Изменить стиль страницы

Мрачные мысли зашевелились у меня в голове. Честно говоря, я никогда не верил во всю эту чушь насчет проклятия давным-давно умершего египетского фараона. Мне всегда казалось, что преступника следует искать в нашем времени. Предположим, что молодой неудачник решил так или иначе избавиться от своего дядя - вероятнее всего, с помощью яда. Но тут произошла ошибка и по несчастной случайности яд попал к несчастному сэру Джону Уилларду. Терзаемый угрызениями совести и преследуемый мыслями о совершенном им преступлении молодой человек возвращается в Нью-Йорк. И тут его настигает весть о смерти дяди. Осознавая, насколько бессмысленным было совершенное им убийство и мучимый раскаянием, он принимает решение свести счеты с жизнью.

___________

* toujours pratique (фр.) -практичный

Я тут же выложил свою версию событий Пуаро. Казалось, эта идея его заинтересовала.

- Что ж, ход ваших мыслей мне понятен, дорогой Гастингс. Только ведь это просто...слишком просто. Впрочем, не исключено, что все так и было. Но вы, по-моему, забываете о роковом влиянии гробницы.

Я пожал плечами.

- Вы по-прежнему уверены, что в этом что-то есть?

- Настолько, что мы с вами завтра же отправляемся в Египет, друг мой.

- Что?! - пораженный до глубины души воскликнул я.

- Нет, нет, я не шучу. - С видом обреченной жертвы вздохнул Пуаро. Тихий, жалобный стон вырвался у него из груди, - О Боже! - жалобно посетовал он. - Море! Это ужасное море!

***

Прошла неделя. Под нашими ногами шуршал золотой песок пустыни. Прямо над головой в небе ослепительно сияло жаркое солнце. Пуаро - живое олицетворение скорби - вяло тащился за мной следом. Маленький бельгиец терпеть не мог морские путешествия. Наше плавание из Марселя, длившееся всего четыре дня, превратилось для него в настоящую пытку. Когда мы пришвартовались в Александрии, он превратился на тень самого себя, даже обычная для него аккуратность и чуть ли не кошачья страсть к чистоте были забыты. Вскоре мы прибыли в Каир и прямиком отправились в отель Мена-Хаус, расположенный у самого подножия пирамид.

Колдовское очарование древнего Египта вскоре завладело мной. Но не Пуаро. Одетый точь-в-точь так же, как если бы он находился в Лондоне, он постоянно таскал с собой в кармане маленькую одежную щетку и вел нескончаемую войну с пылью, которая то и дело оседала на его костюме.

- А мои ботинки! - стонал он. - Нет, вы только взгляните, Гастингс! Мои новенькие ботинки, из тончайшей кожи, всегда такие опрятные и блестящие! Боже милостивый, внутри песок, который немилосердно трет ноги, и снаружи тоже - на них смотреть больно! И эта жара... эта ужасная жара! От нее мои усы превратились в настоящую мочалку...да, да, мочалку!

- Лучше поглядите-ка на сфинкса, - посоветовал я. - Даже я чувствую, что от него исходит очарование древней тайны.

Пуаро с досадой покосился на меня.

- Не очень-то у него счастливое выражение лиц, - пробурчал он. - Да и чего еще ожидать от бедняги, когда он едва ли не по уши погрузился в этот чертов песок! Будь все проклято!

- Да не ворчите, Пуаро. В вашей родной Бельгии тоже песка хватает, ехидно напомнил я ему, еще не забыв наш отдых в Нок-сюр-мер, в самом сердце "изумительных дюн", как было написано в путеводителе.

- Только не Брюсселе, - заявил Пуаро, задумчиво поглядывая на пирамиды. - Что ж, хоть тут не обманули. Все они правильной геометрической формы...но вот эта их шероховатая поверхность! Она просто отвратительна! А пальмы! Терпеть их не могу! Хоть бы посадили их рядами, что ли!

Я безжалостно прервал его жалобы, предложив немедленно отправиться в лагерь археологов. Добираться туда можно было только на верблюдах. Эти огромные животные, покорно опустившись на колени, терпеливо ждали, пока мы вскарабкаемся им на спину. Верховодила нашим караваном целая ватага одетых в живописные лохмотья мальчишек, возглавляемая болтливым переводчиком.

Избавлю читателя от описания того печального зрелища, которое представлял собой Пуаро, с грехом пополам взгромоздившийся на верблюда. Начав со стонов и вздохов, кончил он пронзительными воплями и жалобами в адрес Пресвятой Девы Марии и каждому святому в отдельности. В конце концов, он позорно капитулировал - потребовал, чтобы ему позволили спешиться, и продолжил наше путешествие верхом на крохотном ослике. Впрочем, должен честно признать, что поездка на огромном верблюде - не шуточное испытание для любого новичка. Сам я несколько дней кряхтел от мучительной боли во всем теле.

Но вот наше путешествие подошло к концу, и мы добрались до лагеря археологов. Дочерна обгоревший на солнце седобородый мужчина в тропическом шлеме и легком белом костюме подошел к нам и поздоровался.

- Мсье Пуаро и капитан Гастингс? Мы получили вашу телеграмму. Прошу прощения, что не смогли встретить вас в Каире. Случилось нечто ужасное, и это совершенно расстроило наши планы.

Пуаро побледнел, как смерть. Рука его, украдкой потянувшаяся в карман за щеткой, повисла в воздухе.

- Неужели еще одна смерть?! - ахнул он.

- Увы, да.

- Господи...сэр Гай Уиллард?

- Нет, нет, капитан Гастингс. Скончался мой американский коллега, мистер Шнейдер.

- А причина смерти? - вмешался Пуаро.

- Столбняк.

Я почувствовал, как липкие пальцы страха скрутили мне желудок. Казалось, даже воздух вокруг меня был пропитан миазмами зла, невидимыми, но оттого еще более опасными. Вдруг ужасная мысль пришла мне в голову. А что, если следующей жертвой окажусь я сам?

- Боже милостивый, - едва слышно прошептал Пуаро. - Ничего не понимаю. Ужасно! Скажите, мсье, нет никаких сомнений в том, что причиной его смерти действительно был столбняк?

- Насколько я понимаю, никаких. Однако, думаю, будет лучше, если вы поговорите с доктором Эймсом. В таких вещах он разбирается лучше меня.

- Ах да, конечно, ведь вы же не врач!

- Моя фамилия Тоссвилл.

Стало быть, это и есть представитель Британского музея, подумал я, один из младших научных сотрудников, как сказала леди Уиллард. Во всем его облике сквозило какое-то мрачное упорство. Он был печален, и в то же время спокоен и собран, что особенно понравилось мне.

- Пойдемте со мной, - предложил он. - Я отведу вас к сэру Гаю Уилларду. Он сгорает от желания познакомиться с вами, поэтому строго-настрого приказал привести вас к нему, как только вы прибудете в лагерь.

Мы прошли через лагерь, и перед нами оказалась большая палатка. Отодвинув полог, доктор Тоссвилл проскользнул внутрь. Мы последовали за ним. Внутри палатки я увидел троих мужчин.

- Это мсье Пуаро и капитан Гастингс, сэр Гай, - объявил Тоссвилл.

Самый младший из троих мужчин вскочил на ноги и поспешно двинулся нам навстречу. Во всем его облике была какая-то нервная порывистость, которая вдруг напомнила мне его мать. Он еще не успел загореть до черноты, как остальные двое, и это бледность, особенно заметная из-за темных кругов под глазами, делала его гораздо старше его двадцати двух лет. С первого взгляда было очевидно, что юноша мужественно пытается нести тяжкий груз забот и тревог, свалившийся на его плечи.

Он представил нам своих коллег - доктора Эймса, с виду весьма компетентного и уверенного в себе человека лет за тридцать, в темных волосах которого уже начинала кое-где пробиваться ранняя седина, и мистера Харкера, секретаря, довольно приятного худощавого молодого человека, на носу которого, выдавая его национальную принадлежность, красовались неизбежные роговые очки.

Обменявшись с нами парой ничего не значивших фраз, молодой американец распрощался и вышел. Доктор Тоссвилл последовал за ним. Мы остались наедине с сэром Гаем и доктором Эймсом.

- Прошу вас, не стесняйтесь, мсье Пуаро, - сказал сэр Гай. - Задавайте любые вопросы, какие сочтете нужными. Конечно, все мы тут несколько выбиты из колеи цепью этих страшных смертей. Однако ни один из нас, конечно, не сомневается, что все - лишь трагическое совпадение. Хотя и дьявольски странное, надо сказать. Ничем другим это просто не может...не должно быть.