Он отвернулся, испытывая тяжесть в сердце и тошнотворные позывы в желудке. Он провел рукой по лицу, словно стараясь стереть только что окатившую его ненависть и то, что вызывает ее.

– Я на это смотреть не могла, – призналась Мэри. – Только краешком глаза посмотрела – и все…

Лансингу казалось, что он весь как-то ссохся, словно стараясь спрятаться внутри себя самого. На его коже выступили пупырышки холодной дрожи.

– Забудь, – сказала Мэри. – Выбрось из головы. Это я виновата. Нужно было тебя предупредить.

– А остальные? Еще что-нибудь в этом роде есть?

– Нет, этот – самый худший.

– Посмотрите сюда, – пригласил Бригадир. – Видели что-нибудь подобное?

Он сделал шаг в сторону, чтобы Лансинг мог заглянуть в смотровое окошко. То, что увидел перед собой Лансинг, было пейзажем из сплошных ломаных линий и плоскостей. В первую секунду он не понял, в чем дело. Потом восприятие его приспособилось, и он понял, что вся поверхность покрыта пирамидами высотой примерно в метр, основания их были плотно и точно прижаты друг к другу. Невозможно было определить, естественный ли это характер поверхности или кто-то, пытаясь занять себя посильным делом, установил их повсюду, насколько хватало глаз. Каждая пирамида венчалась острием. Неприятель, вторгшийся на это пространство, рисковал быть проткнутым.

– Должен сказать, – сказал Бригадир с завистью, – что это самое эффективное заграждение, какое мне приходилось видеть в своей жизни. Даже тяжелые машины будут задержаны на таком поле.

– Думаете, это укрепления? – спросила Мэри.

– Возможно, – сказал Бригадир, – но не вижу логики. Где же укрепленный пункт, который необходимо оборонять?

Действительно, видно было лишь пирамидное поле… Пирамиды уходили за горизонт – больше ничего видно не было.

– Думаю, мы вряд ли узнаем когда-нибудь, что это такое на самом деле, – сказал Лансинг.

– Есть способ узнать, – сказал за их спинами Пастор. – Отверните болты, откройте засовы, дверь и шагайте вперед…

– Нет, – твердо сказал Бригадир. – Именно этого нам делать не стоит. Может, эти двери – ловушки? Откройте их, сделайте шаг в этот мир – и вдруг окажется, что позади вас нет никакой двери и у вас нет возможностей вернуться.

– Вы вообще ничему не верите, – сказал Пастор. – Везде у вас ловушки.

– Но такова природа моего военного обучения, – пояснил Бригадир. – И пока что она мне была только на пользу. Она уберегла меня от многих глупых поступков.

– Еще одна дверь, – сказала Мэри. – Но там очень печально. Не спрашивайте отчего. Просто становится тоскливо.

Да, местность была печальная. Прижав лицо к прозрачному материалу смотрового окошка, Лансинг видел перед собой лесистую низину. Деревья, окружавшие небольшую поляну, были какими-то деформированными, ломаными, напоминая собой согнувшихся старичков. Полная неподвижность, ни ветерка. И в этом, подумал Лансинг, может заключаться частично то впечатление тоски, которое вызывал этот ландшафт. Глубоко вросшие в почву, покрытые мхом валуны высились среди деревьев. И по дну глубокого оврага бежал ручей. Невеселый ручей, Лансинг не мог слышать, но был уверен, что даже звук журчания этого ручья будет грустным. Но он не мог уловить причину – отчего этот мир казался ему таким подавляющим. Почему он такой печальный?

Он повернулся и посмотрел на Мэри. Она покачала головой.

– Не спрашивай, – сказала она тихо. – Я тоже понятия не имею.

16

Они развели костер – солнце уже клонилось к закату. И внутри сумрачного холла было зябко. Они сидели вокруг костра и разговаривали.

– Хотелось бы надеяться, – сказал Бригадир, – что двери – это и есть ключ к загадке нашего появления здесь. Но я не могу заставить себя поверить в это.

– Для меня совершенно очевидно, – сказал Пастор, – что это двери в другие миры. Если бы мы осмелились войти…

– Я ведь уже говорил вам, – напомнил Бригадир, – что это ловушки. Попробуйте только испытать одну, и окажется, что назад вернуться способа нет.

– Очевидно, – сказала Мэри, – жители этого города очень интересовались этими мирами. В этом здании мы нашли не только двери, тут есть еще и графотанк. И то, что видно еще на экране – это явно нездешний мир.

– Чего мы не знаем, – заговорила Сандра, – так это являются ли видимые картины действительно продуктом творческого воображения, или это действительно изображения других миров? А вдруг это лишь произведения искусства? Возможно, довольно необычного вида искусства – с нашей точки зрения. Но разве можно утверждать, что нам известны все формы и виды искусства?

– Для меня это все чистой воды пустая болтовня, – проворчал Бригадир. – Какой же художник, если у него все в порядке с головой, будет заставлять зрителя смотреть на свою работу через крохотную дырочку в бронированной двери? Он бы повесил произведение на стену, чтобы все видели, все сразу.

– Вы подходите к целой концепции с очень узким взглядом, – возразила Сандра. – Как можно судить, каков был замысел автора и какую форму передачи он избрал? Возможно, именно «метод смотрового отверстия» наиболее соответствовал стремлению художника приблизить зрителя к произведению? Заставить его сконцентрироваться на самом произведении, отсечь все постороннее, раздражающее воздействие? А настроения – вы заметили, что мир в каждом из окошек окрашен определенным настроением? И уже только поэтому можно было бы назвать их произведением искусства.

– А я по-прежнему думаю, что это не картины, – настаивал Бригадир упрямо. – Я считаю, что это переход в другие миры. И лучше нам держаться от них подальше.

– По-моему, мы совсем забыли о картах, которые нашел Эдвард, – сказала Мэри. – Вместе с Юргенсом. Насколько я понимаю, к нашему городу эти карты отношения не имеют. Возможно, это карты других городов, о которых мы, предположительно, должны знать. А может, это карты, относящиеся к другим мирам, тем, что мы видели в окошки дверей. Если так, то должен быть путь возвращения из этих миров обратно, сюда.

– Возможно, – сказал Бригадир. – Но необходимо знать, как это делается. Мы же этого не знаем.

– На картах могут быть обозначены другие части мира, – предположил Юргенс. – Этого. В котором мы сейчас находимся. Ведь мы видели лишь небольшую часть этого мира.

– Лично мне кажется, – сказал Лансинг, протягивая руку к картам, – что вот эта карта вполне может относиться к нашему миру. Да, вот эта.

Он развернул карту, разложив ее на полу.

– Смотрите, вот это – город, где мы сейчас. Вот это будто дорога, по которой мы шли. А этот черный квадрат – гостиница.

Бригадир наклонился вперед, изучая карту.

– Да, вот этот значок с сеткой – это вполне может быть наш город, – согласился он. – И линия соединяет его с квадратом. Это, возможно, гостиница.

Но где же куб? Нет никакого значка, обозначающего куб. А ведь составители карты не могли бы пропустить такую важную деталь.

– А если карта составлялась до того, как построили куб? – предположил Юргенс.

– Справедливо, – заметила Сандра. – Мне лично куб показался построенным совсем недавно.

– Потом мы все это обсудим подробно, – сказал Бригадир. – А пока мы просто утомляем языки, говоря все, что приходит в голову. Наверное, каждый должен как следует обдумать ситуацию, а потом мы соберемся и снова поговорим.

Пастор медленно поднялся.

– Я хочу пройтись, – сообщил он. – Глоток свежего воздуха прочищает мысли. Кто-нибудь желает со мной?

– Думаю, я не прочь, – сказал Лансинг.

Снаружи, на площади, тени от домов стали длиннее и темнее. Солнце почти село, скоро должна была наступить ночь. Зубчатые линии разрушающихся домов четко выделялись на фоне закатного неба. Вес столетий почти физически ощутимо давил на плечи. Время заразило своей коррозией сам камень этих строений. Лансинг, шагавший рядом с Пастором, впервые так ясно ощутил эту ауру древности.

Пастор, должно быть, испытывал подобное чувство, потому что сказал: