Конечно, возможны и другие, менее стандартные построения текста. Например, можно не заявлять свое концептуальное решение в самом начале и построить весь текст, раскручивая интригу вокруг обозначенной проблемы, нагнетая смысловую напряженность, которая заставит читателя вместе с нами искать выход. А когда читатель «полностью потеряется в догадках», когда будет ясно продемонстрировано, что никакие наши предшественники, начиная всеведущими классиками и кончая яркими современниками, нам уже ничем не помогут, выйдем мы – «все в белом» – и заявим свою сногсшибательную позицию. Такой ход вполне допустим, но сопряжен с некоторым риском. Мы должны быть уверены, что сумеем магической силой нашего животворящего слова удержать читателя, в меру заинтересованного хитросплетениями нашей мысли, до победного конца. Многие ведь до него не доберутся или, наоборот, раскрыв наш маленький секрет, хитро скользнут к последним страницам.
Если наша работа имеет эмпирический характер, ее структура несколько меняется. Сначала делается непременный концептуальный заход и формулируется тезис. Затем следует методическая часть, раскрывающая характер используемых данных. И, наконец, излагаются собственно результаты эмпирического исследования. Заметим, что «подтаскивание» отдельных фактов, непременно подтверждающих нашу позицию, или искусный подбор иллюстративных примеров, не оставляющих у читателя сомнений, что «жизнь именно такова», как мы ее описываем, не превращают наше исследование в эмпирическое. Последнее предполагает специфические процедуры анализа данных, а во многих случаях – и производство (сбор) этих данных.
Должна ли работа содержать непременный эмпирический элемент? Никто на этом не настаивает. Наше исследование может основываться на чисто литературных источниках и не содержать никаких эмпирических свидетельств. Однако, думаю, мы не будем спорить с тем, что если в работу включены эмпирические данные (тем более свежие и оригинальные данные), то она от этого только выиграет, и серьезным образом.
В учебном процессе также часто задается вопрос, нужно ли в своей работе увязывать рассуждения с современностью, выходить на нашу российскую проблематику. Такого обязательного требования тоже нет. Но если мы сумеем прочертить хотя бы пунктирную линию связи с нынешними реалиями, если хотя бы намекнем, какое отношение наши отвлеченные теории могут иметь к сегодняшней жизни, то наши шансы заинтересовать читателя заметно повышаются. Ибо теми специальными вопросами, которые входят в круг наших профессиональных интересов, всегда занимается весьма ограниченное число людей. Посему выходить, пусть изредка, за пределы эзотерического знания совсем не глупо. Хотя и не обязательно.
Еще одно необязательное требование: читателю хочется, чтобы из нашего текста бился родничок свежей авторской мысли. Требовать свершения авторского подвига (т.е. самостоятельности и новизны) формально-бюрократическими средствами, конечно, смешно, хотя, например, диссертационные советы вынуждены по регламенту предпринимать такие попытки (чаще всего без видимого успеха). Заставить бить ключом живую авторскую мысль, конечно, нельзя. Либо она есть, либо ее нет.
Вернемся к главному вопросу – об аргументации. Как ее строить? Многие торопятся перескочить к примерам, считая, что так будет понятнее. А некоторые даже уверены, что это чуть ли не единственный способ доступного изложения сложных вопросов. Для пущей важности их могут называть «кейсами» – практика, культивируемая в работах по менеджменту. Хотелось бы несколько охладить этот безудержный энтузиазм следующим правилом.
Правило 29. Доказательство с помощью примеров – не лучший способ обоснования позиции. Ибо оно не является доказательством вовсе.
Примеры служат в лучшем случае иллюстрацией общих положений, к ним можно прибегнуть, чтобы закрепить и оживить сухие логические постулаты. Если же примеры выставляются в качестве доказательств, то они становятся невольными свидетельствами нашего бессилия – невозможности довести свою мысль до конца логическими средствами. Конечно, нельзя упускать из виду возможные исключения. Скажем, существуют широкие области права, которые по своей сути являются прецедентными. И примеры напрямую используются здесь как кирпичики в построении стены доказательства. Но распространять подобные специфические правила на все социальные исследования было бы опрометчивым шагом.
Другим способом построения аргументации, весьма характерным для множества работ, является последовательное разворачивание позиций какого-нибудь автора (или авторов). Например, утверждается, что некий знаменитый автор (скажем, П. Бурдье) или, наоборот, какой-то малоизвестный (пока) деятель с успехом решил некую важную проблему. На основе корпуса текстов данного автора излагаются его (ее) позиции в каком-то заданном ракурсе. Все делается терминологически грамотно, формируется вполне адекватное представление о взглядах данного исследователя. Затем следует вывод, что означенный П. Бурдье решил-таки поставленную проблему. А мы вместе с ним выполнили и задачу нашей работы. И все вроде бы хорошо. Но чего-то по-прежнему не хватает. Чего? Не хватает того, что называется критическим аргументом.
Если мы грамотно изложили чьи-то теоретические позиции, это само по себе неплохо, ибо выполнена важная просветительская задача. Но подобная работа все же носит реферативный характер. Реферативный элемент должен содержаться в любом труде, и без отсылки к традиции хорошая работа просто не состоится. Однако этот элемент – лишь необходимое, но, увы, не достаточное условие для профессиональной работы. Об этом говорит следующее правило.
Правило 30. Текст должен содержать критическую оценку изложенных позиций. Хороших работ без критического аргумента не бывает.
Критический аргумент может вводиться разными способами. Можно столкнуть позиции разных авторов, например П. Бурдье и А. Турена. В этом случае концептуальный заход одного автора ставим в оппозицию другому, проясняя в этом столкновении противостоящие взгляды обоих. Здесь открывается оперативный простор для творчества, и можно представить, например, что случилось бы, если бы на узкой тропинке встретились М. Вебер и Т. Парсонс. Но лучше все же не заноситься далеко в своих фантазиях и вместо «парадоксальных» постановок типа «кто сильнее – кит или слон» обращаться к реально существующим дебатам.
Можно также пойти совершенно иным путем – ввести критический аргумент от первого лица и производить разбор теоретических доказательств с собственных позиций. В любом случае это предполагает дистанцирование от текстов и корпуса фактов, выход в рефлексивную позицию. Нужно найти в себе ресурсы для того, чтобы отстраниться от материала и взглянуть на него оценивающим взглядом. Мало кто станет настаивать (если речь идет не о диссертации) на том, что нужно обязательно изложить свою позицию. Но ее наличие будет должным образом оценено.
Но это еще не все. Вводя критический аргумент, мы только пытаемся тронуться с места. Высший пилотаж начинается с рефлексии второго уровня, когда мы, не удовлетворившись изложением собственных суждений, вновь отступаем на шаг в сторону и обнажаем оружие против самих себя, т.е. формируем критический аргумент в отношении собственной позиции. Зачем это нужно? Ну, уж не для того, чтобы заниматься публичным и, как правило, притворным самоуничижением, – проблема, дескать, такая большая, а мы такие маленькие. Мы только выглядываем из-за плеч гигантов и т.п. Не надо этого кокетства. Нужна рефлексивная работа, которая призвана прояснить (для себя и для других) основания и ограничения наших взглядов. А нужна она для того, чтобы двигаться дальше – и не по воле волн, а по велению рулевого колеса.
Осмелюсь сказать, что рефлексия первого уровня (по поводу чужих позиций) является обязательным требованием для всякой аналитической работы (чисто академической или прикладной), причем требованием, которое соблюдается, к сожалению, не столь часто. Что же касается рефлексии второго уровня (по поводу своих взглядов), то называть ее обязательной как-то неудобно. Хотя по-настоящему сильной работы без этого не сделать. Увы, редкая птица долетит до середины этой реки. А большинству подобная «ересь» просто не приходит в голову.