У ней доброе, кроткое сердце, бесконечное терпение и удивительная стойкость против всех невзгод и трудностей жизни. Она испытала почти все лишения, тяготы и беды, какие только существуют на земле. Мы никогда не видели ее отдыхающей. Часов в нашем доме не было: их роль выполняла мама, которой помогали горланы-петухи, извещавшие деревню о полночах и рассветах. Ее мозолистые, теплые руки оберегали нас от голода и холода, от болезней и всякой порчи. Для нее не было плохих людей: обо всех она отзывается по-доброму, всем стремится помочь, угодить.
Все хорошее, что есть в каждом человеке, берет свое начало от семьи, из детства, от родного порога. Мое хорошее тогда определялось довольно общим, не очень еще понятным, но поистине волшебным словом «знания». Я еще не ведал тогда, что каждый человек в жизни должен посадить дерево, построить дом, написать книгу. Не знал, но стремился именно к этому. Знания приобретал всеми возможными путями: в школе, из книг, в беседах с образованными людьми, через газеты и кинофильмы…
Окончив начальную школу, я два года сидел дома, так как ближайшая семилетка находилась в пяти километрах от нас. Подождал, пока подрасту, и продолжал учиться. Ходил в дождь и слякоть, в мороз и пургу. Однажды чуть не замерз, укрывшись в буран в стогу сена. К счастью, был обнаружен конюхом, приехавшим за кормами.
Еще в начальной школе бредил о красном галстуке. И когда получил его, не снимал ни днем, ни ночью.
С горном, под барабанный бой маршировали мы около школы, задорно пели «Взвейтесь кострами, синие ночи!» Я не знал тогда ни автора слов, ни композитора. И, уж конечно, не мог предполагать, что много лет спустя мне доведется встречаться с Александром Жаровым и состоять с ним в личной дружбе.
Школьные годы… Играл «взрослые» роли в одноактных пьесах. Сочинял заметки в стенгазету и редактировал ее. Был председателем ученического комитета. Потом комсомол. Через три года возглавил одну из крупнейших в Аннинском районе комсомольских организаций, был членом бюро райкома ВЛКСМ.
До сих пор держу на письменном столе свой комсомольский билет с портретом Владимира Ильича Ленина. Всю войну он вместе с партбилетом находился в моем левом кармане — у сердца.
Рано полюбил военное дело. Вступил в Осоавиахим. И сегодня среди дорогих мне реликвий храню «Почетный знак ДОСААФ СССР» и удостоверение от 11 октября 1969 года за подписью легендарного советского полководца Семена Михайловича Буденного. Совсем недавно к этим реликвиям прибавилась Почетная грамота Центрального Комитета ДОСААФ «За активное участие в оборонно-массовой работе и военно-патриотическом воспитании трудящихся и в связи с 30-летием Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Грамота, врученная мне председателем ЦК ДОСААФ СССР трижды Героем Советского Союза маршалом авиации А. И. Покрышкиным. С этим прославленным асом минувших сражений мне посчастливилось много раз встречаться в дни войны и в послевоенное время.
В юности мы брались за все и стремились каждое начатое дело доводить до конца. Распространяли среди населения лотерейные билеты и займы, собирали лом и макулатуру, принимали участие в ликвидации неграмотности и агитировали единоличников вступить в колхоз, помогали сеять и убирать урожай, собирали колосья, были книгоношами и почтальонами, производили подписку на газеты и журналы, выступали в роли пропагандистов и агитаторов по важнейшим решениям партии и правительства. Горячо отзывались на любой клич и каждое поручение выполняли с присущим молодости огоньком. Мы ничего не требовали от государства, но все отдавали ему и тем были счастливы.
За лето наши руки не раз покрывались кровавыми мозолями, в них при прополке впивались иглы осота и прочей сорной травы, их больно обжигала крапива. Вдоволь надышались мы полынь-травою и густой непроглядной пылью при молотьбе пересохших хлебов. Мы износили до дыр много пропотевших, разъеденных солью и выцветших на солнцепеке рубашек. Бывая в ночном, умели стреножить коня и впрячь его в телегу, познали пастушечье дело, рассветные зори и грозовые разряды, от которых, казалось, раскалывались небо и земля…
Еще учась в школе, я пробовал писать заметки, корреспонденции, стихи и вскоре был взят на работу в аннинскую районную газету. А через некоторое время, в мае 1939 года, в журнале ЦК ВКП(б) «Рабоче-крестьянский корреспондент» была напечатана статья с многообязывающим названием «Путь от селькора до журналиста». Заметка была короткая, но она окрылила меня, поддержала в тот самый момент, когда встал неизменный вопрос: кем быть? Хотя, справедливости ради, следует сказать, что мы тогда не имели возможности выбирать профессии: они нас сами выбирали.
Мы были словно чистый лист бумаги, на котором писалась история.
«В настоящее время тов. Борзунов — секретарь комитета ВЛКСМ при редакции газеты „Коллективный труд“ и член пленума РК ВЛКСМ. В редакции он работает полтора года и за это время был три раза премирован», — так заканчивалась эта статья.
С тех пор, за исключением некоторых перерывов, связанных с учебой и войной, я целиком отдал себя журналистике. В том же 1939 году участвовал в Воронежском областном слете передовиков печати, а перед уходом на действительную военную службу сотрудничал в областной газете «Коммуна». Тогда же впервые напечатался в «Правде». Заметка была чуть ли не короче заголовка. «96 тракторов ждут ремонта» — так тяжеловесно, помню, называлась она.
Встав на журналистский путь, я не ведал тогда, какие трудности он мне готовит, как нелегко быть настоящим журналистом. По роду своей профессии журналист всегда вызывает «огонь на себя». Подвергая критике чьи-то ошибки, берет на себя ответственность осуждать их от имени общества. Когда пишет об успехах человека или коллектива, то берет на себя смелость оценивать их вклад в общее дело. Велика в нашей стране ответственность журналиста за каждое напечатанное слово. И речь не просто о точности и достоверности сообщаемых фактов — это само собой разумеется, — но об авторитете и могучей силе марксистско-ленинской печати.
Добровольно избрав армейскую службу (немалую роль в этом решении сыграло, вероятно, и то обстоятельство, что родился я 23 февраля 1919 года: в молодости и такие случайности обретают порой символическое значение), я в конце 1939 года впервые в жизни пересек границу своей родной области…
На исходе вторые сутки пути. Позади Касторная, Курск, Конотоп… Извиваясь ужом, поезд огибал крутые склоны, преодолевал возвышенные места и, отфыркиваясь паром и дымом, снова вырывался на простор. Юркие солнечные зайчики бежали по траве насыпи, словно стремясь обогнать нас, иногда паровоз протыкал дымчатую сетку дождя или цеплялся трубой за низкие лохматые тучи. Волшебные краски поздней осени, льющиеся с неба теплые лучи солнца, безбрежная синь высокого неба, шапки белоснежных облаков…
У каждого поколения свои пути-дороги.
Вот и Днепр. Перепоясанный длинными красивыми мостами, с богатырским размахом берегов, с горделиво плывущими белыми пароходами, пронзительными гудками буксиров, музыкой прогулочных катеров. Мог ли я знать, что в сентябре 1943 года мне придется форсировать его вместе с разведчиками под ожесточенным огнем врага…
В начале 1940 года я поступил в военно-политическое училище.
Время пробежало быстро, и вот мы, молодые офицеры-политработники, в новенькой, красиво пригнанной форме, с двумя кубиками в петлицах и окаймленной золотом звездой на рукаве, разъехались по гарнизонам страны. Я получил назначение на должность политрука разведроты танкового соединения в Борислав.
Начало нашей офицерской службы совпало с последними предвоенными днями, она началась не с отпуска в родные края, чтобы покрасоваться перед односельчанами в своей новенькой военной форме. Сразу с вокзала, переодевшись в полевое обмундирование, мы отправились на тактические учения, проходившие вблизи западной границы. День и ночь шла напряженная учеба в условиях, приближенных к боевой обстановке, а через несколько дней загрохотала война.