Летатель был озадачен, однако на лице у Пери, видимо, отразился такой страх, что он воскликнул:

— А, ты про ребеночка! Жив-здоров. Значит, Хьюго его зовут? Наши прозвали его Шторм.

Пери сбилась с ритма. Летатель сказал:

— Давай-ка держись поближе и немного позади. Пусть наши поймут, что ты со мной.

Пери полетела за незнакомцем, а он немного приспустил крылья и уверенно спланировал к деревьям на вершине утеса — там, где Пери упала из пещеры. Когда он снизился, Пери с удивлением обнаружила на его крыльях узор — такого она не видела ни у кого из летателей: по темно-коричневому фону крыльев золотыми перьями была выложена молния, тянувшаяся зигзагами наискосок через оба крыла. Ее уменьшенная копия сверкала в коротко подстриженных блестящих черных волосах.

Летатель вышел из пике высоко над деревьями. Тут Пери заметила белую нить, которая тянулась вниз по скале. Они нацелились на нить и снижались, пока не стало ясно, что это лента водопада. На плоской вершине утеса, за водопадом, Пери увидела небольшой участок песка, окаймляющий зеленоватую речную заводь и усеянный летателями. Летатель с молнией на крыльях стрелой ринулся к заводи и с громким плеском врезался прямо в воду, взметнув перьями и подняв тучу брызг. Это было чудесно — лишняя черта к великолепию полета. Пери понимала, что сама она плюхнулась в реку скорее уткой, чем лебедем, — перекувырнулась, хлебнула речной воды, но потом встала на ноги и вышла на берег, отряхивая мокрые крылья.

К ней подошла женщина с темно-синими крыльями и вручила ей Хьюго. Пери онемела. Со слезами на глазах она отнесла Хьюго на полянку у заводи и села, прислонясь спиной к дереву. Хьюго расплылся в улыбке, а Пери ощупала его с ног до головы — это точно он, он точно не пострадал? Когда она увидела, что руки и ноги у Хьюго тоже забинтованы, а все тело в синяках, то испугалась — хорошо хоть кости оказались целы.

Пери шмыгнула носом, вытерла слезы и поцеловала Хьюго в макушку, вдохнула дурманящий аромат, который узнала бы где угодно. Расцеловала его ладошки, ткнулась носом в шею — и почувствовала, что сердце стало биться мирно и ровно. Хьюго ворковал и лепетал, трогал ее за щеку, и при каждом прикосновении Пери охватывал трепет, словно при взмахе крыльев. Она выпрямилась и приложила Хьюго к груди.

Когда он пристроился сосать, Пери стала смотреть, как летатели собираются вокруг небольшого костра, горевшего посреди полянки безо всякого дыма. Насколько она могла судить, бескрылых среди них не было. Куда она попала, кто все эти люди? Она потеребила серый браслет на запястье, но он не снимался.

Женщина с синими крыльями увидела, что Пери уже пришла в себя от потрясения, и подошла к ней.

— Меня зовут Сойка, — представилась она, положила у ног Пери сумку-пояс и протянула ей несколько летательских питательных пастилок. — По крайней мере здесь. Можно сказать, это моя боевая кличка.

— А я Пери. Это Хьюго. — Пери одной рукой порылась в сумке, другой придерживая Хьюго, и вытащила таблетку оптериксина и шприц-тюбик айлеронака. Подумала, не принять ли две дозы, чтобы возместить пропущенное, но решила, что не стоит.

— Скажите, что с ним? — Она показала на повязки на руках и ногах Хьюго.

— Спроси Беркута, — ответила Сойка. — Это он оказывал вам первую помощь.

Тот летатель — значит, его зовут Беркут — куда-то исчез, но скоро вернулся, держа на специальной перчатке сокола. Беркут встал на колени на мелководье, и сокол спорхнул с его руки и стал плескаться. При каждом движении птицы слышалось отчетливое позвякивание.

— Что он делает? — спросила Пери.

— Это Шахиня, наш сапсан-дикомыт. Он ее купает.

Сойка посидела с Пери, пока остальные занимались своими делами. На Пери они почти не обращали внимания, то ли из деликатности, то ли им было просто неинтересно — этого Пери не понимала. Летатели у костра были в основном молодые, едва за двадцать, но все равно старше Пери, сдержанные, уверенные в себе. Беркут был еще немного старше, пожалуй, под тридцать, а Сойке, наверное, уже перевалило за сорок пять. Она была невысокая и мускулистая, очень загорелая, с заметными морщинами и длинными черными волосами — одна прядь была высветлена и окрашена в темно-индиговый цвет, в тон крыльев.

Перекусив, четверо летателей помоложе коротко посовещались, а потом перешли заводь и взлетели с края утеса. Они превратились в черные точки на фоне неба. Пери сообразила, что три орла, которых она видела в долине, наверное, тоже были люди: из них получились слишком жирные точки. Легко было обмануться — разве поймешь, какого что размера, когда оно всего лишь точка на фоне бескрайнего неба?

Пери посмотрела, как сапсаниха выкупалась; птица отряхнула воду с груди и пригладила перья. Потом несколько раз коротко наклонилась и попила речной воды.

— Уймись, сестренка, а то наклюкаешься, — сказал Беркут. Сапсаниха прыгнула ему на кулак. Это была крупная красивая птица с темными сланцево-синими крыльями, темной шапочкой, белой маской и горлышком, ровными полосами на брюшке и мощными оперенными ногами. А звякали, оказываются, крошечные бубенцы на ленточках, которые охватывали желтые ноги птицы.

Беркут поднес сапсаниху к Пери.

— Смотрю, наша Шахиня тебе по душе, — сказал он. — Красотка, правда? Была у нас пара для нее — славный сокол-мальчишка, — но мы его, к сожалению, не так давно потеряли.

Пери глядела на сапсаниху, пока к ней не обратилась Сойка:

— Ну, что нам с тобой делать? Ты-то еще ничего, но ребенок! Ребенок все усложняет.

Беркут присел на корточки, по-прежнему держа сапсаниху на перчатке. Пери немного странно было видеть такой тесный союз человека с птицей, которые прямо отражались друг в друге: с таким она сталкивалась впервые, будто ожил резной Гаруда, чудесная птица, на которой летал бог Вишну — его статую Пери как-то видела в Церкви Святых Серафимов, — ожил и смотрел на такое же, только поменьше, крылатое создание у себя на руке, и изящные крылья сапсанихи повторяли мощный изгиб его крыльев.

Беркут сказал Сойке:

— Бледнолицый Брат наплел мне тут всякого. Сказал, что я зря принял за весь отряд решение взять к нам и ее, и ребенка. Сказал, я, мол, превысил полномочия, нарушил иерархию, а я ему и говорю — а что, у меня был выбор? Вон какая буря разыгралась, где тут мозгами раскидывать, и вообще мне приятно думать, что он поступил бы точно так же!

— И что Блед… что Нико на это ответил? Тьфу ты, Беркут, из-за тебя я тоже начну его так называть!

— Ну уж нет, тебе не положено. В общем, он сказал, что я прав.

Беркут перевел взгляд на Пери, наклонив голову точно так же, как сапсаниха — свою круглую головку, и смотрел на нее долго и строго. Он был настоящий великан, выше Питера, с бугристыми мышцами и гладкой темной кожей — словно лакированное дерево. Над широким высоким лбом торчали подстриженные ежиком блестящие прямые черные волосы. Густые брови слегка выгибались над темными миндалевидными глазами. Рот у него был большой, изящно обрисованная верхняя губа чуть выдавалась над нижней. Мощные руки выше локтей были покрыты сложными абстрактными узорами татуировок. Пери решила, что он, наверное, с Островов, как Ма Лена.

— Ради вас с ребенком я пошел на риск. Постарайся, чтобы мне не пришлось об этом пожалеть.

— Спасибо, — проронила Пери.

— Так что вы с Нико решили? — спросила Сойка.

— Она остается. Надо побольше о ней узнать.

— Скажи, а это зачем? — Пери подняла руку с серым браслетом.

Беркут слегка нахмурился, глаза у него потемнели.

— Это? Твой монитор. Через него мы следили за собой, пока ты приходила в себя в самом спокойном и безопасном месте, какое мы смогли тебе найти. Еще он всегда говорит мне, где ты находишься. Не пытайся его снять. Не сможешь.

— Ох… — У Пери перехватило дыхание. Вот почему Беркут подоспел как раз когда она покинула пещеру. Да, эти люди настроены очень серьезно, вот только почему? Почему они видят в ней угрозу? — А это? — спросила она, показав на повязки Хьюго.