В 1904 г. британский географ Хэлфорд Макиндер выступил с докладом «Географическая ось истории», где ввел в научный обиход принципиально важные для геополитики понятия «сердцевинная земля» (heartland) и «опоясывающая земля» (rimland), а также «мировой остров», «внутренний полумесяц» и «внешний полумесяц». «Мировым островом» он называл Азию, Африку и Европу; «сердцевинная земля», называемая также «осевой зоной», на его схеме практически совпадала с границами Российской империи; «внутренний полумесяц» охватывал береговые пространства Евразии, а все остальное, включая обе Америки и Австралию, лежало в пределах «внешнего полумесяца». Макиндер четко противопоставлял Море и Сушу, отождествляя свои интересы с интересами англосаксонского «внешнего полумесяца», стремящегося в союзе с «внутренним полумесяцем» подчинить себе «сердцевинную землю», стратегическим центром которой являются Россия и Германия.[9]

Вскоре после Первой мировой войны он писал, что контроль над территориями должен идти по следующей схеме: Восточная Европа – «сердцевинная земля» – «мировой остров» – земной шар. «Исходя из этого, Макиндер считал, что главной задачей англосаксонской геополитики является недопущение образования стратегического континентального союза вокруг «географической оси истории» (России). Следовательно, стратегия сил «внешнего полумесяца» состоит в том, чтобы оторвать максимальное количество береговых пространств от heartland'a и поставить их под влияние «островной цивилизации»… Нетрудно понять, что именно Макиндер заложил в англосаксонскую геополитику, ставшую через полвека геополитикой США и Северо-Атлантического союза, основную тенденцию: любыми способами препятствовать самой возможности создания евразийского блока, созданию стратегического союза России и Германии, геополитическому усилению heartland'a и его экспансии».[10] Макиндер не ограничивался сферой академической и университетской науки (он преподавал в Оксфорде и в Лондонской школе экономики), но стремился донести свои идеи до хозяев британской политики: он был членом палаты общин, участвовал в подготовке Версальского договора и в организации интервенции «союзников» в России. Несмотря на ярко выраженный атлантистский характер, идеи Макиндера имели универсальное значение для развития геополитики и геостратегии.

Параллельно с развитием атлантистской геополитики развивалась и геополитика евразийская, центром которой органично стала Германия. Шведский политолог Рудольф Челлен, убежденный пангерманист, в годы Первой мировой войны предложил сам термин «геополитика» и создал концепцию «государство как форма жизни», развивавшую «органическую теорию государства», которая господствовала в прусской правовой и политической мысли с конца XVIII в., а сто лет спустя оказала огромное влияние на Японию. Его современник, германский мыслитель Фридрих Науманн, считавшийся либералом, в те же годы сформулировал концепцию «Средней Европы», предусматривавшей европейскую интеграцию вокруг Германии. После войны идеи Ратцеля, Макиндера, Челлена и Науманна развил Карл Хаусхофер – пожалуй, самый яркий представитель евразийской ориентации в классической геополитике. Офицер-наблюдатель при японской армии, баварский военный атташе в Токио, командир дивизии, затем в течение многих лет профессор Мюнхенского университета и редактор «Журнала геополитики», он был близок с Гессом и Риббентропом, знаком с Гитлером еще с зимы 1923/24 гг., когда будущий фюрер сидел в тюрьме Ландсберг после провала «пивного путча», и со многими другими нацистскими лидерами. Благодаря этому Хаусхофер приобрел репутацию – прямо скажем, не вполне оправданную – «серого кардинала» Третьего рейха, одного из «тайных советников вождя», до поисков которых столь охочи конспирологически озабоченные авторы.[11]

Первая публикация Хаусхофера на русском языке относится еще к 1912 г., но сколько-нибудь доступным его наследие стало в нашей стране только в последние десять лет, а многие важнейшие работы, включая «Геополитику Тихого океана» (1924 г.), еще ждут перевода и издания.[12] Здесь мы не будем рассматривать его идеи, поскольку нам предстоит постоянно обращаться к ним в дальнейшем. Отмечу только, что в Европе Хаусхофер был первым, кто в условиях «версальско-вашингтонской системы» четко сформулировал концепцию евразийского континентального блока Германии, России и Японии для глобального противостояния силам Моря. Он не игнорировал социально-политические различия господствовавших в этих странах систем, но рассматривал их как вполне преодолимое препятствие на пути к единству, в наибольшей степени отвечающему геополитическим интересам всех трех стран в «великой войне континентов». Но особенно важно то, что Хаусхофер сумел объединить вокруг себя многих людей и повлиять на них – от Иоахима фон Риббентропа до Рихарда Зорге.

После Первой мировой войны основные геополитические понятия и идеи постепенно входят в «багаж» военных, политиков, дипломатов и интеллектуалов. Противостояние Суши и Моря и вытекающие из этого выводы и последствия становятся модной темой для рассуждений и предсказаний. «На пространстве всемирной истории западноевропейскому ощущению моря, как равноправное, хотя и полярное, противостоит единственно монгольское ощущение континента <выделено автором. – В.М.>», – писал в 1922 г. один из ведущих теоретиков русского евразийства П.Н. Савицкий, автор «Геополитических заметок по русской истории».[13] Знаменитый французский прозаик – и прозорливый политический аналитик – Пьер Дрие Ля Рошель в том же 1922 г. в книге «Мера Франции» противопоставлял США и Великобританию Германии как воплощение Моря воплощению Суши, причем за Германией у него органично следовала Россия: «Германо-Россия, победоносная на Востоке». В начале 1940 г. он написал статью «Дух Моря и Дух Земли», запрещенную французской военной цензурой и увидевшую свет только четверть века спустя. Еще Макиндер наметил связь между геополитической ориентацией цивилизации и характером ее политической и социальной системы, а также господствующей идеологии: для «внешнего полумесяца» это атлантизм и либеральная демократия; для «сердцевинной земли» – евразийство, в наиболее чистом виде, и авторитаризм (переходящий в тоталитаризм); для «внутреннего полумесяца», за который идет соперничество, – сочетание и борьба обеих начал. Отмечая, что «морские народы легче пользуются свободой, чем народы континентальные», Дрие сделал интересный вывод: «Быть свободным для англичанина значит – не бояться ареста полицией и рассчитывать на немедленное правосудие властей и суда; для француза – свободно говорить что попало о любых властях (кроме военного времени); для немца, поляка, русского – возможность говорить на своем языке и провозглашать свою этническую и государственную принадлежность и использовать скорее коллективное, а не индивидуальное право».[14]

В 1942 г. выдающийся германский юрист, политолог и философ Карл Шмитт опубликовал работу «Земля и Море», которая вместе со статьей «Планетарная напряженность между Востоком и Западом и противостояние Суши и Моря» (1959 г.) справедливо относится к классике геополитики.[15] Сушу и Море он рассматривал как две принципиально различные, враждебные цивилизации, дав их противостоянию (по его мнению, неснимаемому) философско-этические и юридическое толкования. Шмитт обогатил геополитику концепциями «номоса», т.е. наиболее органичной формы организации пространства (примерный аналог «месторазвития» у Савицкого), и «большого пространства», т.е. стремления государств к обретению наибольшей территории (в развитие идей Ратцеля). Не знаю, читал ли кто Шмитта в те времена в СССР, а вот в Японии конца тридцатых он был очень популярен.