– Нет, нет! – шептала она, сжимая руки. – Я люблю, но не тебя, а Фегора. Почему бы и нет? Он переродился. Он храбр, умен. Я люблю его. Ты не хочешь в это поверить? Тебя я люблю, как брата…

В этот момент что-то рухнуло и пол задрожал: расшатанный мечами нумидийцев большой камень сорвался с потолка и грянул на пол, разбившись при падении на несколько кусков.

– Дорога проложена! Буревестникам свободен путь! Тала поднялся на помост и внимательно осмотрел зиявшую в потолке квадратную дыру.

Взяв лампаду, Тала поднял ее и попытался с ее помощью рассмотреть, что там дальше.

– Ничего не видать! – сказал он вполголоса. – Проход есть, но кто знает, куда он нас приведет?

Минуту спустя смелый воин уже протиснул свое могучее тело в брешь. Он очутился в обширном помещении, почти сплошь заставленном бочками с вином и маслом. Это был винный погреб храма Таниты. Следом пролез Хирам, потом Сидон, Фульвия и остальные воины отряда.

Пробираясь среди бочек с вином, воины алчно поглядывали на них, но Хирам строго запретил трогать соблазнительные емкости. Обойдя погреб, разведчики обнаружили небольшую дверь, которая вряд ли могла выстоять. Четыре нумидийца выступили вперед, нажали могучими плечами, и дверь рухнула. При этом здорово нашумели, но, против ожидания, вокруг было по-прежнему спокойно. Это еще больше беспокоило Хирама: он не боялся открытой схватки с жрецами Таниты, тем более что их не могло быть очень много, но царившая тишина наводила на мысль о том, что капище уже покинуто и Офир увезли куда-нибудь.

Старый гортатор, однако, успокаивал Хирама.

– Не тревожься! – говорил он. – Эти ханжи в балахонах не могли уйти особенно далеко. Распевать свои гимны да бормотать заклинания они мастера. Но когда приходится поработать руками, все идет комом. Разве они могут соперничать с нашими людьми в гребле? Меня беспокоит только одно: они могли обнаружить нашу лодку и проломить ее днище, а то и увести ее в море. Но едва ли они столь догадливы.

Из одного помещения в другое проходили воины Хирама, но нигде не видели людей, а только в беспорядке брошенную одежду и утварь, так что с каждым мгновением подтверждалось предположение Хирама о бегстве всех обитателей храма.

Карфагенянин был вне себя от ярости и печали: предприятие рухнуло, Офир снова увезли неведомо куда.

Но вот где-то послышались жалобные женские крики. Хирам бросился туда и увидел, что два нумидийца тащат до смерти перепуганную девушку.

– Пощадите! – молила она. – И так меня жрецы храма оскорбляли, наказывали, заставляли голодать, хотя я ни в чем не виновата!

Услышав этот голос, Хирам встрепенулся: это была та самая любимая рабыня Офир, которая еще недавно помогала своей госпоже сноситься с гемиолой при помощи голубиной почты. Но в каком виде была она! Одежда изодрана, на бронзовом юном теле видны полосы от ударов бича, черты лица искажены страхом, который превращает женщину в жалкую тварь.

Плача и смеясь, вызволенная из рук нумидийцев рабыня упала к ногам Фульвии, которая поспешила поднять и успокоить ее.

– Моя госпожа была тут! – рассказывала она торопливо. – Но вот только что жрецы вдруг засуетились, забегали, разбудили благородную Офир и увели ее. Я молила их не разлучать меня с госпожой, но они, издеваясь, не позволили мне следовать за нею. Я забилась в темный угол. Я думала, что остров захвачен взбунтовавшимися наемниками или пиратами и мне предстоят новые скитания, новый позор. О, пощадите меня!

– Показывай, куда пошли жрецы, – распорядился Хирам. – Разумеется, мы не оставим тебя здесь. Но успокойся и соберись с мыслями, чтобы не повести нас не тем путем. От этого зависит спасение твоей госпожи!

На плечи рабыни накинули первое попавшееся под руку одеяние какого-то жреца Таниты, и девушка повела отряд Хирама.

Помощь ее оказалась как нельзя более кстати. Во-первых, нумидийцы потеряли бы много времени, блуждая по лабиринту зданий капища богини Таниты, по этим бесчисленным помещениям, коридорам и террасам, а во-вторых, рабыня знала и кратчайший путь от храма к берегу моря. И вот через несколько минут весь отряд был уже на морском берегу. Крик радости вырвался из уст Хирама: он увидел, что два каких-то небольших судна удаляются от острова, отойдя от него на расстояние в несколько километров и направляясь, по всем признакам, не к Карфагену, а на Уттику.

– Это они! – воскликнул Хирам. – Мы еще можем догнать их.

– Если только наша лодка не пропала! – проворчал Си-дон.

Но опасения оказались напрасными. Лодку нашли. Люди торопливо спустили ее на воду и в мгновение ока заняли на ней места.

Двенадцать весел сразу опустились в воду и взметнулись вверх, словно крылья готовой взлететь огромной птицы. Вода вскипела под могучими ударами весел, лодка дрогнула и пошла, все набирая и набирая ход. Еще несколько минут, и она уже летела по волнам в погоне за судами, на которых ушли жрецы покинутого храма богини Таниты. Ночь была безлунная, но близился рассвет, воздух, казалось, был наполнен каким-то приглушенным и неясным светом, и лодки жрецов отлично были видны, несмотря на довольно значительное расстояние, отделявшее их от лодки Хирама.

Время от времени гортатор Сидон покрикивал на гребцов:

– Дружнее! Ровнее! Раз, два!

Но и без его приказаний гребцы великолепно делали свое дело. Эти люди казались какими-то машинами из бронзы и стали. Их могучие руки, словно шутя, поднимали и разом опускали тяжелые весла, толкая лодку, которая, казалось, перепрыгивала с волны на волну, все ближе и ближе подходя к беглецам.

В полупрозрачном воздухе неясно вырисовывались контуры всех трех лодок и силуэты наполнявших их людей, но зоркий взгляд Хирама не замедлил различить среди фигур жрецов на передней лодке статную девичью фигуру.

– Офир! – закричал он и, вскочив на ноги, собрался уже дать знать о себе любимой женщине, но Тала остановил его.

– Не делай глупости. Совсем это ни к чему, – сказал он. – Позволь уж мне продолжить играть начатую роль посланников Совета Ста Четырех.

– Зачем это? – невольно спросил Хирам.

– Ты не хочешь подумать и том, что можешь повредить своей невесте! – ответил Тала. – Ведь кто знает, на что способны эти проклятые жрецы? Может быть, они получили приказ на случай, если будет грозить опасность похищения Офир, не отдавать ее живой. И девушку убьют на наших глазах. Конечно, мы отомстим, да так, что земля содрогнется, но разве это утешит тебя за потерю Офир. Нет, лучше сиди и молчи!

Хирам со стоном опустился на скамью рядом с рабыней и принялся расспрашивать ее о том, что происходило за время его разлуки с Офир. Рабыня вполголоса передала ему все, что ей было известно, но этого было не очень много.

– Мы, господин, пробыли в храме Таниты дней пятнадцать! – рассказывала окончательно успокоившаяся девушка. – С моей госпожой жрецы обращались сравнительно сносно, не то что со мною. Ведь этот храм был выстроен на средства предков благородного Гермона. Да и на содержание его Гермон и теперь постоянно отпускает большие суммы. Жрецы преданы ему. как псы своему хозяину.

– Бывал ли тут сам Гермон? А Тсоур, жених Офир?

– О нет, господин! – отвечала рабыня. – Мы никого не видели здесь. Говорят, в Карфагене творится что-то ужасное. Гермон отбыл в Уттику, Тсоур занят по горло хлопотами по организации защиты города от римлян.

Покуда длился этот разговор, лодка Хирама подошла совсем близко к лодкам беглецов. При виде грозящей опасности на лодках началось смятение. Сами жрецы хватались за весла, помогая гребцам, но эта неумелая помощь только мешала: лодки бестолково рыскали по сторонам.

– Бросай весла! Стойте, – загремел повелительный голос Талы.

Смятение на лодках еще больше усилилось. Среди жрецов и гребцов поднялись споры: одни, видимо, настаивали на том, чтобы продолжать бегство, другие предлагали сдаться, считая бегство безнадежным предприятием. Наконец, с лодки кто-то закричал пронзительным голосом, выдавшим смертельный испуг: