Крутая — француженка. Очень активная девчонка, училась в Лондоне. Переписывалась с одним из политзаключенных в СССР, даже пыталась его вывезти с помощью фиктивного брака. Но у нее была повреждена нога, отчего она оставалась только наводчицей.

Карпентер — брат Дрейка. Бесшабашный парень, очень компанейский. Но о дисциплине говорить не приходилось. Ездил только один раз, зато скандалов с его поездкой было достаточно.

Рекомендовал для поездок свою девушку, с которой потом тоже было немало мороки.

Чувиха — самая красивая из всех «орлиц». Блондинка с голубыми глазами. Подруга Живой. Студентка архитектурною факультета. Съездила неплохо, но ей удалось выполнить только половину задания — сброс писем. Она должна была зайти к писателю Виктору Сосноре и забрать у него рукопись. Звонить было нельзя, а визит закончился ничем: писателя не оказалось дома.

Кум — белый родезиец, переехал в Великобританию, когда Южная Родезия стала страной Зимбабве. Прекрасно помнил гражданскую войну в этой стране. Очень дисциплинирован, задание выполнил на пять с плюсом. Но «контакты», к которым он ходил, работали на КГБ. Этого он знать не мог. На этой квартире был впоследствии захвачен «орел» из Бельгии. Имя Кума потом мелькнуло в одной из «разоблачительных» статей в советской прессе.

По линии Консервативной партии ездил в Никарагуа, в лагеря «контрас». Потом написал об этом репортаж в «Посев». Обижался, что я дал ему французский псевдоним…

Ключница — кличку получила за то, что, будучи студенткой юридического факультета, проходила практику в тюрьме. Очень деловая и бойкая девушка. Прекрасно съездила, рекомендовала своего приятеля.

Хольгар — датчанин. Приятель Дрейка. Спокойный и уравновешенный, как все скандинавы. Провез помощь для семьи одного политзаключенного и произвел сброс писем. Операция прошла успешно. Потом отбыл в Данию и связь прервалась.

Колин — настоящее имя. Будущий банкир. Один из лучших «орлов». Совершил несколько поездок, часть из них — за свой счет. Был не только в Советском Союзе, но в Польше, Чехословакии, ГДР и даже… в Монголии! Правда, в Улан-Баторе у нас «контактов» не было…

Бонд — замечательный «орел». Лучше всех выполнил задание в Чехословакии, за что и получил такую кличку. Один из немногих, с кем я поддерживал контакт через много лет после того, как покинул Англию.

Своей клички в «Закрытом секторе» никто из «орлов» не знал.

Этот список можно продолжать и продолжать. Через все участки «Закрытого сектора» с конца пятидесятых до конца восьмидесятых прошли тысячи людей. В «Озере» считалось нормой отправлять по одному «орлу» в месяц. Иногда получалось больше, иногда — меньше. Примерно так же обстояло дело и на других участках, функционировавших в те годы. Проследить, что стало со всеми людьми, ездившими за железный занавес, не представляется возможным. Среди тех, кто вошел в контакт с НТС по линии европейских правых молодежных организаций, многие сделали политическую карьеру в своих странах. Я слышал, что один из них даже стал министром в Норвегии. Дрейка я нашел в списке членов британского парламента.

Но очень многие стали «орлами» не по линии Молодых консерваторов. Это были «друзья друзей друзей».

Их рекомендовали по цепочке. Причем практика показала, что этот контингент зачастую был надежнее «партийного». Причем лучшими курьерами были девушки! Они не стремились «трать в шпионов», были более послушными и исполнительными. Конечно, здесь играет роль то, что операции были кратковременными. Считается, что в долгосрочной работе у агента-женщины личные интересы невольно начинают играть более сильную роль, чем интересы дела. Их легче перевербовать.

Перед Участковым стояла задача: избегать любых контактов с любыми спецслужбами любых стран. То же самое касалось и наших «орлов». В случае, если меня задерживала контрразведка или разведка Ее Величества, я должен был дать номер телефона председателя Исполнительного бюро во Франкфурте и сказать, что все вопросы они должны решать напрямую. После чего — молчать и ждать разрешения вопроса.

В середине шестидесятых в СССР был захвачен «орел» Джеральд Брук. Его готовил к поездке и отправлял Борис Георгиевич Миллер. Брука судили, он отсидел несколько лет в советских лагерях. В Англии Папе Миллеру пришлось провести немало часов, объясняясь с английскими спецслужбами. С тех пор между ними и НТС существовало «джентльменское соглашение»: они закрывают глаза на нашу деятельность до тех пор, пока не случится новый скандал с захватом британского подданного. В этом случае Участкового могли выслать из страны.

Естественно, во время «холодной войны» контрразведка не могла не знать о деятельности «Закрытого сектора» на ее территории, но в отсутствие скандалов она в наши дела не вмешивалась.

Как-то раз Алексу и мне стало известно, что один из наших главных наводчиков вошел в контакт с контрразведкой. Наших дел этот контакт не задевал, но ситуация могла сложиться неудобная. Ведь многие наши «орлы» оставляли сообщения для «Закрытого сектора» через его телефон. Мы пришли к нему в гости, он в общих чертах описал ситуацию. Мы договорились, что для надежности будем использовать другой номер. Он не возражал. Пусть каждый занимается своим делом.

Я обожаю фильмы о Джеймсе Бонде из-за того, что заранее известно, что все это — чушь собачья. Хваленая британская разведка сделала себе таким образом отличную рекламу, но на самом деле… «Кембриджский круг» шпионов — Филби, Берджесс, МакЛейн, которые по собственной инициативе стали работать на советскую разведку и проработали почти двадцать лет. Ведь у британских спецслужб был древний принцип: набирать кадры из выпускников Оксфорда и Кембриджа («Оксбридж», как в Англии именуют оба университета). Но случилось так, что именно в этой студенческой среде в тридцатых годах коммунистические идеи, наравне с гомосексуализмом, были самым популярным увлечением. А идейный агент, как известно, — самый надежный.

Общий кризис социализма привел к тому, что агентов британских спецслужб, добровольно пошедших на сотрудничество с КГБ по идейным соображениям, становилось все меньше. Джеффри Прайм, разоблаченный в начале восьмидесятых, попал в сети противника в результате шантажа — он был педофилом. В 1983-м случился и вовсе забавный случай. Агент МИ-5 Николас Беттани, пониженный по службе из-за пристрастия к алкоголю, решил поправить свою карьеру и материальное положение: завербоваться по собственной инициативе. Он знал, кто был советским резидентом в Лондоне. Захватил несколько копий секретных документов, отправился к дому резидента и опустил их в почтовый ящик, снабдив сопроводительным письмом: «Если хотите получить еще, заплатите столько-то и столько-то». Резидент решил, что это — грубая провокация. Он запаковал бумаги Беттани в конверт, снабдив своим сопроводительным письмом, смысл которого сводился к одному: «Прекратите ваши провокации!» И отослал… в Скотленд-Ярд! Отношения между спецслужбами и полицией в любой стране, как правило, напряженные. Так что британский уголовный розыск не упустил случая потешиться над незадачливым шпионом: скандал в прессе был нешуточный. Беттани получил восемь лет.

Однажды я устроил со своими «орлами» «русскую вечеринку». Наготовил пельменей, сварил борщ, закупил водки. Празднество было организовано на квартире у Колина. Среди приглашенных девушек была одна милая особа, которой русская водка сильно развязала язык. Оказалось, что она работает при британском МИДе и довольно часто сталкивается с сотрудниками МИ-5 и МИ-6 (контрразведка и разведка).

— Многие из этих шпионов — настоящие алкоголики! Одного мужика из МИ-6, с которым я сталкиваюсь каждый день, я ни разу трезвым не видела. Хорошо, что начальство додумалось устроить бары внутри ведомственных зданий: выпивка там стоит копейки, вот они и пользуются. Зато секреты в пьяном виде могут выболтать только своим.

Верное решение. Один из лекторов в колледже журналистики рассказывал, что все журналисты прекрасно знали про любимый паб британских шпионов позади вокзала Ватерлоо. Чего стоило КГБ установить там микрофоны и собирать секретную информацию в запредельных объемах?!