— Уходи, — прошептала она хрипло.

В его груди все сжалось.

— Не могу, малыш. Нам нужно поговорить.

Он обошел ее кровать так, чтобы видеть ее лицо, и она сразу же перевернулась на другую сторону.

— Нет, не нужно. Уходи.

Ладно, меняем тактику.

— Ева. Чейз мертв.

Он наблюдал, как все ее тело напряглось.

— Он был замучен, — продолжил он, — вспорот. Внутренности висели на его собственной Рождественской елке.

Ева села, придерживая живот.

— Где Фрэнки? — прошептала она.

— В бегах.

— Боже мой. Чейз… Бог мой… Это все моя вина… Он ничего не сделал… Я… Боже…

— Малыш, — он сжал в ладонях ее лицо, заставляя смотреть на него. — Послушай внимательно. Чейз знал, во что ввязывался, когда заключал ту сделку с тобой. Он лично знал Фрэнки, и он работал над его делом, он совершенно точно знал, насколько Фрэнки ебанутый, и на что он способен. По сути, он хотел тебя так сильно, что плевал на последствия.

По ее щеке скатилась слеза.

— Он не заслужил этого, я имею ввиду, что никто не заслуживает, но Чейз совершенно точно не заслуживал такого, — прошептала она. — Он был козлом, но он не был ужасным человеком. Он просто хотел, чтобы его любили. Он хотел семью, которая любила бы его, и любить самому… Он просто не понимал… О Господи, Чейз… О Боже…

Она оплакивала Чейза, он понимал ее, но все же он бы предпочел, чтобы говнюк, которого она трахала и к которому у нее были какие-то чувства, был последним, по кому проливались ее слезы.

Чувствуя, как в нем просыпается ревность, а за ней — злость, он сел рядом с Евой, притянул ее рот и крепко поцеловал.

Она не сопротивлялась, и их влажные губы и жадные языки разделили долгий, медленный поцелуй. Когда он оторвался от нее, Ева прижалась лбом к его лбу и выдохнула в его рот.

— Как она? — прошептала Ева.

Он собрался мыслями. Ребенок, она говорила о девочке.

— Все еще не может дышать сама, малыш.

Покусывая губу, она кивнула.

— Это не твоя вина, — прошептала она.

Нет, это была его вина. Он попытался протестовать, но она прижала пальцы к его губам.

— Это была тяжелая беременность. Это не твоя вина.

В груди была тяжесть, и он втянул воздух. Он ее не заслуживал. Никогда. И никогда не сможет заслужить.

— Я дала ей имя, — произнесла она мягко. — Айви[33] Оливия Уэст. Айви — потому что сейчас Рождество, и Оливия в честь…

— … моей мамы, — сказал он хрипло, чувствуя себя самым большим говнюком на свете.

— Дьюс?

— Да, малыш?

— Свидетельство о рождении. Как ты хочешь, чтобы я поступила?

— Никак, — прошептал он. — Я заполню все бумаги, она моя дочь.

Она замерла, глядя ему в глаза, затягивая его, по-прежнему лишая его движения лишь взглядом, сводя его нахуй с ума. Она всегда сводила его с ума.

— Дьюс?

— Да?

— Больше никаких женщин.

Блять.

— Да, малыш, знаю. Я охуенно облажался.

— Если злишься на меня и хочешь выместить это на какой-нибудь киске, ты идешь ко мне. Неважно, как зла я, я никогда тебя не отвергну, — от ее хриплого смешка все в нем заныло. Блять, сколько боли он причинил своей женщине.

— Ева, малыш, — ответил он мягко, — больше никаких женщин не будет. Уже вышвырнул Миранду, обрубил все связи. Обещаю, я заслужу тебя, и сейчас самое время мне начать.

Она вздохнула, поежившись, что лишь заставило его чувствовать себя еще хуже.

— Я люблю тебя, Дьюс, — прошептала она. — Очень, очень сильно.

Он смотрел на нее, она смотрел на него, и он ясно понимал, почему парни так проехались по нему. Она любила его. Он был всем для нее. Он знал это, он видел это в ее больших серых глазах. И наконец-то прошлое больше не имело ебаного значения. Она не собиралась сбегать, а он собирался заботиться о ней, как о чертовой королеве, которой она и была.

Глава 19

Впервые за долгие годы Дьюс познал настоящее умиротворение.

Прошли три месяца, и Айви была выписана.

Ева превратила половину его комнаты в клубе в ясли.

А затем эта чокнутая сука выделила Дэнни собственную комнату в клубе и помогла обставить каждый сантиметр в ней в ебаном розовом и малиновом цвете. Он был охуенно взбешен. Поставил в ее комнату стальную дверь с засовом. Поставил решетки на ее окно. Не откладывая, выстроил всех своих парней в ряд и прояснил, чтобы не смели нахуй тянуть руки к его девочке. Сказал, если кто-нибудь из них посмотрит на нее так, что Дьюсу это будет не по душе, то он отправит их в землю.

Они старались не смотреть на нее. По факту они вообще перестали с ней разговаривать.

И все дерьмо шло своим чередом.

Жизнь была прекрасна. Охуенно прекрасна.

Ками и Девин переехали в Монтану, чтобы быть ближе к Еве и Айви. Не к Коксу. Ками клялась, что это так, и Кокс не знал, что ему делать с этим решением. Он, наверное, даже поверил бы ей, если бы Ками не сидела в этот момент на коленях Кокса, изливая эту теорию переезда.

Ему исполнилось сорок девять.

Кокс ушел от жены и съехался с Ками.

У Дэнни появился парень.

Парень Дэнни порвал с ней, и Дьюс клялся, что он тут не при чем.

Кокс закончил с бракоразводным процессом и надел на палец Ками бриллиантовое кольцо. Кольцо ей не понравилось, и она купила себе другое — больше и дороже. И сережки в комплект.

И кажется, он слышал, как Кокс бормотал что-то насчет закрыть ей доступ в интернет. Что-то насчет туфель, которые стоили несколько тысяч долларов.

Девину исполнилось пять.

Кокс купил ему кроссовый мотоцикл. За это Ками кинула в него кастрюлю.

Еве исполнился тридцать один год.

Ками выгнала Кокса. Кажется, ей не понравилось, как он посмотрел на кассиршу в супермаркете. Дьюсу было куда интересней, как она умудрилась заставить Кокса сходить в магазин.

Парни заказали ему новый жетон. На обороте читалось «Фокси». Он успел навешать троим из них, прежде чем они, поджав хвосты, сбежали.

А потом он надел жетон.

И ухмылялся.

Лето было щедрым к клубу. Бизнес шел в гору. Деньги сливались в клуб. Двое из его парней женились. Клуб единогласно проголосовал за троих новых братьев.

Задница Евы вернулась к прежним размерам. Не то чтобы его это заботило. Он хотел ее в любом виде, до какого мог добраться. Худой или с изгибами, такой чертовски сочной… Да хоть блять размером с дирижабль. Какая нахуй разница. Никогда это не было ее тело, что так прочно привязывало его к ней. Все их дерьмо с Евой уходило намного глубже, чем могло показаться со стороны. Хотя вот ее сиськи… и ее губы… И только Бог знает, как эти глаза сводили его нахер с ума.

Кокс и Ками поженились. Она позволила ему въехать обратно.

Айви исполнился год. Едва посмотрев на свой праздничной торт «Хеллоу Китти» (идея Дэнни), она шлепнулась в него лицом прямо по центру. И теперь на его рабочем столе стояла фотография, на которой Айви, вся в кусочках торта и глазури, смотрела на него синими глазами с белыми крапинками и улыбалась той же улыбкой, что и он.

Он начал подготавливать кое-что грандиозное. Кое-что действительно охуенно грандиозное для своей женщины.

А потом в один летний день все полетело вдребезги.

Глава 20

Рука об руку Айви, Дьюс и я шли через огромный задний двор клуба. Через несколько колонок, закрепленных по стратегически важным точкам, громко играло кантри, три мощных гриля уже были разогреты, на них обжаривались хот-доги, гамбургеры и стейки, пока байкеры и их жены, подружки и дети толклись группками по двору, попивая пиво или содовую, оживленно болтая друг с другом.

Улыбаясь.

Танцуя.

Все были счастливы.

Дьюс сжал мою руку.

— Малыш, пойди, разберись с этим женским дерьмом, мне надо поговорить с Рипером.

Не успев назвать Дьюса каким-нибудь словечком из того арсенала, что я припасла на те случаи, когда он нес это шовинистическое дерьмо, я поторопилась к длинному столу, на котором уместились тарелки с несколькими видами пасты, чипсами и крекерами, соленой соломкой и овощным ассорти. Надев черный фартук поверх ее милого розового платья, Дороти стояла у стола и раскладывала еду.