Прежде всего я побеседовал с домочадцами и с их помощью восстановил события того вечера. Особое внимание я уделил еде, которую подавали на обед, и тому, как сервировали стол. Суп мосье Дерулар наливал себе сам прямо из супницы. Затем последовали котлеты и цыпленок. На десерт был подан напиток из фруктов. Все стояло на столе, и мосье обслуживал гостей сам. Кофе подали в большом кофейнике. Тут все было ясно, мой друг, — невозможно было отравить одного, не отравив всех!

После обеда мадам Дерулар удалилась в свои апартаменты, ее сопровождала мадемуазель Вирджиния. Трое мужчин прошли в кабинет мосье Дерулара. Некоторое время они дружески беседовали. Вдруг безо всякой видимой причины депутат грузно рухнул на пол. Мосье де Сен-Аляр выбежал из кабинета и приказал Франсуа срочно вызвать врача. Он сказал, что у хозяина дома, без сомнения, апоплексический удар. Когда прибыл врач, пациент в его помощи уже не нуждался.

Мистер Джон Вилсон, дородный мужчина средних лет, которому я был представлен мадемуазель Вирджинией, оказался типичным англичанином — настоящий Джон Буль.[63] Его описание происшедшего, на типично английском французском, по сути, не прибавило ничего.

— Дерулар внезапно сильно покраснел и упал на пол, — только и сказал он.

Больше там выяснять было нечего. Поэтому я направился в кабинет, на место происшествия, и попросил оставить меня одного. Однако и там я не обнаружил ничего, что подтвердило бы подозрения мадемуазель Меснар. Что мне оставалось делать, мой друг? Только предположить, что она заблуждается. Видимо, она испытывала к покойному романтическое влечение, что мешало ей объективно оценить события. Тем не менее я снова самым тщательным образом осмотрел кабинет. Возможно, в кресло покойного депутата воткнули иглу, укол которой оказался смертельным. При этом безусловно рассчитывали на то, что оставшаяся ранка будет незаметной. Но я не смог обнаружить никаких подтверждений этой версии. В отчаянии я бросился в кресло.

— Enfin![64] Я отказываюсь от расследования! — с досадой воскликнул я, — Нигде ни единой зацепки! Ничего, что настораживало бы!

И тут мне на глаза вдруг попалась большая коробка шоколада, лежавшая на столике. Сердце мое забилось сильнее. Она могла не содержать в себе разгадку смерти мосье Дерулара, но, по крайней мере, в ней было что-то немного странное… Я снял крышку: все конфеты были на месте, — но это только делало еще более необычным то, что бросилось мне в глаза. Видите ли, Гастингс, коробка была розовой, а ее крышка — голубой. Конечно, часто можно видеть на розовой коробке голубую ленту, и наоборот, но коробку одного цвета и крышку другого — такого решительно не могло быть. С a ne se voit jamais![65]

Я еще не знал, каким образом эта деталь сможет мне пригодиться, но все же решил разобраться, в чем тут дело, поскольку коробка эта очень меня заинтриговала.

Я вызвал звонком Франсуа и спросил, любил ли его хозяин шоколадные конфеты. Легкая улыбка появилась на его губах.

— Очень любил, мосье. В доме всегда имелась коробка шоколада. Вы же знаете, он совсем не пил.

— Однако эта коробка не тронута. — Я поднял крышку и показал слуге.

— Извините, мосье, но это новая коробка, поставленная сюда как раз в день его смерти, предыдущая уже заканчивалась.

— То есть другая коробка шоколада кончилась в день его смерти? — решил уточнить я. — Это так?

— Да, мосье, я нашел ее утром пустой и выбросил.

— Мосье Дерулар ел шоколад в течение всего дня?

— Чаще всего после обеда, мосье.

В потемках, окружавших меня, забрезжил свет.

— Франсуа, вы умеете хранить тайну? — спросил я.

— Если это необходимо, мосье.

— Bon![66] В таком случае знайте, что я из полиции. Не могли бы вы отыскать мне ту, предыдущую коробку?

— Несомненно, мосье. Она в мусорном ящике. Он вышел и вернулся через несколько минут с покрытой пылью коробкой. Она была точной копией той, которую я держал в руках, а отличалась только тем, что нижняя часть ее была голубой, а крышка розовой. Я поблагодарил Франсуа — еще раз попросил его хранить молчание и без лишних церемоний покинул дом на проспекте Луизы.

Сразу после этого я зашел к врачу мосье Дерулара. С ним мне пришлось нелегко. Он буквально засыпал меня всякими мудреными терминами, тем не менее у меня возникло подозрение, что он не был безоговорочно уверен в том, что это был удар.

— Было много характерных признаков, — сказал он, когда я попытался выудить у него что-нибудь. Ведь сами понимаете — внезапная вспышка гнева, сильные эмоции после плотного обеда, c'est entendu,[67] от ярости кровь бросается в голову — и все!

— Но у мосье Дерулара не было сильных эмоций.

— Не было? Я был уверен, что у него произошла серьезная ссора с мосье де Сен-Аляром.

— С чего бы это вдруг?

— C'est evident![68] — Доктор пожал плечами. — Мосье де Сен-Аляр католик, да еще один из самых фанатичных! Дружба этих людей была отравлена вечными спорами по поводу отношений между Церковью и государством. Ни одного дня не проходило без стычек. В глазах мосье де Сен-Аляра Дерулар был чуть ли не Антихристом.

Для меня это было неожиданностью и предоставило мне новую пищу для размышлений.

— Еще один вопрос, доктор: можно ли начинить смертельной дозой яда, скажем, шоколадную конфету?

— Полагаю, можно, — подумав, ответил врач. — В этом случае могла бы быть использована чистая синильная кислота, конечно, если исключить возможность испарения и поместить ее в герметичную упаковку. Впрочем, можно использовать и любое другое вещество — крошечную крупинку легко проглотить даже не заметив. Впрочем, шоколад, наполненный морфием или стрихнином… — Он поморщился. — Вы понимаете, мосье Пуаро, достаточно одной конфетки с отравой! Правда, человек, не разбирающийся в этих ядах, вряд ли с этим справится.

— Благодарю вас, доктор.

Я удалился. И не откладывая дела в долгий ящик, опросил всех аптекарей, особенно тех, чьи аптеки находились неподалеку от проспекта Луизы. Да, служить в полиции не так уж плохо. Все необходимые сведения я получил без проволочек. Только в одной аптеке я узнал о примечательном в этом смысле лекарстве, которое доставлялось в интересующий меня дом. Это были глазные капли сульфата атропина для мадам Дерулар. Я на некоторое время возликовал, поскольку знал, что если по ошибке принять атропин внутрь, можно отравиться. Но симптомы отравления атропином очень близки симптомам отравления трупным ядом и не имели ничего общего с тем, что произошло. Кроме того, рецепт был старым. Мадам Дерулар страдала катарактой обоих глаз уже долгие годы. Обескураженный, я направился к двери, когда меня остановил голос аптекаря:

— Минутку, мосье Пуаро. Как я помню, девушка, приносившая рецепт, упоминала, что должна будет зайти также в аптеку за углом. Попробуйте наведаться туда.

Я так и сделал. Еще раз воспользовавшись своим официальным положением, я получил все необходимые мне сведения. За день до смерти мосье Дерулара в аптеке отпустили лекарство по рецепту мистера Вилсона. Его, кстати, и не надо было специально готовить. Это были таблетки тринитрина. Я попросил показать их, и когда увидел — маленькие таблетки были в шоколадной облатке, — сердце мое бешено забилось.

— Это яд? — спросил я.

— Нет, мосье.

— А каково действие этих таблеток?

— Они понижают кровяное давление. Назначаются при некоторых формах сердечной недостаточности, грудной жабе например. Уменьшают артериальное давление. При атеросклерозе…