Начался вальс, самый быстрый из всех парных танцев. Круг за кругом в одну сторону, затем поворот, а потом опять, кружась обратно.

Мимо проносились столы и лица, как будто они стояли в центре водоворота, а на стенах и потолке, как кометы, мелькали огни газовых ламп.

Она, слегка выгнув шею и отклонив голову назад, глядела прямо ему в глаза, словно говоря: «Я в твоих руках. Делай со мной все, что пожелаешь. Куда бы ты ни пошел, я последую за тобой. Твой путь — это мой путь».

— Ты счастлива, Джулия?

— А разве по моему лицу этого не видно?

— Ты больше не жалеешь, что приехала в Новый Орлеан?

— А разве для меня теперь могут существовать другие города? — пылко спросила она.

Снова и снова круг за кругом; наедине друг с другом, несмотря на то, что кругом шуршали юбки и кружились другие пары.

— Наша совместная жизнь будет такой же, как этот вальс, Джулия. Такой же плавной, гладкой и гармоничной. Ни одного неверного движения, ни одной фальшивой ноты. Мы всегда будем так же близки, как сейчас. Едины и душой, и телом.

— Жизнь как вальс, — восторженно прошептала она. — Бесконечный крылатый вальс. Вальс любви и света в пене белоснежных кружев.

Она зажмурилась, словно в экстазе.

— Вот здесь боковая дверь. И никто на нас не смотрит.

Они резко затормозили, поднявшись на носки, как это делают фигуристы. Разделившись, они поглядели в сторону покинутого праздничного стола, наполовину заслоненного от них танцующими парами. Затем он, ведя ее перед собой, обошел пальмы, бронзовую статую нимфы, витые колонны и свернул из обеденного зала в подсобные помещения, где благоухали ароматы ресторанной кухни и совсем близко раздавались голоса. Она хихикнула, заметив, как попавшаяся им по дороге кошка удивленно остановилась.

Теперь он пошел впереди и, взяв ее за руку и потянув за собой, поспешными шагами вывел из здания в переулок. Отсюда они наконец вышли на улицу. Подняв руку, он остановил экипаж и через минуту уже сидел рядом с ней, покровительственно положив ей руку на плечо.

— Сент-Луис-стрит, — гордо объявил он. — Я укажу вам, где остановиться.

И под звон колоколов собора Святого Луиса, начавших бить полночь, Луи Дюран и его жена устремились по направлению к своему новому дому.

Глава 6

Пустой дом ждал. Ждал начала своей жизни, которая для дома является жизнью его обитателей. Кто-то, скорее всего тетушка Сара, зажег перед уходом масляные лампы по одной в каждой комнате, и капельки пламени, заключенные в стеклянные абажуры, мигая, рассеивали темноту янтарным свечением.

В воздухе стоял тот же смешанный запах древесной стружки, замазки и красок, приправленный ароматом мастики для пола, но теперь уже не столь явственно ощутимой, так как на дощатый пол были постелены ковры, а окна задрапированы занавесками.

Кто-то принес в гостиную цветы, не дорогие из магазина, а полевые, веселые, пестрые и милые, пышной охапкой нависавшие над вазой с широким горлышком, стоявшей на столе в центре гостиной. Из букета, как иглы из дикобраза, торчали веточки вербы.

Даже часы были заведены и начали отсчет времени, новые часы, привезенные из Франции и стоявшие теперь на камине, с корпусом из цельного куска зеленого оникса, украшенным с обеих сторон бронзовыми розочками и увенчанным бронзовым амуром с крылышками, как у мотылька. Их усердное, сосредоточенное тиканье вносило в холодное молчание дома успокаивающую нотку домашнего уюта.

Все было готово, не хватало только жильцов.

Дом ждал, когда прибудет хозяин с супругой, чтобы вступить во владение.

С улицы раздался приближающийся гулкий звук лошадиных копыт, которые, дважды цокнув по мостовой, остановились. Под тяжестью перемещающегося веса скрипнули оси колес. Извозчик профессионально щелкнул языком, снова застучали копыта, и стук, удаляясь, растворился в ночной тишине.

Затем послышался скрип шагов по мощенной плиткой дорожке и заговорщический шепот, словно одна нога делилась с другой каким-то секретом.

Через минуту повернулся ключ во входной двери.

Дюран с женой стояли на пороге открывшейся двери. Перед ними — янтарный свет масляных ламп, за ними, в рамке дверного проема, — ночное небо и рассыпанные по нему звезды. Они стоят неподвижно, не замечая ни того ни другого, позабыв обо всем, что их окружало. Их лица обращены друг к другу, его руки держат ее за талию, ее ладони у него на плечах.

Все замерло, ничто не шелохнется — ни на звездном небе у них за спиной, ни в доме, в ожидании распахнувшем двери. Одно из тех мгновений, которые никогда не повторяются. Поцелуй на пороге семейной жизни.

Мгновение есть мгновение. Они наконец шевельнулись и выпустили друг друга из объятий. Он нежно произнес:

— Добро пожаловать в ваш новый дом, миссис Дюран. Да принесет он вам столько же счастья, сколько вы приносите в него.

— Спасибо, — прошептала она, на секунду опустив глаза, — и вам пускай тоже.

Он подхватил ее и поднял на руки. Раздался легкий шелест юбок. Двигаясь боком, чтобы не задеть дверной косяк, он переступил через порог и внес ее в дом. Затем снова наклонился и под шуршание кружев поставил на ноги.

Вернувшись к двери, он затворил ее и запер на щеколду.

Она стояла на одном месте и оглядывалась по сторонам, не отрывая ног от пола, а лишь поворачивая корпус, чтобы охватить взглядом все, что находилось в гостиной.

— Нравится? — спросил он.

Она подошла к лампе и повернула маленькое колесико, чтобы увеличить капельку пламени до желтого сталагмита. Потом сделала то же самое со всеми остальными. Казавшиеся в темноте матово-бежевыми стены засверкали ослепительной белизной. Стало вдвойне заметно, что все в доме — совсем новое, нетронутое.

— Нравится? — улыбнулся он, ожидая от нее подтверждения как величайшей награды.

Она, сплетя пальцы, восторженным жестом подняла руки к лицу.

— Ах, Луи, — прошептала она. — Как прекрасно. Лучше и быть не может.

— Все это — твое, — ответил он дрогнувшим голосом, переполненный благодарностью за ее слова.

Она, не разжимая пальцев, переместила руки вправо и, наклонив голову, прижалась к ним щекой. Потом — мимо лица влево, и повторила этот жест.

— Ах, Луи. — Она, казалось, не в силах была вымолвить ничего другого. — Ах, Луи.

Они быстро обошли дом, переходя из одной комнаты в другую, и он показал ей гостиную, столовую и все остальное на первом этаже. И в каждой комнате она лишь выдыхала: «Ах, Луи», а под конец, видимо, совсем потеряла дар речи, и из всех слов осталось только «ах».

Когда они наконец вернулись в прихожую, она с некоторой застенчивостью заметила, что надо бы запереть дом.

— Ты найдешь нашу комнату? — спросил он, когда она направилась к лестнице. — Или мне подняться с тобой?

Прежде чем ответить, она на мгновение целомудренно опустила глаза.

— Мне кажется, я догадаюсь.

Он протянул ей лампу — одну из тех, что поменьше.

— Возьми это на всякий случай. Может, Сара зажгла свет наверху, а может, и нет.

Лучи от горящего стержня лампы, которую она держала на уровне сердца, освещали сверху вниз ее лицо, и такой она казалась ему похожей на мадонну. Словно ожил невыразимо прекрасный образ, сошедший со стен средневекового собора, и предстал перед верующим, вознагражденным за свою преданность. Чудо любви.

Она поднялась на ступеньку. На другую. Будто ангел, с сожалением покидающий грешную землю и обернувшийся, чтобы попрощаться с ней.

Он даже протянул руку ей вслед и повторил в воздухе ее очертания, как будто хотел хоть ненадолго задержать.

— Мы расстаемся ненадолго, — тихо проронил он.

— Ненадолго, — эхом откликнулась она.

После этого она повернулась к нему спиной. Видение рассеялось. Теперь она была просто женщиной в вечернем туалете, поднимавшейся по лестнице.

Вслед за ней по ступенькам плыли волны изысканной ткани, из которой было сшито ее самого великолепного за последнее столетие покроя платье.