I

В телефонной трубке что-то затрещало. Георг подумал, что подслушивают. Пусть подслушивают, тем лучше.

— Ну так как, Эрна? Тебе удалось что-нибудь сделать?

— Георг, потерпи. Это не так просто.

— Если бы было просто, я сам бы все устроил. Ты уже сто раз повторяешь одно и то же. Пойми же, я не могу дольше ждать! Ты непременно должна с ними поговорить, лучше сегодня…

Телефон снова громко захрипел. Кто-то прервал их разговор. Георг еще раз набрал номер.

— Эрна?

— Да. Умоляю, перестань нервничать. Встретимся вечером, и я все тебе объясню.

— Где мне ждать?

— Я приду к тебе. Больше не звони, пожалуйста!

— Хорошо, я буду ждать тебя в девять.

Георг положил трубку. Ждать, ждать, все время ждать… Можно сказать, что всю жизнь он только то и делал, что ждал. Но никогда он не ждал с таким нетерпением, как после возвращения в рейх. Это была последняя карта в его жизни, последний шанс. Если ему и теперь не повезет, он будет проклинать день возвращения из США и утрату американского гражданства. Если бы не мать, он никогда бы не поехал.

Вскоре после прихода Гитлера к власти она навестила его в Штатах.

— Сын, — сказала она, — возвращайся в Германию. Ты не представляешь, какие там теперь возможности для молодых способных людей. Я устрою тебя на хорошее место, ты сделаешь молниеносную карьеру. Способные люди на вес золота, а у тебя недюжинные способности. Возвращайся.

Он сказал матери, что подумает. Совсем недавно, получив американское гражданство, он не хотел сразу же отказываться, слишком долго он добивался его.

Газеты каждую неделю приносили из гитлеровской Германии сенсационные новости. Введение фашистских войск в демилитаризованную рейнскую зону, аншлюс Австрии, захват Чехословакии, нападение на Польшу… Да, там нашлось бы место для способных людей, таких, как Георг…

Он явился в немецкое посольство в Вашингтоне.

— Я убежденный сторонник фюрера и его политики, — сказал он, — я отказываюсь от американского гражданства и хочу выехать в рейх. Думаю, что буду полезен моей настоящей родине.

Он приходил в посольство еще несколько раз. Наконец, получив разрешение, в 1941 году он возвратился в рейх через Японию накануне нападения ее на Пирл-Харбор и накануне объявления Соединенным Штатам Америки войны Германией.

Вернулся. И зачем? Чтобы торчать в приемных высокопоставленных чинов, писать письма, клянчить работу? Его встречали настороженно — результат слишком позднего возвращения. Однажды его встретил старый знакомый, Вальтер К., сердечно поприветствовал, обещал помочь. И помог: протолкнул Георга на должность радиореферента в министерстве иностранных дел, в отдел США. В совершенстве владея английским, Георг слушал известия и комментарии, аннотировал их для министерства. Но эту работу можно было поручить каждому, кто знал английский, почему ею должен заниматься именно он? Время шло, а случая сделать карьеру не представлялось.

Тогда-то он и встретил Эрну 3., симпатичную, уравновешенную, прекрасно сложенную. Вскоре после начала их романа она призналась, что работает в военной разведке. Георга озарило: Эрна поможет ему сделать карьеру, расскажет о нем своему начальству, которое, конечно же, примет его с распростертыми объятиями. Ведь он великолепно знает американскую обстановку, прекрасно владеет английским — может быть, его сделают шефом немецкой разведки в США?

Он замучил Эрну просьбами, чтобы та представила его своим шефам.

— Ты должна это сделать, — настаивал он. — Должна!

Каждый день Эрна давала уклончивые ответы. Конечно, она вспоминала о нем у себя на работе, но кому нужен какой-то там Георг?

— Георг, — объясняла Эрна, — особенно нажимать я не могу. Они начнут допытываться, почему это тебе так хочется работать в разведке. Ты вернулся из Америки, поэтому они могут подумать, что у тебя там какие-то контакты, что американская контрразведка дала тебе задание внедриться в абвер.

«И сегодня она скажет то же самое?» — думал Георг.

Нет, на этот раз она сказала нечто иное.

— Георг, — заявила Эрна, — тебя не могут принять под честное слово. Ты должен это чем-то заслужить, как-то показать себя, завоевать их доверие.

— Если бы я работал у вас, то имел бы возможность. А так?

— Прежде чем начать работать, ты должен доказать, что годишься. Господи, как ты этого не можешь понять!

— Черт подери, может, я должен привести к вам на веревочке дюжину американских или русских шпионов?

— Не знаю, Георг, не знаю… Но мне дали понять, что без выполнения определенного задания, во время которого ты бы продемонстрировал свою преданность и соответствующую квалификацию, ничего не будет. Они больше не желают, чтобы я говорила на эту тему. Это становится подозрительным.

Было уже поздно. Возле кровати горел ночник, и Эрна, наблюдавшая за Георгом, знала, что он думает не о ней, а о чем-то другом, очень далеком… Он прикрыл глаза, у переносицы собрались вертикальные морщинки. Он все думал, думал… О чем?

— Георг, когда ты со мной, ты не должен думать о других делах.

— Эрна, — отозвался он внезапно, — а если бы у меня был план, понимаешь, план большой шпионской или диверсионной акции, такой план, которого, кроме меня, никто не в состоянии осуществить… В этом случае меня приняли бы? Скажи.

Она посмотрела на него. Теперь его глаза были открыты, вертикальные морщинки у переносицы разгладились, мускулы лица расслабились.

— Возможно… Им нравятся смелые концепции, новые планы — это признак интеллекта. У тебя есть идея? Да, Георг?

— Мне кажется, что да. Эрна, к кому мне обратиться? Может, через тебя?

— Лучше не через меня. Они наверняка знают, что мы встречаемся. Георг, с работой в министерстве тебе помог Вальтер К.?

— Да.

— Вот и расскажи ему о своих планах.

— Зачем? Что, он тоже работает у вас?

— А какое тебе дело? Встреться с ним и расскажи о своем плане. И как бы между прочим спроси, куда обратиться. Он посоветует тебе.

— Почему ты раньше не сказала, что он работает у вас?

— Не сказала раньше, не скажу позже и теперь также не говорю, что он работает у нас. Я только говорю, чтобы ты рассказал ему о своем плане. Если ты скажешь, что это посоветовала тебе я, погубишь и себя и меня. Будь разумным…

Он хотел что-то сказать, но она прикрыла ему рот своей ладонью.

— Ни слова. Обними меня и забудь о своих планах…

II

— Дорогой мой, — сказал Вальтер К., — твоя идея смелая, но чертовски рискованная. Я доложил о ней кому следует и должен сказать, что воспринята она весьма благожелательно. Только ее должны одобрить еще два лица.

— Кто?

— Видимо, Адольф Гитлер и адмирал Дениц. Ты, наверное, догадываешься, что это крупнейшая операция, какую мы когда-либо проводили. Риск большой, да и деньги немалые. Она потребует около полумиллиона долларов.

Георг был вне себя от радости.

— Ты думаешь, утвердят?

— Эта идея намного раньше появилась у шефа разведки. Твой план проработан специалистами в мельчайших деталях. Он получил высочайшую оценку.

— Когда мне сообщат решение?

— Не горячись, Георг. Еще немного покопаются в твоей биографии, без этого не обойтись. Ты ведь ничего не скрыл от меня?

Нет, ничего, ничего такого, о чем могут узнать они. Родился он в Германии в 1903 году. Помнит, что мать была активисткой социал-демократической партии, возглавляла местную организацию, была даже избрана в городской совет. Но вместе с другими поддержала милитаристскую линию Вильгельма и после прихода Гитлера к власти стала ярой нацисткой. Ведь это она уговаривала Георга вернуться, обещала быструю карьеру. В последнее время он возненавидел ее за это, но кто знает, может быть, он действительно сделает карьеру…

Во время первой мировой войны он добровольцем вступил в армию. Однако его не послали на фронт, поскольку он был слишком молод. Его использовали в качестве писаря в комендатуре немецкой оккупационной армии в Лилле. После поражения Германии он нашел новых покровителей: французов, оккупировавших Германию. Он служил у них в комендатуре переводчиком. Вальтер К. об этом не знает. Он только знает, что Георг не смог найти себе места в Веймарской республике, разрушенной войной, обнищавшей.