Международное положение, которое создалось к весне 1905 года, было чрезвычайно сложно.
Неудачная война с Японией не только ослабила Россию, но пошатнула все здание европейской политики.
Эта политическая система долгое время базировалась на равенстве точно определенных сил: двойственное соглашение между Россией и Францией контрбалансировалось тройственным союзом между Германией, Австро-Венгрией и Италией. Непосредственное и естественное последствие ослабления России войной и позже революцией, которая была вызвана военными неудачами, ставило в опасное положение двойственный союз. Как в Париже, так и в Лондоне ясно сознавалось, что равновесие сил не может быть восстановлено, если Англия не откажется от своей традиционной политики "полного одиночества" и не войдет в тесное сотрудничество с Францией. Наиболее важным шагом в этом направлении нужно признать англо-французское соглашение 1904 года относительно Египта и Марокко, предпринятое по инициативе короля Эдуарда VII. Это соглашение ускорило и быстро оформило то, что принято называть entente cordiale. За время русско-японской войны это entente было испытано наиболее действенным способом в вопросе о мирном разрешении конфликта между Россией и Англией, которая готова была склониться к вооруженному столкновению из-за инцидента [1], имевшего место у Доггер-Банки.
С другой стороны, германский император, который делал все возможное, чтобы подвигнуть царя на политику авантюр на Дальнем Востоке, пользовался в это время всяким удобным случаем, чтобы испортить отношения между Россией и Англией. Правитель Германии давно питал надежду изолировать Англию и путем перегруппировки европейских держав образовать на континенте антибританский союз. Подобная группировка временно была осуществлена в 1895 году, когда Россия, Франция и Германия объединились в вопросе о предъявлении ультиматума Японии после Симоносекского мира. Император Вильгельм являлся душой этой комбинации, к которой Франция присоединилась только скрепя сердце, Россия относилась более или менее безразлично и от участия, в которой Англия благоразумно воздержалась. Эта комбинация была непродолжительна, но, тем не менее, она имела тяжкие последствия, так как именно ей следует приписать причины, вызвавшие беспорядки, имевшие место на Дальнем Востоке в 1900 году и впоследствии войну между Россией и Японией.
Со своей стороны я сделал все, чтобы предохранить русский флот от опасности, но не со стороны японских истребителей, а от последствий той поспешности и неорганизованности, с которыми был предпринят проход через Большой Бельт. Я получил от датского правительства помощь не только лоцманами, но также и сторожевыми судами, которые были расставлены с таким расчетом, чтобы указывать все опасные пункты на протяжении пролива. Прохождение через Большой Бельт не сопровождалось ни замешательством, ни каким-либо несчастным случаем, но сейчас же после удачного прохода проливов произошел инцидент, который, к счастью, не имел серьезных последствий. Адмирал, встретив несколько грузовых норвежских судов и приняв их за японские истребители, произвел несколько выстрелов, которые, однако, не достигли цели. Впоследствии я не особенно был удивлен, когда узнал, что произошло в Северном море.
Действительно, после того как была предпринята дипломатическая процедура изгнания Японии с Азиатского материка, германский император поспешил занять Киао-Чао и посоветовал царю захватить Ляодунский полуостров с Порт-Артуром, который только что был выхвачен из рук Китая. Этот поступок, аморальный сам по себе, вызвал сильнейшее раздражение как со стороны Китая, так и со стороны Японии. В Китае это стало сигналом к боксерскому движению, вызвавшему военное вмешательство европейских держав, и послужило предлогом для оккупации Россией части Маньчжурии. В Японии это вызвало громадное негодование против России за её участие в деле лишения Японии плодов её победы. Позже, снова не без влияния императора Вильгельма, царь склонился к активной политике на Дальнем Востоке. В этом отношении характерна знаменитая телеграмма, которой кайзер после встречи в Ревеле приветствовал императора Николая, давая ему помпезный, но совершенно иллюзорный титул "адмирала Тихого океана".
Наиболее характеризующим императора Вильгельма является тот факт, что в тот самый момент, когда он толкал царя на конфликт с Японией, он прилагал все усилия, чтобы содействовать заключению англо-японского союза, который укрепил Японию и увеличил шансы на конфликт её с Россией. Посмертные записки графа Гаяши, относящиеся к договору, которые были опубликованы в Токио в 1913 году, не оставляют никакого сомнения на этот счёт. С другой стороны, слишком очевидно, что Германия ничего не проигрывала и кое-что выигрывала вследствие войны между Россией и Японией: если бы Россия вышла из этой войны победоносной, она на много лет оказалась бы занятой дальневосточными делами, и вся её энергия была бы направлена в сторону подготовки к возможному реваншу со стороны Японии; в случае поражения Россия была бы ослаблена и унижена. Во всяком случае, влияние Германии пропорционально возросло бы, и её император стал бы арбитром Европы.
Так и случилось, план кайзера великолепно оправдался. Россия пострадала больше, чем кто-либо мог предвидеть. В течение всей войны кайзер пользовался всяким удобным случаем, чтобы указать на услуги, которые он оказал России и за которые он стремился получить благодарность императора Николая. В действительности участие кайзера в поддержке того положения, которое Россия должна была сохранить на западном фронте, имело своей целью толкать Россию все дальше и дальше на пути поражений на Дальнем Востоке; впоследствии Германия весьма выгодно компенсировала эти мнимые заслуги путем заключения торгового договора, чрезвычайно выгодного для Германии и убыточного для России. Разве граф Витте, которому пришлось подписать этот договор, не был прав, говоря, что его последствия были равнозначны тяжелому бремени войны, которое было возложено на Россию?
Мы видели, что император Вильгельм не пренебрегал никакими средствами, чтобы оживить чувство недоброжелательства, которое царь питал к Англии, и что он пользовался всяким удобным случаем, чтобы вызвать сближение между Англией и Японией.
Ничто не может быть более характерным в этом отношении, чем секретные телеграммы, которыми обменивались оба императора и которые были найдены русским революционным правительством в архивах Царского Села и опубликованы по его распоряжению в русской и иностранной периодической печати [2].
Так, например, по поводу инцидента у Доггер-Банки он телеграфировал императору Николаю от 30 октября, т. е. уже тогда, когда не оставалось никаких сомнений в отсутствии японских истребителей в Северном море:
"Узнал из частного источника, что гулльские рыбаки уже признали, что они заметили иностранные военные суда, не принадлежащие к их рыбачьей флотилии. Таким образом, это событие является нечестной игрой. Я полагаю, что британское посольство в Петербурге должно было знать об этом".
Когда не было удобного случая, подобного этому, кайзер с величайшей заботой собирал и сообщал императору Николаю всякого рода слухи и сплетни, рассчитанные на то, чтобы увеличить нерасположение его к Англии; Вильгельм не стеснялся даже фабриковать ложные известия, когда это казалось ему выгодным.
Позвольте привести, например, его телеграмму от 15 ноября:
[1] Инцидент у Доггер-Банки произошел в ночь на 21 октября 1904 года, когда флот адмирала Рожественского, направляясь на Дальний Восток, проходил Северное море. Повстречавшись с флотилией гулльских рыбаков и предполагая, что он окружён японскими истребителями, о пребывании которых в этих водах было сообщено русским бюро информации, адмирал приказал открыть огонь. Один из английских траулеров затонул, и несколько других получили серьёзные повреждения. Один из русских крейсеров – "Аврора" – также пострадал. Адмирал Рожественский, несомненно, узнал на следующее утро о своей ошибке, но тем не менее продолжал без остановки свой путь и настаивал на версии об японской атаке. Этот инцидент вызвал огромное негодование в Англии и едва не повлек разрыв с Россией. Будучи в то время посланником в Копенгагене, я, естественно, первым получил известие о том, что в действительности произошло в Северном море. Несколькими днями раньше я имел случай посетить флот во время его прохода через Большой Бельт, и я мог видеть, в каком нервно-приподнятом состоянии находились адмирал и многие из его офицеров, чтобы понять, какое впечатление должно было произвести на них известие о появлении японских истребителей в европейских водах. Это известие исходило от одного лица, которое называло себя Гартинг, но чьё настоящее имя было Ландезен, анархист в прошлом, который поступил на службу русской полиции, а позже сделался начальником тайной русской полиции в Париже. Он несколько раз приезжал в Копенгаген и сообщал мне о появлении японских истребителей в европейских водах. Не доверяя ему, я собрал сведения по этому вопросу и вскоре убедился в фантастичности его сведений, причём единственной целью, которую он преследовал, было получение возможно большей суммы денег от русского правительства. Я считал своим долгом сообщить об этом кому следовало в России, но мои предупреждения остались тщетными.
Несколько времени спустя я получил показания одного очевидца, который сопровождал адмирала и, покинув флот в Танжере, вернулся обратно в Копенгаген. Его показания были пересланы мною русскому правительству, которое отказалось верить им, и продолжало питать доверие к версии адмирала Рожественского.
В конце концов, французское правительство, воспользовавшись своими дружескими отношениями как с Россией, так и с Англией, настояло на мирном разрешении конфликта, что привело, согласно Гаагской конвенции 1899 г., к образованию следственной комиссии, составленной из французских, американских и австрийских делегатов, которая работала в Париже под председательством адмирала Фурьеве. Очень обстоятельный доклад этой комиссии совершенно определенно устанавливал ошибку, жертвой которой стал адмирал Рожественский, но признавал его добрые намерения и устранил всякие нарекания на будто бы проявленную им жестокость. Россия, конечно, с большой предупредительностью возместила все причиненные этим инцидентом убытки. Следует отметить также, что благодаря дружескому содействию Франции в работе этой комиссии этот печальный инцидент не только не испортил отношений между Россией и Англией, но даже предрасположил обе нации к дружескому сближению в будущем.