнении более «важных» тестов число терпеливых жертв не уменьшалось.
Мориарти и его сотрудники провели другой эксперимент, в котором подставные участники громко разговаривали в библиотеке колледжа или в кинозале, тем самым явно мешая своим ближайшим соседям. Лишь немногим более четверти последних реагировало на это, пересаживаясь на другое место. Остальные терпели…
В другом исследовании экспериментаторы создавали прямое столкновение жертвы со «злоумышленником». Последний выжидал момент, когда какой-то человек собирался выходить из телефонной будки, и спрашивал его, не видел ли тот кольцо, которое он, кажется, забыл на коробке автомата. Получив, понятно, отрицательный ответ, «агрессор» продолжал настаивать: «А вы уверены? Некоторые берут чужие вещи, сами того не замечая. Если вам не трудно, не могли бы вы вытряхнуть свои карманы?» В ответ на такую агрессию разозлился только один человек, трое других вежливо отказались, а остальные 80 % вывернули карманы…
По мнению Мориарти, подобная пассивность — признак серьезной социальной проблемы. Она показывает, что из-за стрессов современной жизни и порождаемого ими чувства одиночества и безликости люди, похоже, пришли к мысли, что немногое в этой жизни заслуживает защиты, в особенности от незнакомых людей. И Мориарти заключает: «Законы, которые не выполняются, перестают быть законами, а права, которые никто не защищает, очень быстро могут отмереть».
(Источник: Moriarty T., A nation of willing victims, Psychology today, avril 1975, p. 43–50.)
Документ 11.9. Межличностное влечение зависит и от обоняния
Устанавливая контакт с другими людьми, мы пользуемся не только зрением или слухом; по-видимому, определенную роль в том влечении или отвращении, которое мы испытываем к другим людям, играет и обоняние.
Этологи уже показали, что многие животные используют для коммуникации с представителями своего вида секреты некоторых желез, маркируя ими границы своей территории или привлекая партнера для спаривания. Эти секреты получили поэтому название «социальных гормонов» или феромонов.
О роли обоняния в жизни человека известно пока очень немногое; однако такие выражения, как, например, «нос забит» (парадоксальным образом означающее, что человек ничего носом не чувствует), наводят на мысль, что этот орган чувств, безусловно, имеет более важное значение, чем мы обычно думаем.