- Может, и осталось, - сказала она. - Но как же Вы не понимаете? Ведь наша эстэль колеблется, и основания ее потрясены - это часть нашего недуга. А правда ли, что мы - Дети Единого? Быть может, Он совсем отрекся от нас? А может, мы и не Его дети? Не Безымянный ли Владыка Мира?

- Об этом даже спрашивать нельзя! - воскликнул Финрод.

- Но и молчать нельзя тоже, - возразила Андрет, - иначе не понять Вам всей глубины нашего отчаяния. По крайней мере, большинства людей. А что до атани, как зовете нас вы - Ищущих, как зовем мы себя сами, тех, кто оставил земли отчаяния и людей тьмы, и в тщетной надежде отправился на запад... Мы-то верим, что исцеление еще возможно, есть какой-то выход. Но эстэль ли это? Это, скорее, амдир - но необоснованный: просто бегство во сне, а пробуждение известно - не избежать нам тьмы и смерти...

- "Просто бегство во тьме", говорите Вы... - промолвил Финрод. - Во сне открываются многие желания; а желание может быть последним проблеском эстэль. Но Вы, Андрет, говорите не о сне. Вы путаете "сон" и "пробуждение" с "надеждой" и "верой". Первое сомнительно, второе вернее. Что, люди лишь во сне говорят о выходе и исцелении?

- Во сне ли, наяву ли, ничего определенного они не говорят, - ответила Андрет. - Когда придет исцеление? Как это произойдет? Какими станут те, кто исцелится? Что будет с нами, с теми, кто уйдет во тьму, не успев получить исцеления? На эти вопросы могли бы попытаться ответить лишь люди "Древней Надежды", как они себя называют.

- Люди "Древней Надежды"? - переспросил Финрод. - А кто это?

- Их немного, - ответила она, - но с тех пор, как мы пришли сюда, их стало больше - они увидели (или им так кажется), что Безымянному можно противостоять. Но это еще не причина. Противостоять-то ему можно, но его былых злодеяний этим не исправишь. Тем глубже будет их отчаяние, если доблесть эльдар не устоит. Ибо древняя надежда основана не на мощи людей или других народов Арды.

- А на чем? - спросил Финрод. - Что это за надежда, Вы не знаете?

- Говорят, - ответила Андрет, - говорят, будто Единый сам вступит в Арду и исцелит людей и все Искажение, с начала до конца. Говорят еще, - а может, выдумывают, - что эти слухи ведут начало с незапамятных времен, со дней нашего падения , и дошли до нас через бессчетные годы.

- Говорят? Выдумывают? Вы что, не верите этому?

- Трудно этому верить, государь. Это ведь противоречит здравому смыслу. Кто такой Единый, Которого вы зовете Эру? Оставим тех людей, что служат Безымянному - хотя их много в Средиземье. Большинство остальных считают, что мир есть война между Светом и Тьмой, обладающими равной силой. Но Вы скажете: нет, это Манвэ и Мелькор, а Эру выше их. Значит, Эру - величайший из валар, великий бог среди прочих богов (так говорят многие, даже среди атани), король, что живет вне своего королевства и дозволяет вельможам делать что вздумается? Нет, говорите Вы, Эру - Единый, и равных Ему нет, Он сотворил Эа, а сам - вне ее; валар могущественнее нас, но немногим ближе к Его величию. Не так ли?

- Так, - кивнул Финрод. - Мы так говорим. Мы знаем валар, и все они говорят то же самое - все, кроме одного. Но, как Вы думаете, кто больше похож на лжеца - те, кто смирен, или тот, кто стремится возвыситься?

- Я не сомневаюсь на этот счет, - ответила Андрет. - И потому все эти речи о Надежде не укладываются у меня в голове. Как может Эру войти в то, что Сам создал, в то, что неизмеримо меньше Его? Как может певец войти в песню или художник в картину?

- Он уже присутствует в ней, так же, как и вне ее, - заметил Финрод. - Но и впрямь: присутствовать и жить на самом деле - это разные вещи.

- Вот именно, - сказала Андрет. - Эру, конечно, присутствует в Эа, которую он создал. Но те люди говорят, будто бы Он Сам войдет в Арду, а это совсем другое дело. Как это возможно, ведь он же больше? Не разрушит ли это Арду, да и всю Эа?

- Не спрашивайте, - сказал Финрод. - эльдар не дано постичь этого; а может, и валар тоже. Но, знаете, мне кажется, мы запутались в словах. Когда Вы говорите "больше", Вы мерите мерками Арды, где больший сосуд не может войти в меньший.

Но ведь это нельзя применять к Неизмеримому. Если бы Эру захотел, Он непременно нашел бы путь - не знаю, какой именно. Понимаете, мне кажется, что, если бы Он Сам вошел в Арду, Он все равно остался бы тем, что Он есть - Творцом вне картины. И в то же время, Андрет, если без гордости - не могу я представить, как иначе можно исцелить этот мир. Не позволит же Эру Мелькору подчинить мир своей воле и восторжествовать над всем. Но я не могу представить себе никого сильнее Мелькора - кроме самого Эру. И потому, если Эру не оставит Свое творение Мелькору - а иначе Мелькор непременно станет Властелином Мира - Ему придется Самому войти сюда, чтобы повергнуть его.

Более того - даже если Мелькор (Моргот, каким он стал ныне) все же будет повержен и изгнан из Арды, Тень его все равно пребудет, и зло, что он породил и рассеял, станет расти и множиться. Так что если есть какое-то исцеление, новый свет, что рассеет тьму, лекарство, что залечит раны прежде, чем все кончится, - оно, думается мне, должно прийти извне.

Андрет изумленно вскинула глаза.

- Так Вы, государь, верите этой Надежде?

- Ах, не спрашивайте! - ответил он. - Для меня ведь это всего лишь чудные вести издалека. Квэнди никто никогда не говорил о такой надежде. Она послана лишь вам, людям. Но от вас о ней можем услышать и мы, и она озарит наши сердца.

Он помолчал, а потом, серьезно взглянув на Андрет, добавил:

- Да, Мудрая, быть может, так было предрешено - чтобы мы, квэнди, и вы, атани, прежде, чем мир успеет состариться, встретились и принесли вести друг другу, и чтобы мы узнали от вас о Надежде. Воистину, так было предрешено, чтобы мы с тобой, Андрет, сидели и беседовали здесь у огня, через пропасть, что разделяет наши народы, - чтобы нам не так бояться Тени, нависшей на Севере.

- Через пропасть, что разделяет наши народы! Неужели нет моста, одни только слова?

И Андрет снова расплакалась.

- Может, и есть, - промолвил он. - Для немногих. Не знаю. Наверно, пропасть разделяет лишь наши судьбы, ведь в остальном мы так похожи друг на друга - больше всех остальных тварей земных. Но опасно переходить пропасть, проложенную роком, и те, кому это удастся, не радость обретут на той стороне, но печали обоих народов. Так кажется мне.

Но почему же ты говоришь "одни только слова"? Разве не слова преодолевают пропасть меж двумя живущими [этой и той жизнью]? Разве мы с тобой обменялись лишь пустыми звуками? Неужели мы ничуть не сблизились? Хотя, боюсь, тебе в этом мало утешения.

- Я не просила меня утешать, - ответила Андрет. - Почему бы мне нуждаться в утешениях?

- Ты женщина, - сказал Финрод, - и судьба людей коснулась тебя. Думаешь, я не знаю? Ведь он мой брат, и я люблю его. Аэгнор - Айканар, Ярое Пламя, резвый и пылкий... Совсем недавно узнали вы друг друга, и руки ваши встретились во тьме. Но тогда, в то утро, на высоких холмах Дортониона, ты была юной девой, отважной и пылкой...

- Что же Вы молчите? Продолжайте! "А теперь ты всего лишь одинокая мудрая женщина, и старость, что не коснется его, уже тронула инеем твои волосы"! Только не говорите мне "ты" - некогда он говорил мне это!

- Ах! - сказал Финрод. - Так вот откуда горечь, что звучала в Ваших речах, милая аданэт, дочь людей? Да, конечно, если бы я стал утешать Вас, Вы увидели бы в этом лишь высокомерие - я ведь по эту сторону роковой пропасти. Но что я могу сказать? Лишь напомнить Вам о надежде, которую Вы сами только что открыли мне...

- Я не говорила, что надеюсь на это, - возразила Андрет. - Но даже если и так, я не могу не плакать: ну почему это случилось здесь и сейчас? Почему мы любим вас, а вы любите нас (или делаете вил, что любите) - и все-таки отгораживаетесь от нас пропастью?