Колян надеется, что мы все-таки решимся ехать с ним дальше: специально подмел в вагончике, мусор вынес, фрекцион правый починил. Не-а, никуда мы с ним больше не пойдем. И не надейся, Николай!
Вечером Колян решил снять свои носки. Пахли они настолько ужасно, что тотчас в глазах появилась резь.. А наш «отравитель воздуха» вдобавок устроил ручную чистку ног, начал между пальцами ног ковырять. Находиться рядом с ним не оставалось никакой возможности. Часа два я простоял у раскрытой двери вагончика, где, словно рыба на прибрежном песке, судорожно глотал свежий морозно-снежный воздух.
Пока находились на двадцать двадцать, у меня было время проанализировать ситуацию. Итак.
Первое. Мы убедились что дорога на двадцать двадцать не отвешкована и не готова к эксплуатации Второе. Мы доставили около тысячи вешек к месту начала будущего зимника и складировали их здесь. Третье. Мы убедились в том, что Лукойл ведет полным ходом отсыпку площадок под эксплуатационное бурение ( самосвалы, свет которых мы видели, возили грунт на отсыпку кустов скважин из карьера неподалеку), а значит заинтересован в строительстве зимника на двадцать двадцать и будет содержать его в зимний период не на словах, а на деле. Четвертое. Вешковать дорогу без расчистки ее бульдозерами-«болотниками» не имеет смысла, ибо дорогу тут же занесет пурга. Пятое. Идти на прокладку зимника одним вездеходом крайне опасно. Шестое. В нашем случае - с неадекватным водителем - смертельно опасно.
Вертолет за нами так и не прилетел. И тут появился на двадцать двадцать ещё один вездеход – геологов-сейсмиков. По их словам, первые и единственные следы вездехода, ведущие к двадцать двадцать, которые здесь были с начала зимы – это следы этого самого ярко-рыжего вездехода сейсмы.
Решили «прицепиться» за их вездеходом и идти след в след. Так мы снова оказались на борту нашего многострадального ГТТ, с которым только вчера прощались навсегда. К тому же питьевая вода, которой мы опрометчиво поделились с семьей Ели, закончилась. Это тоже подстегнуло нашу «экспедицию» к возвращению. Созвонился с шефом. Он ответил, что полностью доверяет нашему решению по ситуации. За что я ему благодарен и поныне. Действительно, на месте, по ситуации, всегда проще и понятней как именно нужно поступать.
Первоначально сейсма пропустила наш вездеход вперёд. Однако, и здесь наш герой умудрился свалить куда-то в сторону. Мы едва отыскали следы рыжего вездехода. Ведь теперь мы шли не по джипиэс, а по следу второго вездехода. На этот раз в нашу машину набилось уйма ненецкого народу: несколько пацанов-ненцев во главе с Гришей (единственного, с кем я лично познакомился на двадцать двадцать), а также Еля и его семья.
Пацаны сошли в чистом поле, не доезжая до развилки на Находку пятнадцати километров. Сказали что до стойбища им тут недалеко. Впрочем, понятие «недалеко» для русского и для ненца – совершенно не совпадают. Для русского ненецкое «недалеко» - это очень даже прилично далеко. Знаю что говорю: имел неосторожность убедиться.
За восемь км до развилки нам встретилась целая колонна дорожной техники. Ах, вот когда на самом деле дорожники занялись лукойловской дорогой! Именно тогда во мне созрело твердое решение все-таки вернуться сюда (вместе с дорожниками) и проложить необходимые зимние автодороги до наших месторождений. И задуманное вскоре свершилось
А сейчас мы миновали развилку с её вагончиками дорожников и следуем прямым ходом в поселок. Как бабочки, мы летим из полярной темноты на свет в далеких ещё окнах. Свет поселков отражается в облаках бледно-багровыми пятнами.
В восемнадцати километрах до конца пути двигатель надолго глохнет: насос «полетел». В девяти километрах – перегревается радиатор, рвется ремень на системе охлаждения. И мы вынуждены заменять его на другой. Снова звёздная тишина. Внезапно раздается детский плач. Это плачут дети Ели, потому что они маленькие, и им страшно... Вокруг кромешная темнота.. Ветер и снег. А вдали, далеко-далеко, светятся огни поселка. Эх, вот видит же око, да… зуб неймёт.
Наконец вездеход еле-еле выкарабкавшись на поселковый берег возле базы Бадри (того самого), - весь задымился и окончательно встал...
Но мы уже точно не одни. В воротах теплого деревянного ангара стоит на заправке чей-то урчащий «Урал»-наливник.
Все-таки, когда полярная ночь подсвечена огнями живого человеческого жилья – это очень красиво смотрится, честное слово.
Еля с детьми и женой, похожие на медвежат, в длиннополой национальной верхней одежде - оленьих совиках да паницах, а следом за семейством и мы, грешные, идем к поселку понизу вдоль берега по хрустящей и искрящейся снежно-звездной дороге.
Оглавление