– Конечно, мне в детстве внушали, что дьявол существует и от него все беды, – виновато призналась миссис Оливер. – И я верила. Только он мне всегда представлялся глуповатым – копыта, хвост и все такое. Прыгает, кривляется, как скверный актер. Безусловно, в моих романах часто действует преступник-злодей, это читающей публике нравится, но, по правде говоря, его все труднее изображать. Пока читателю неизвестно, кто именно этот персонаж, мне удается представить его в должном свете. Но когда все выясняется, он теряет свою значительность. Наступает разочарование. Гораздо проще взять какого-нибудь банковского менеджера, растратившего деньги. Или мужа, мечтающего избавиться от жены и жениться на гувернантке своих детей. Видите ли, это гораздо правдивее и естественнее.
Все засмеялись, а миссис Оливер проговорила извиняющимся тоном:
– Я толком не сумела объяснить, но вы, наверное, поняли, что я имела в виду?
Мы все подтвердили, что нам ее мысль ясна.
Глава 6
РАССКАЗЫВАЕТ МАРК ИСТЕРБРУК
Был уже пятый час, когда мы распрощались с Винаблзом. Он превосходно нас угостил, а потом показал свой дом, настоящую сокровищницу.
– У него, должно быть, куча денег, – сказал я, когда мы покинули Прайорз-Корт. – Изумительный нефрит и африканская скульптура, я уж не говорю о мейсенском фарфоре. Вам повезло с соседом.
– А мы это знаем, – ответила Роуда. – Здесь все люди милые, но скучноватые, он по сравнению с ними – сама экзотика.
– Откуда у него такое богатство? – спросила миссис Оливер. – Наследственное состояние?
Деспард заметил мрачно, что в наши дни фамильных состояний не существует. Налоги и поборы сделали свое дело.
– Мне говорили, – добавил полковник, – будто он начинал жизнь грузчиком, но вряд ли. Он никогда не рассказывает о своем детстве, о семье. Вот тема для вас. – Деспард обратился к миссис Оливер. – «Таинственная личность».
Миссис Оливер возразила, что вечно ей предлагают совершенно ненужные темы.
И тут мы подъехали к «Белому коню». Дом был деревянный, не просто обшитый тесом, а из бревен, и стоял несколько поодаль от деревенской улицы. За ним находился обнесенный изгородью сад, дышавший стариной.
Я был разочарован и не стал этого скрывать.
– Ничего зловещего, – пожаловался я. – Никакой особенной атмосферы.
– Подождите, пока увидите, что внутри, – сказала Джинджер.
Мы вышли из машины и направились к двери, которая открылась при нашем приближении.
Мисс Тирза Грей стояла на пороге, высокая, слегка мужеподобная, в твидовом костюме. У нее были густые и жесткие седые волосы, высокий лоб, орлиный нос и проницательные голубые глаза.
– Вот и вы наконец, – сказала она приветливым басом. – Я уж думала, что вы заблудились.
За ее плечом в темноте холла виднелось чье-то лицо. Странное, бесформенное лицо, словно вылепленное ребенком, который забрался поиграть в мастерскую скульптора. Такие лица, подумал я, иногда встречаешь на картинах итальянских или фламандских примитивистов.
Роуда представила нас и объяснила, что мы были у мистера Винаблза.
– Ага! – сказала мисс Грей. – Тогда понятно. Любовались сокровищами. И отдали должное его кухарке-итальянке! Бедняга, надо ему хоть чем-то развлекаться. Да заходите же, заходите. Мы очень гордимся своим домиком. Пятнадцатый век, а часть – даже четырнадцатый.
Холл был невысокий и темный, винтовая лестница вела наверх в комнаты, над большим камином висела картина в раме.
– Вывеска старой гостиницы, – объяснила мисс Грей, заметив мой взгляд. – В темноте плохо видно. Белый конь.
– Давайте я вам ее отмою, – сказала Джинджер. – Я ведь обещала, вы прямо удивитесь, как все преобразится.
– А вдруг испортите? – грубовато спросила Тирза.
– Как это испорчу! – возмутилась Джинджер. – Это моя работа. Я реставрирую картины в лондонских галереях, – пояснила она мне. – Удивительно интересное дело.
– К современному методу реставрации надо привыкнуть, – заметила Тирза Грей и добавила без обиняков: – Когда я теперь бываю в Национальной галерее, у меня глаза на лоб лезут: картины словно промыты новейшим стиральным порошком.
– А по-вашему, лучше, когда полотна темные и ничего не разберешь? – рассердилась Джинджер. Она пристально вглядывалась в белого коня. – Тут могут оказаться еще детали. И даже, вероятно, всадник.
Мы с ней вместе стали рассматривать бывшую вывеску. Картина не отличалась никакими художественными достоинствами и привлекала разве только своим почтенным возрастом. Светлый силуэт коня вырисовывался на темном фоне.
– Эй, Сибил! – громко позвала Тирза. – Гости выискивают недостатки у нашего коня. Какое, черт побери, нахальство!
В холле появилась мисс Сибил Стамфордис. Это была высокая, сутуловатая женщина с темными волосами, плаксивым выражением лица и рыбьим ртом. Она была одета в изумрудного цвета сари, которое отнюдь не улучшало ее наружность. Голос у нее был слабый, дрожащий.
– Наш милый, милый конь, – сказала она. – Мы влюбились в эту вывеску с первого взгляда. По-моему, она-то и заставила нас купить дом. Правда, Тирза? Но входите же, входите.
Нас провели в маленькую комнату. Когда-то, видно, там помещался бар, теперь она служила дамской гостиной, обставлена была мебелью в стиле чиппендейл[78], на столах красовались вазы с хризантемами. Потом мы осмотрели сад (я сразу понял, что летом он, должно быть, чудесен) и вернулись в дом. Стол уже был накрыт к чаю, на блюдах лежали домашние сладкие пироги и сандвичи. Когда мы сели, старуха, замеченная мною еще в холле, принесла большой серебряный чайник. На ней было простое темно-зеленое платье, какие носят горничные. Первое впечатление, что голова у нее будто вылеплена из пластилина неумелыми детскими руками, подтвердилось при ближайшем рассмотрении. Глупое, тупое лицо, но почему-то – я и сам не знал почему – оно производило зловещее впечатление.
Внезапно я разозлился на себя: выдумываю невесть что, а тут всего-навсего перестроенная гостиница и три пожилые женщины!
– Спасибо, Белла, – сказала Тирза.
– Ничего больше не нужно? – спросила служанка.
– Нет, спасибо.
Белла пошла к двери. Она ни на кого не посмотрела, лишь на меня, выходя, бросила быстрый взгляд. Что-то в нем было настораживающее, хотя трудно объяснить, что именно. Пожалуй, затаенная злоба. И еще: казалось, что она легко читает твои мысли.
Тирза заметила мою реакцию.
– Белла может напугать, правда? – спросила она тихо. – Я заметила, как она на вас поглядела.
– Она здешняя? – Я сделал вид, будто проявляю вежливый интерес.
– Да. Наверное, вам уже успели сообщить, что она считается местной ведьмой.
Сибил Стамфордис забренчала бусами.
– А признайтесь, признайтесь, мистер... мистер...
– Истербрук.
– Мистер Истербрук. Вы слышали, что мы совершаем колдовские обряды. Признайтесь. О нас ведь здесь идет такая слава.
– И может быть, заслуженная, – вставила Тирза. Ее это забавляло. – У Сибил особый дар.
Сибил удовлетворенно вздохнула.
– Меня всегда привлекала мистика, – прошептала она. – Еще ребенком я чувствовала, что наделена сверхъестественным даром. Я всегда была тонкой натурой. Однажды потеряла сознание за чаем у подруги. Я будто знала: когда-то в этой комнате случилось нечто ужасное... Много позже я выяснила – там двадцать пять лет назад было совершено убийство. В той самой комнате.
Она закивала и победоносно поглядела на нас.
– Удивительно, – согласился Деспард с холодной вежливостью.
– В нашем теперешнем доме творилось страшное, – мрачно продолжала Сибил. – Но мы приняли необходимые меры. Духи, плененные здесь, были освобождены.
– Нечто вроде генеральной уборки? – осведомился я.
Сибил поглядела на меня в растерянности.
– Какое на вас прелестное сари, – заметила Роуда.
Сибил просияла:
78
Чиппендейл – стиль английской мебели XVIII века, рококо с обилием тонкой резьбы; назван по имени краснодеревщика Т. Чиппендейла.