Меджа все еще не выпускал из рук свертка. Теперь можно посмотреть, что в нем — торопиться некуда. Бумага частично порвалась, и было видно, что в нее завернуто. Меджа смотрел долго и упорно. Сначала он не поверил своим глазам. Но сомнения быть не могло. Это такая же реальность, как адская боль внутри и как вот эта толпа, с любопытством разглядывающая его.
Потом над ним склонился человек в форме служащего супермаркета и схватил сверток. Бумага разорвалась, и из окровавленных рук Меджи выпали… два гнилых яблока.
Ошеломленный служащий смотрел на них, не сводя глаз. Над ним вились мухи, но их, казалось, больше привлекала кровь Меджи, чем сами яблоки. Толпа тоже недоуменно глядела на яблоки. Служащий оправился от оцепенения и закричав:
— Они у него были! Были!
Толпа затаила дыхание. Полицейский вопросительно смотрел на служащего.
— Что?
— Да самоцветы, самоцветы! — истерически вопил служащий. — Он стащил их…
Меджу уже по интересовало происходящее вокруг него. Боль, казалось, пронизывала все его тело.
Притупленное обоняние улавливало еще сладковатый душок гнилых яблок, напоминая ему о чем-то давно минувшем, о первой встрече с другом. Воспоминания, пришедшие из далекого, темного прошлого, оживили боль в теле. Боль усилилась, она проникла в самую глубь его души, и Меджа, слабый, измученный, забылся. Он чувствовал себя виноватым. Не послушался совета товарища и подвел его. Подвел Майну, обитателя задворок, который никогда не жаловался и всегда был доволен. Сколько раз повторял ему Майна: «Что бы ты ни делал, держись подальше от центральных улиц».
Меджа закрыл глаза. Служащий супермаркета все еще кричал что-то о несуществующих самоцветах, а по улице с воем мчалась в их сторону машина «скорой помощи». Меджа ничего уже не слышал.
4
Майна мчался по закоулкам до тех пор, пока не достиг главной улицы, огибающей центральную часть города с западной стороны. Затем — усталый, растрепанный — перешел на шаг. Путь его лежал но шоссе, ведшее в пригороды. Знакомая дорога — по ней он не раз хаживал в поисках случайного заработка. Здесь уже можно и расслабиться. Он спрашивал себя: зачем гнался за ним служащий супермаркета? И что сталось с Меджей после того, как он исчез в переулке?
Майна решил не возвращаться в свое обиталище возле супермаркета, пока не прекратится погоня. Сейчас там полно полицейских, его разыскивают, хотя он и не понимает, по какой причине. Майна свернул на Хилл-роуд. По обе стороны улицы из-за живой изгороди застенчиво выглядывали особняки, злобно лаяли сторожевые собаки, бросаясь на железные прутья ворот. В некоторых домах слышны были радиоприемники и патефоны, звуки «ча-ча-ча» и напевной музыки разносились над широкой дорогой. Временами они дополнялись насвистыванием садовников, работавших на газонах и клумбах. Там, где изгородь была невысокой, Майна видел белое, чистое белье, гордо развевавшееся на ветру и отбивавшее свои ритмы.
Сильно припекало солнце, от дороги пахло разогретым гудроном. К этому запаху примешивался запах пищи, которую хозяйки готовили к обеду для своих мужей. В пустом желудке Майны громко заурчало, и он вспомнил о яблоках и о Медже.
Тем временем на Хилл-роуд загудели моторы автомашин — хозяева особняков съезжались обедать. Майна весь сжался и старался держаться как можно дальше от дороги. Некоторые водители, сворачивая на свои подъездные аллеи, подозрительно косились на него и даже запирали за собой ворота. Майна чувствовал себя очень неуютно на фоне аккуратно подстриженных кустов и роскошных автомобилей. Чтобы не бросаться в глаза, он зашагал быстрее, беспокойно глядя по сторонам, боясь нарваться на полицейского, который арестует его и отведет в участок.
Когда он приходил сюда колоть дрова, эти богатые предместья не внушали ему страха. На улицах бывало много торговцев фруктами, с которыми он всегда мог смешаться. Теперь же торговцев нет. Да и после инцидента в супермаркете он чувствовал себя каким-то жалким, незащищенным.
На углу Хилл-роуд и Форест-роуд кто-то окликнул:
— Майна!
Майна остановился. Он весь напрягся, готовый в случае чего броситься наутек. Человек, назвавший его по имени, сидел на камне. На нем были дешевые черные джинсы, нейлоновая рубашка и зеленый, потемневший от грязи хлопчатобумажный галстук. От пыли и перхоти его курчавая шевелюра стала рыжевато-серой и имела такой вид, словно к ней давно уже не прикасалась расческа. Кожа на его скуластом лице была шершавая, грубая — такая же, как и его черная борода. Белки глаз — с красными прожилками. Майне казалось, что они сверлят его насквозь, стремясь проникнуть в его трепещущую душу.
— Ты меня не помнишь, Майна? — спросил человек.
Майна покачал головой. Чтобы не выдать страха, он не хотел говорить.
— Я так и думал. Тебя ведь Майной зовут?
Майна кивнул.
— Сколько уж времени прошло с тех пор, как мы вместе в школу ходили. Помнишь Манг’а и Кимайто?
Майна перебрал в своем воображаемом досье множество старых и новых имен и лиц, но не нашел в нем ни Манг’а с Кимайто, ни обличья сидящего перед ним человека. Он снова покачал головой, испытывая все растущее беспокойство.
— Я же с тобой в первом классе учился, — продолжал новый знакомый.
— Ты Манг’а? — хрипло спросил Майна.
— Нет, — засмеялся человек.
Майна встревоженно озирался по сторонам. К перекрестку подъехал автомобиль. Водитель, прежде чем повернуть на Хилл-роуд, немного притормозил, увидел двух парней, находившихся в опасной близости от проезжей части, и покачал головой. Если бы машина срезала угол, обоим была бы крышка.
Школьный товарищ Майны поймал на себе взгляд водителя.
— Чего уставился, свинья? — заорал он. — Езжай дальше, пока мы тебя не кастрировали.
Водитель, видимо, не понял, улыбнулся, помахал рукой и поехал дальше. Он спешил домой, где его ждал обед.
Майна проводил взглядом машину и спросил:
— Ты Кимайто?
Человек покачал головой.
— Когда-то ты звал меня Каманда. Теперь меня зовут Бритва.
— Кто тебя так зовет?
— Мои друзья. Мировые ребята. Могу познакомить тебя с ними. Ты куда путь держишь?
Майна замялся. Он не понимал, как этот человек ухитрился запомнить своего соученика по первому классу. Ведь прошло столько лет. Разве можно упомнить всех одноклассников? Но человек назвал его по имени. И он не похож на шпика. Майна считал, что может общаться с кем угодно, только не с полицейским.
— Да в общем — никуда. Прогуливаюсь.
— В моей шайке это называется «нести патрульную службу», — засмеялся Бритва. — Почему ты выбрал себе такую нескладную кличку?
Лицо у Майны вытянулось. Он снова насторожился.
— О чем ты говоришь?
— Я говорю, что ты несешь патрульную службу. Ты главарь шайки?
— Шайки?
Бритва встал.
— Кто в твоей шайке главный?
— Не понимаю. — Майна отступил на шаг. — В какой шайке?
Бритва с удивлением посмотрел на него.
— Да ты не бойся, я не легавый. У меня тоже есть шайка, и я никого не боюсь.
Майна пожал плечами.
— Нет у меня никакой шайки. Ни к чему опа мне.
Бритва рассмеялся.
— В этом-то и беда таких, как ты. Не научились вы еще устраиваться в жизни. Ну, а я и мои ребята научились. И дела у нас идут клево. Кто же ты такой? Трудяга?
Майна покачал головой и смахнул с лица капли пота. Бритва заметил, что он волнуется.
— Значит, ни в какой шайке не состоишь?
Майна кивнул. Он чувствовал, что в горле у него пересохло. Бритва бросил на него понимающий взгляд и улыбнулся.
— Работаешь где-нибудь?
— Нет.
— Как же ты набиваешь брюхо? Где живешь? Чем зарабатываешь на жизнь, друг?
Майна хотел было что-то сказать, но запнулся и покачал головой.
Бритва пристально смотрел на него.
— Странно. Не работаешь, не воруешь. Чем же ты тогда занимаешься?
Майна пожал плечами.
— Хочешь к «бритвам»?
Майна смутился еще больше.