Но нельзя! Дома шум будет.

Озеро постепенно растворялось в сумерках. Одни только развалины замка на острове хищно вырисовывались на фоне темнеющего неба. Стаи галок, ютившиеся где-то там, среди руин, подняли такой галдеж, словно перессорились насмерть.

А в стороне на невидимых волнах покачивается невидимый плот. Наш плот! Как подумаешь об этом, сразу охватывает нетерпение. Завтра… Как еще долго!

Но вот уже и завтра.

Через луг по высокой росистой траве идем мы к тайнику. Под ногами, чавкая, мягко пружинит топь, коричневые окнища сердито побулькивают.

Сердце радостно бьется: сейчас, сейчас!

— Плот! Плота нет! — В голосе Августа звучало отчаяние.

Мы с братом переглянулись и ринулись мимо него. Что такое? Неужели ночью кто-то угнал плот?

— Есть! — радостно воскликнул брат. Я тоже облегченно вздохнул:

— Ох и напугал!

— Человек ко всему должен привыкнуть, — важно ответил Август, очень довольный, что так здорово напугал нас, — ко всему должен относиться с мудрым спокойствием: и к горю, и к радости.

— Ну и заговорил! Прямо как твой дедушка!

Взобрались на плот. Посмотрели внимательно вокруг — никого не видно! — и пустились в первое свое плавание.

Наш могучий корабль медленно плыл вперед. Ласково плескалась вода. Ранние чайки носились над заливом. Играли рыбы: вынырнут из воды и опять скроются, и долго на поверхности разбегаются круги. Озеро было таким тихим, таким спокойным, будто в нем и не вода вовсе, а жидкое масло. Только когда плот проходил над водорослями, ощущалась глубина. Было радостно и легко. Казалось, спрыгни сейчас с плота — и свободно помчишься бегом по воде.

Над горизонтом показался багровый край солнца. И тотчас же через озеро пролегла золотисто-красная дорожка.

— Ну, разве не здорово? — Август улыбался.

— И здорово, и красиво, и все, что хочешь, — отозвался Густав. — Да вот не заприметил бы нас усердный слуга своего господина!

— А мы тоже не лыком шиты! Отыщем на острове заросли погуще, запрячем в них плот. И только тогда пойдем рыбачить.

Так и сделали. Сначала попетляли по камышам, нашли подходящее местечко. Замаскировали там плот, затем побрели по воде. Тонко свистнули гибкие уды, лески унесли крючки подальше, в самую глубину.

Не прошло и минуты, как Август рванул удочку. Из воды вслед за леской выскочила трепещущая рыбка.

— О, небольшая! — не удержался я от возгласа разочарования.

Август не огорчился.

— Ничего! — Он снимал добычу с крючка. — На первый случай и эта сойдет.

Вот и у меня клюнуло. Вытащил — совсем крошечная рыбешка, поменьше кильки. Оставил ее на крючке и снова забросил удочку. В ту же секунду, булькнув, поплавок стремительно пошел ко дну. Я потянул. Удилище согнулось в дугу.

— Не тащи вверх, тяни по воде, — замахал руками брат. На другом конце удочки билось что-то крупное. Я стал подтаскивать рыбу поближе к берегу. Она сопротивлялась изо всех сил, удилище так и рвалось из рук.

— Настоящий кит! — Я был в восторге.

Подскочил брат и стал тащить вместе со мной. Леска натянулась как струна. Но рыба яростно боролась, молотя по воде хвостом. Ничто ей не помогало: ни раздутые жабры, ни оттопыренные плавники, ни отчаянное метание. Мы знай себе тащили ее на берег.

Вот уже совсем близко. Еще шаг, еще…

Беда случилась возле самого берега — лопнула, не выдержав, леска, и рыба ринулась в глубину. Дать ей уйти? Я бросился в воду как был, в одежде, схватил обеими руками. Скользкое, упругое, сильное тело долго не удержать!

— Бейте же, бейте! Уйдет! — орал я в отчаянии. Август схватил подвернувшуюся под руку палку, размахнулся и сильно ударил. Только не по рыбе — по моей голове. Я вскрикнул, из глаз посыпались искры. Но рыбы — это была щука — не отпустил.

Второй удар. На этот раз Август попал в цель. Я выбросил оглушенную щуку на берег и сам свалился в траву рядом с ней. В голове шумели водопады.

— Ой, прости, я не хотел! — Август тоже опустился на землю. — Очень больно?

— Ничего. Главное — щука не ушла… Ну-ка, положи мне на голову мокрую тряпку, а то шишка большая будет…

Август заботливо проделал все, как надо. Но шишка тем не менее быстро росла.

Брат поднял щуку за жабры, прикинул на руке.

— Фунтов шесть-семь.

Это был самый счастливый улов во всей моей мальчишечьей жизни. Такая щука вполне стоила шишки.

Мы перестали рыбачить только тогда, когда солнце стало смотреться прямо в озеро.

— В полдень рыба не клюет. — Август смотал свою удочку. — Давайте лучше поплаваем. А ты ныряй почаще, — обратился он ко мне. — Шишка остудится, тогда и опадет быстрее, Теплая вода приятно обволакивала тело. Мы резвились, барахтались, гонялись с веселым визгом друг за дружкой.

И вдруг увидели лодку. Она быстро приближалась.

— Управляющий! — Брат перепугался. — Скорей на берег! В камыш, в камыш, там наше спасение! Но лодка плыла быстро. На веслах сидел лесник. Сам же управляющий с ружьем в руках расположился на корме.

— Ты что, малшик, пачкать вод и пугать рыб? Марш домой! — раздался над моей головой строгий голос управляющего.

Я, ничего не отвечая, юркнул в спасительные заросли.

В камышах лодка не могла плыть быстро. Мы снова опередили ее, выскочили на берег и спрятались. Что-то сердито кричал управляющий, но слов нельзя было разобрать. Даже не могли понять, на каком языке он ругается: на немецком или на латышском.

Вскоре опять раздался всплеск весел. Я осторожно выглянул из камышей. Лодка удалялась от острова.

— Плохо! — мотнул головой Август. — Очень плохо! Они нас увидели на острове, а здесь никто не купается. Начнут думать-гадать, на чем мы сюда приплыли.

— Эх, жаль, поздно заметили! — Брат кусал губы. Мы присели на траву за высоким камышом и стали греться на солнышке.

Август вздохнул:

— Вернуться домой сможем только поздно вечером. Чертов барон! Дедушка говорит: надо силой отобрать у помещиков их привилегии.

— А что такое привилегии?

— Привилегии? — Он задумался. — Это когда барону можно все, а нам ничего. Ну, словом, потом поймешь.

День, начавшийся так ярко и красочно, потянулся однообразно и серо, как плохо отбеленный холст. Мы с нетерпением ждали вечера. А до него было еще далеко.

Во второй половине дня стали сгущаться тучи. Вдалеке угрожающе грохотал гром, молнии полосовали край неба, а мы болтайся здесь по камышам, вместо того чтобы сидеть дома и хвалиться своим уловом.

— Ох и гроза будет! — Брат не выдержал молчаливого созерцания грозных небес. — Давайте лучше домой.

— Среди дня нельзя! — жестко ответил Август. — Плот потеряем. Пусть себе льет — что мы, сахарные? — добавил помягче. — Тут вода, там вода, какая разница?

Порывисто дохнул влажный ветер. По озеру побежала рябь. Зашумел, закачался камыш, стебли точили друг о друга свои острые листья. Косматые тучи ползли низко над землей. Мы, не сговариваясь, дружно бросились отыскивать убежище. Оно быстро нашлось под развесистым, с пышной кроной деревом.

— В большие деревья чаще ударяет молния. — Брат с тревогой посматривал на небо. Август обозлился:

— Что ты все трусишь? Молния куда угодно может ударить, даже в кровать. Дедушка говорит: никто наперед не знает, где найдет, где потеряет. Сиди спокойно и не ной.

Первые капли дождя шлепнулись в озеро. А затем с барабанным боем обрушились с неба бесчисленные белые струи.

Наше развесистое дерево оказалось настоящим дырявым ситом. За минуту мы промокли с головы до ног. Стало холодно. Зубы выбивали дробь. Наконец Август не выдержал:

— Все, хватит, поплыли домой! Все равно сейчас нас ни одна собака не увидит.

По его лицу, по одежде струилась вода.

— Ну и вид у тебя! — рассмеялся брат. — Видел когда-нибудь мокрую кошку?

— А ты видел когда-нибудь мокрого зайца? — не остался в долгу Август. — Точно такой же, как мокрая кошка, только трусливее.

— Думаешь, я боюсь? — Густава, видно, задело за живое, — Нисколько! Вот, гляди!