Глава 4

Наследники огненных стрел

Поймал себя на одной мысли: несколько раз в книжке упоминается, как ракетчиков не понимали, мешали им работать, не верили в то, что космические полеты – реальность. Это все верно, так было, но ведь были люди, которые верили, которые помогали. Очень часто сами они не занимались ракетной техникой, но ум и дальновидность позволяли им понять, что это не пустое занятие, что все это очень серьезно.

Я далек от симпатий к миллионеру Гарри Гугенхайму или к банкиру Андре Гиршу: матерые были капиталисты, но то, что они помогали Годдарду и Эсно-Пельтри в то время, когда большинство считало этих пионеров космонавтики слегка свихнувшимися изобретателями, делает честь их проницательности.

Благодарность испытывал Циолковский к Санкт-Петербургскому физико-химическому обществу. В автобиографии он пишет: «…Общество отнеслось ко мне с большим вниманием, чем поддержало мои силы. Быть может, оно и забыло меня, но я не забыл Боргмана, Менделеева, Фан дер Флита, Бобылева и в особенности Сеченова».

Великий Октябрь изменил саму природу отношений: помощь одиночек сменилась поддержкой общества. Историкам и философам еще предстоит отыскать и обнажить перед нами удивительные взаимосвязи революции пролетарской и революций научных. Они не всегда просты, не наивно прямолинейны и очень многочисленны.

«Вы говорите про несогласие моих работ до и после Октябрьской революции 17-го года. – писал в одном из частных писем К. Э. Циолковский. – Но всякая эпоха имеет свой язык. Надо принять в расчет еще цензурные условия. Моя прямолинейность лишила бы меня возможности продуктивной деятельности…» Именно в годы Советской власти основоположник космонавтики, уже глубокий старик, разрабатывает фундаментальные научные вопросы. Но дело даже не в собственных его открытиях: сотни людей стали его единомышленниками, он понимает, что нужен им. По всей стране растут секции, кружки, общества будущих строителей космических кораблей. «На первом организационном собрании секция постановила войти с Вами в связь и просить Вас принять участие в ее работе…» Это пишут москвичи. Для них он не учитель провинциальной гимназии, не забавный чудак, запускающий с крыши змеи… «…Секция обращается к Вам с просьбой прочесть в Москве публичный доклад о межпланетных сообщениях…» Это случилось благодаря неутомимой деятельности Перельмана, Рюмина, Рынина, Штернфельда – замечательных популяризаторов идей космонавтики, о которых я уже рассказывал.

Огромна заслуга и Владимира Петровича Ветчинкина, одного из талантливейших учеников Н. Е. Жуковского, первого русского дипломированного авиационного инженера. Он сам разрабатывал проблемы динамики полета ракет и реактивных самолетов. В Мемориальном музее Н. Е. Жуковского в Москве хранятся черновые заметки В. П. Ветчинкина «О возможности полета на Луну ракетным способом», датированные еще 1921-1925 годами. Неоценима его бескорыстная и благородная поддержка многих и многих наших ракетчиков, ГДЛ, ГИРД. Он встречался и в течение десяти лет переписывался с К. Э. Циолковским. Он ходил в кирху, где испытывал свой ОР-1 Фридрих Цандер. Как вы уже знаете, он «открыл» редкий талант никому не известного Юрия Кондратюка. Он читал лекции студенту МВТУ Сергею Королеву. Он первый отметил новаторскую работу молодого Валентина Глушко. «В ГДЛ была проделана главная часть работы для осуществления ракеты – реактивный мотор на жидком топливе… С этой стороны достижения ГДЛ (главным образом инженера В. П. Глушко) следует признать блестящими», – писал Владимир Петрович в 1932 году, в младенческие годы нашего ракетного двигателестроения. Он пишет свое заключение на предложение Михаила Тихонравова «Генерационная газовая ракета». Буквально за руку привел он в ракетную технику Юрия Победоносцева. А как сосчитать всех, кого привели туда страстные доклады, увлекательные диспуты, неизменным организатором и участником которых был Ветчинкин? Во втором томе избранных трудов пионеров ракетной техники имя Владимира Петровича Ветчинкина по праву стоит рядом с именами С. П. Королева, В. П. Глушко и М. К. Тихонравова.

Особое место среди тех, кто закладывал фундамент советской космонавтики, принадлежит выдающемуся военачальнику, Маршалу Советского Союза Михаилу Николаевичу Тухачевскому.

Во время работы над жизнеописанием С. П. Королева, да и над этой книжкой тоже, мне приходилось беседовать со многими людьми, знавшими Михаила Николаевича. Главным образом это были инженеры и конструкторы оборонной техники. Все они говорили о нем не просто с уважением – с восхищением. По их воспоминаниям, это был человек уникальной умственной дальнозоркости. Нельзя привести ни одного примера, когда бы новая техническая идея, в области артиллерии, авиации, танков или ракетной техники, или организационная идея, по формированию новых родов войск, таких, например, как мотомеханизированная пехота или десантники, которую поддерживал, развивал и воплощал в жизнь Тухачевский, оказалась бы бесплодной или ошибочной. «В М. Н. Тухачевском, – писал маршал Г. К. Жуков, – чувствовался гигант военной мысли, звезда первой величины в плеяде военных нашей Родины…» На вопрос, кого можно назвать в числе тех, кто способствовал становлению ракетного дела в масштабах страны, академик В. П. Глушко ответил:

– Первым я бы поставил Михаила Николаевича Тухачевского.

Назначенный в мае 1928 года командующим войсками Ленинградского военного округа, Тухачевский тут же начинает заниматься ракетчиками. Уже в июне создается ГДЛ, в 1930 году издается приказ, закрепляющий ее за военным ведомством. Это по его доброй воле появился у Петропавловской крепости новый гарнизон: он отдает Иоанновский равелин для размещения механических мастерских и испытательных стендов Глушко. Летом 1931 года Тухачевский – ему только 38 лет – заместитель председателя Революционного военного совета (РВС) и начальник вооружений Красной Армии. Теперь ГДЛ уже подчинена ему. В Москве Михаил Николаевич узнает об образовании ГИРД. Он поддерживает тесные контакты с Королевым, беседует с Цандером, Тихонравовым, Победоносцевым.

В 1929 году профессор Н. А. Рынин выступил со статьей, в которой предложил создать национальный, а еще лучше – международный научно-исследовательский институт межпланетных сообщений. Увы, это была неосуществимая идея. Как раз с этого времени на работы по ракетной технике, как писали тогда, «спустился почти непроницаемый покров военной тайны». Все чаще о ракете говорят не как о космическом корабле, а как об оружии. Тухачевский понимает это и поправляет Рынина: не межпланетный институт, о нем говорить рано, а реактивный научно-исследовательский институт (РНИИ), объединяющий всех ракетчиков страны, – институт, в котором сольются специалисты Москвы и Ленинграда, ГДЛ и ГИРД. Весной 1932 года Михаил Николаевич проводит ряд совещаний с ракетчиками, докладывает свои соображения наркому К. Е. Ворошилову, Совету Труда и Обороны, просит Осоавиахим «отдать» ему ГИРД. После долгих и трудных переговоров Тухачевский добивается своего: 31 октября 1933 года выходит постановление Совета Труда и Обороны о создании РНИИ – первого в мире научно-исследовательского центра, занимающегося ракетной техникой. Его начальником был назначен Иван Терентьевич Клейменов, недолго руководивший Газодинамической лабораторией после смерти Б. С. Петропавловского.

Нового начальника встретили сперва настороженно: ракетной техникой до этого Клейменов не занимался.