ГЛАВА 5

Да, Абу Рашид времени зря не терял. Действовал он энергично, дело вел с размахом. Еще до того, как Александреттский порт перешел к Турции[2], он сумел прибрать к рукам все работы, связанные с разгрузкой и погрузкой кораблей на рейде. Все баржи, баркасы и лодки он скупил, хотя и пришлось выдержать нелегкий бой со своими конкурентами. Пришлось пойти даже на риск, поставить все на карту. Абу Рашид в таких делах был азартным игроком.

«Мне бояться нечего, — говорил он своим конкурентам. — Начинал с нуля и кончить могу нулем. Как говорят, пан или пропал!»

Все знали: Абу Рашид слов на ветер не бросает и, если он на что-то решился, его никто и ничто не остановит. Это был человек властолюбивый, настойчивый и решительный. Хотя внешне он вовсе не производил такого впечатления: ниже среднего роста, худощавый, скорее хилый. Вежливый и внимательный, Абу Рашид всегда находил время, чтобы принять и выслушать каждого, кто обращался к нему. Одет очень скромно. В простых матросских штанах, старом пиджаке и выгоревшем на солнце тарбуше, которого он никогда не снимал с головы, он походил на сотни других грузчиков. В любое время его можно было найти или в портовой кофейне, или на пирсе. Люди, наслышанные ранее о его могуществе и всесилии, столкнувшись с ним, никак не могли поверить, что это и есть тот самый знаменитый Абу Рашид, особенно если его видели рядом с расфранченным и напыщенным начальником порта или в окружении щеголеватых капитанов судов.

Абу Рашид не притворялся. Он действительно был таким. Ходил по порту, незаметно появляясь то в одном, то в другом месте, окидывал хозяйским оком все причалы, отдавал распоряжения, руководил погрузкой, и все это он делал тихо, спокойно, чуть ли не с виноватой улыбкой — извините, мол, что вмешиваюсь. Но если кто-то — конкурент, какой-нибудь портовый чиновник, руководитель профсоюза, владелец судна или простой моряк и грузчик — становился ему поперек дороги, он сразу преображался. От его обходительности и приветливости не оставалось и следа. Он сбрасывал их как ненужную маску и становился властным, злым и беспощадным стариком, готовым, впрочем, снова изобразить на лице любезную улыбку и живейшее участие, когда противник был устранен.

Обычно такой процедуре предшествуют всегда какие-то непредвиденные события и неприятные случайности: или тонет судно, или вспыхивает где-то пожар, или с кем-то происходит несчастный случай; потом все улаживается: кого-то переводят на другую работу, кого-то снимают, а этого назначают, а тот срывает богатый куш — и все шито-крыто, делается без шума, крика и суеты.

Судьба каждого матроса и даже грузчика в порту зависела от прихоти Абу Рашида. Пришелся по нраву — будешь работать; чем-то не угодил или, не дай бог, прогневил — лучше подобру-поздорову уходи сам, а не то в один прекрасный день и пузыри можешь пустить.

Работа в порту адова. День и ночь между кораблями на рейде и набережной снуют нагруженные с верхом баркасы и лодки. Вдоль всей набережной — штабеля тюков, мешков, ящиков. Один за другим вереницей проходят грузчики. У каждого на плечах ноша — да такая, что ноги подкашиваются. Сгибаясь чуть не до земли под ее тяжестью, грузчики тащат ее или на склад, или на баржу. С баржи груз поднимается на судно, а с судна взамен опускаются тюки и ящики тоже не легче весом. И так с утра до поздней ночи, с ночи до утра, туда и назад, без остановки, без передышки. Попробуй только вякни слово, что, мол, с тобой поступают не по закону, — тут же очутишься за воротами порта.

Однажды Таруси довелось посмотреть, как блюдут «законы» в порту. Шла погрузка баржи. На какого-то беднягу взвалили такой ящик, что он даже закачался под ним, но кое-как устоял. Потом, медленно, неуверенно передвигая ноги, стал подниматься с грузом по шаткой доске. С каждым шагом ноги его слабели, он склонялся все ниже и ниже. Казалось, он вот-вот рухнет под непосильной ношей, но все-таки вопреки всему двигался, как-то странно покачиваясь, шел будто с шестом по канату. И когда он уже почти достиг борта баржи, ящик на его спине вдруг накренился и полетел вниз, а вслед за ним — и потерявший равновесие грузчик. Все, кто стоял на набережной, так и ахнули. Бросились на помощь грузчику. Бедняга лежал почти бездыханный, залитый кровью. У каждого от сострадания к нему сжалось сердце. И только один человек не проявил никакого сочувствия к пострадавшему — это был помощник Абу Рашида. Он с бранью набросился на грузчика. Тогда другой грузчик решил вступиться за товарища. Помощник Абу Рашида грубо оттолкнул его, потом схватил за ворот рубахи, притянул к себе и сильно, наотмашь ударил по лицу.

Таруси, наблюдавший за этой отвратительной сценой, не мог остаться простым, безучастным свидетелем. Ему было жалко покалеченного, обливавшегося кровью грузчика и до боли обидно за вступившегося и пострадавшего ни за что товарища. Таруси попытался пристыдить и как-то урезонить обидчика. Однако тот смерил его с головы до ног презрительным взглядом и небрежно оттолкнул в сторону. Неизвестно, чем кончилось бы все это, если бы к месту события не подоспел сам Абу Рашид. Он извинился перед Таруси за недоразумение, успокоил его и тут же при всех отругал своего помощника за бездушное отношение к грузчику, громко заявив, чтобы все слышали, что он и впредь не потерпит подобного обращения с рабочими.

Насколько он был искренен при этом, трудно сказать. Во всяком случае, Абу Рашид не только на словах оказал внимание изувеченному грузчику. Что же касается его заступника, то тому вскоре пришлось поплатиться за свой благородный поступок. В тот же день его жестоко избили и посоветовали больше в порту не появляться. До Таруси также дошло, что Абу Рашид высказал недовольство и его поведением.

«Я не люблю, — сказал он в присутствии портовых рабочих, — когда в дела порта вмешиваются посторонние люди».

Выгнанный из порта грузчик пришел к Таруси поделиться с ним своим горем. Поблагодарив Таруси за поддержку, он попросил замолвить словечко Абу Рашиду, чтобы его снова приняли на работу в порт.

Таруси задумался. Он оказался в довольно-таки щекотливом положении. Тяжело отказать грузчику, но еще тяжелее — просить о чем-то Абу Рашида. К тому же он был заранее уверен, что, если даже сегодня грузчика восстановят на работе, все равно завтра его поставят в такие условия, что он будет вынужден покинуть порт. Но все же Таруси попросил своего знакомого капитана Кадри Джунди, чтобы тот устроил на работу грузчика. Как-никак у человека большая семья — нельзя, чтобы он остался без работы. Кадри Джунди в знак особого уважения к Таруси пристроил грузчика. Узнав об этом, Абу Рашид вскипятился. «Опять этот чужак Таруси, — закричал он, — сует своей нос, куда его не просят. Грузчиков подстрекает. Что ему здесь надо?»

Таруси, конечно, задело за живое такое высказывание Абу Рашида. Его публично оскорбили. Выходит, это он, Таруси, который побратался с морем, посторонний человек в порту! Разве он не имеет больше никакого отношения к морю? Кто ему может запретить приходить в порт? Может быть, море и порт тоже принадлежат Абу Рашиду? В конце концов, кто такой Абу Рашид? Почему он командует в порту? Ведь должна же найтись и на него управа…

Так размышлял Таруси, и внутри у него закипала злость: доколе будет царствовать в мире несправедливость?

Где же выход? — этот проклятый вопрос, на который он никак не мог найти ответа, не давал ему покоя. Может быть, мне и в самом деле не лезть, куда меня не просят. Что, мне своих забот мало?

Но не только вражда с Абу Рашидом лишала Таруси душевного спокойствия. Жизнь на суше была, оказывается, куда сложнее, чем в море. Да, здесь совсем другие проблемы. Они, пожалуй, еще более сложные и запутанные. Да и сам Таруси, бросивший якорь на суше, сильно переменился. Он не был уже тем беззаботным юнцом, который, кроме моря, ничего не знал и знать не хотел. Теперь многое интересовало его, и он стал чаще задумываться над всем, что происходило вокруг.