Королев понимал, что построить ракетопланер так, как строил он до этого планеры – дома, в сараюшках, охотясь по всей Москве за каждым куском фанеры и лоскутом перкаля, – не удастся. Это уже серьезная работа, а каждая серьезная работа требовала серьезной организации. Когда он заговаривал об этом с Цандером, тот сразу начинал радостно кивать головой:

– Да, да, вы совершенно правы. Межпланетный полет невозможен без специальной организации. Нужны станки, нужны испытательные стенды…

Жидкостный ракетный двигатель Цандера.

Королев вздыхал: как убедить этого человека, что стоит ему только заговорить о межпланетном корабле, и ни о каком финансировании, штате, помещении и станках уже никто с ним говорить не будет. Предлагать надо не межпланетный корабль, а нечто всем понятное, доступное, осуществимое в самом ближайшем будущем. Нужен некий ракетный центр, в котором будут и ракетоплан, и пороховые снаряды для армии, и ракеты на жидком топливе. Такой центр объединит людей, увлеченных ракетной техникой. Не страшно, что увлечения разные, главное – собраться вместе. Такие люди есть. В ЦАГИ работает Юрий Победоносцев, он увлечен идеями Цандера, думает о ракетах, которые могли бы использовать кислород атмосферы. Михаил Тихонравов – они знакомы по планерным слетам в Крыму, вместе работали в авиационном КБ, – он хочет сделать ракету на жидком топливе. Да только крикни, и народ прибежит – у Циолковского теперь много единомышленников.

Вечерами на Александровской улице, неподалеку от Марьиной рощи, в квартире, где с матерью и отчимом жил Королев, собирались московские ракетчики, а точнее, те, кто хотели стать ракетчиками. Мария Николаевна, мама Сергея Павловича, приносила чай. Королев отодвигал стакан, не до чая ему было.

– Если мы будем ждать, пока нашу организацию оформят и узаконят, мы прождем до лета, – горячо говорил Сергей Павлович. – Надо сделать по-другому. Прежде всего требуется найти помещение, где мы могли бы начать работу. Тогда мы скажем в Осоавиахиме: «Вот мы, мы уже существуем. Вот что мы уже сделали, а вот что собираемся сделать». И только так!

Цандер грел о чайный стакан тонкие бледные пальцы и молча кивал.

Потом сказал задумчиво:

Видите как, помещение будет найти довольно трудно… Кто нам даст помещение? – Он слегка, непередаваемо буквами, ломал русскую речь, иногда странно строил фразы, говорил по телефону: «Алло, здесь говорит Цандер…»

Королев даже вскочил:

Да никто не даст нам помещение! И не ждите, Фридрих Артурович, что вам принесут ключи и скажут: «Въезжайте, ради бога». Помещение надо не ждать, а брать. Найти и брать!

Победоносцев одобрительно хихикнул.

А не всыпят нам? – с улыбкой спросил Тихонравов.

Не знаю, – Королев засмеялся. – Но давайте рискнем…

Поиски помещения были организованы на «научной основе»: Королев на плане разделил всю Москву на участки. Каждый получил свой район поисков. Ходили по улицам, по дворам, выспрашивали дворников. И вот здесь Королев вспомнил о подвале бывшего виноторговца в доме на углу Орликова переулка и Садово-Спасской, в котором работали конструкторы планерной школы МВТУ. Когда Королев пришел в подвал, там валялась только рваная оболочка аэростата, вытащить которую было довольно трудным делом.

Но главное, подвал был пуст, и из подвала выселить их не могли: Королев быстро разузнал, что формально подвал находился в ведении Осоавиахима.

Теперь у них было помещение. Пусть запущенное, без света, но помещение!

Ремонтировали, белили, тянули проводку – все сами.

И очень скоро полюбили его, этот холодный подвал, навсегда вошедший в историю космонавтики. Все бывшие сотрудники московской ГИРД единодушно утверждают, что точную дату ее образования назвать трудно, потому что, как это ни парадоксально, ГИРД начала работать не только задолго до момента издания о ней приказа, но и до того, как отыскали подвал. Их объединили не бумага, не крыша, а мечты. Встречи Королева с Черановским и Цандером – это уже работа ГИРД. В общем, к концу лета 1931 года московская ГИРД уже существовала. Первое документальное упоминание этой организации относится к 20 сентября 1931 года, когда секретарь группы писал о ней в письме к К. Э. Циолковскому: «В Москве, при бюро воздушной техники при НИСе ЦС Осоавиахима… наконец создана группа по изучению реактивных двигателей и реактивного летания. Я являюсь ответственным секретарем группы, именуемой, кстати, ГИРДом».

А приказ появился много позднее, 14 июля 1932 года.

Приказ был длинный, со многими параграфами:

«§ 1. Придавая большое значение в деле развития народного хозяйства и укрепления обороноспособности СССР научно-исследовательским и опытно-экспериментальным работам по изучению и применению реактивных двигателей в системе Осоавиахима, сконцентрировать всю деятельность в данной области в Группе изучения реактивного движения – ГИРД…»

А деятельность уже давно сконцентрировалась.

«§ 6. Начальником ГИРДа (в общественном порядке) назначается С. П. Королев с 1 мая с. г…»

А он уже давно командовал. ГИРД была организацией добровольной, входящей в состав добровольного общества. Сила ГИРД в ее слабости: те, кто приходили сюда, понимали, что насмешки над «лунатиками» завтра не кончатся, что славы это дело не принесет, что карьеру на нем не сделаешь. Единственно, что могла предложить ГИРД, – интересная работа, атмосфера радостного творчества, объединяющего не только умы, но и сердца людей. Наверное, все чувствуют, что это такое, понимают, как это бывает, но немногим счастливцам удается испытать в жизни возвышенную радость от общего горячего интереса к твоим делам, от твоей собственной нетерпеливой увлеченности делами тех, кто рядом. Такое не забывается. Не потому ли на торжественных и высоких встречах академик Королев раздвигал вдруг плотную стену героев, лауреатов, генералов, начальников наивысшего ранга и спешил обнять никому не известного человека, который когда-то очень давно паял ночами камеры сгорания в подвале на Садово-Спасской?… Не потому ли так часто в наши дни собираются вместе седые гирдовцы – маленькая группа совсем уже немолодых людей, просеянная сквозь сита фронтов и больниц?…

Борис Черановский и Сергей Королев у «летающего крыла».

Идеология ГДЛ шла от Тихомирова и Артемьева, от конкретного, нужного армии изобретения. Идеологом ГИРД в момент ее образования был Цандер. «…Мы в ГИРДе дружной работой ряда воодушевленных людей продолжим изыскания в счастливой области звездоплавания, в области которой Ваши работы разбили вековой лед, преградивший людям путь к цели». – писал Цандер Циолковскому в день 75-летия Константина Эдуардовича. Цандеровское желание лететь на Марс жило во всех людях, которые пришли в подвал на Садово-Спасской. Именно цандеровская романтическая тяга к необыкновенному вела их в эту странную организацию, где сначала даже денег не платили и много работали, не давали продовольственных карточек и собирали деньги на токарные резцы. Начало пути людей в подвал ГИРД бывало самым разным. Для одного это случайно попавшая в руки брошюра Циолковского, для другого – восторг после лекции Цандера в Политехническом музее, для третьего – неистребимое любопытство. Большинство сотрудников ГИРД, в том числе и сам Королев, работали в подвале сперва на общественных началах по вечерам. Те, кто работал в вечернюю смену, приходили утром. Вот так однажды пришел утром в подвал конструктор Виктор Алексеевич Андреев и увидел сидящего над бумагами Цандера. Заметив Андреева, Фридрих Артурович спросил рассеянно:

– Что? Рабочий день уже кончился?

После этого Королев обнародовал устный приказ, согласно которому последний уходящий из руководителей бригад имел право уйти только вместе с Цандером.

Сварщик Андрей Архипович Воронцов сварил железную раму и в одиннадцать часов вечера ушел домой. Конструкторы Сергей Сергеевич Смирнов и Лидия Николаевна Колбасина в два часа ночи увидели, что раму надо переделать. Они пошли домой к Воронцову, разбудили его, втроем вернулись в подвал и к утру кончили работу.