От людей (или человека), написавшего такое, трудно ожидать научной объективности, причём непонятно, к чему призывается читатель — то ли почитать свастику саму по себе (за что же это?!), то ли поменять в церквях крест на свастику, а ведь свастика — это крест без распятого, ибо и появилась она гораздо раньше распятого, да как-то и распятый в свастику не очень вписывается. Хотя, конечно, всё ещё можно исправить. Давайте исправим канон: «Свастике твоей честной поклоняемся, Господи!» — чем не тема для обновленческой проповеди?

В 2001 году книга Р. Багдасарова — уже одного, без соавтора — в значительно переработанном виде появилась в интернете, а также была выпущена московским издательством «Белые альвы». О реакции российского населения можно судить хотя бы по тому факту, что увидеть этой книги мне не удалось даже сразу по ее выходу в лучших московских книжных магазинах — так быстро её тираж нашёл своего читателя. В предисловии автор, успевший за эти годы написать также несколько статей по христианской символике, сообщает, что первая её версия готовилась в 1993 году для невышедшего монархического сборника, появилась же она в «Волшебной горе» по случаю. Этот понятно: ведь написана, так почему же не опубликовать?

Возможно, версия, опубликованная в «Волшебной горе», подверглась критике со стороны московской интеллигенции — поскольку до других городов этот альманах едва ли дошёл, — и это заставило автора принести свои христианские пристрастия в жертву научной объективности. Читается вторая версия значительно лучше первой и представляет собою достаточно серьёзный и продуманный труд, к тому же это была первая и на то время единственная книга о свастике на русском языке. Не всё в этой книге бесспорно, да и многочисленные отступления от темы кажутся нам совершенно неуместными в подобной работе, и слишком «продвинута» христианствуюше-православная тематика. Ещё автор называет свастиками всяческие спиральки, розанчики и вертушки, что совершенно излишне, да еще его беда, что он, скорее всего, не знает немецкого языка — об этом свидетельствуют и многочисленные опечатки в библиографических сведениях именно по немецкой литературе, и тот факт, что он никак не использовал очевидные и интересные источники на немецком языке, равно как и то, что он ограничивается свастикой и не рассказывает попутно об истории креста. Здесь мы постараемся дополнить коллегу, основываясь в настоящем очерке преимущественно на доступной нам немецкоязычной литературе и рассматривая историю важнейшего христианского символа.

Пока мы в Нижнем готовили перевод труда Уилсона и данный очерк, делали макет книги и искали возможность её издать, увидела свет и третья версия багдасаровского труда под названием «Мистика огненного креста» (М., «Вече», 2005). Текст этого издания ещё лучше — православное «начало» значительно потеснилось, а от монархических восторгов не осталось и следа. Значительно дополнен и иллюстративный материал (некоторые рисунки мы используем в нашем очерке). Поскольку нашёлся автор, хорошо раскрывший ранее полузапретную тему свастики, а его книга вполне доступна российскому читателю, то мы здесь ограничимся изложением нашей точки зрения по вопросу о свастике, не стремясь охватить всю имеющуюся по этому вопросу литературу и материал.

Когда электронная версия текста 2001 года стала известна у нас в Нижнем Новгороде (альманах «Волшебная гора» сюда не дошёл и остался незамеченным), в кругу коллекционеров вновь заговорили о свастике. Только, в отличие от «горбачёвской» поры, добавился новый аспект — проблема «коловорота», которую Багдасаров почему-то обходит.

Дело в том, что в начале 1990-х годов националистическая и экстремистская (будем называть вещи своими именами) организация «Русское народное единство» (РНЕ), чьи члены известны в народе как «баркашовцы» или «баркаши», избрала свастику своим символом (во времена раннего Ельцина у них даже выходили книги со свастикой на обложках). Позже, в 1995 году Дума приняла закон «О сущности и признаках фашизма», в котором есть слова о «запрете нацистской символики», однако напрямую о том, какая символика считается нацистской, сказано почему-то не было — впрочем, это и так понятно: попробуйте смеха ради прилюдно нарисовать свастику на памятнике Ленину или хотя бы просто на стенке в присутствии милицейского патруля — и вы увидите, что за этим последует. Недаром в подобных случаях наши СМИ пользуются термином «осквернение» памятников и пр. Конкретно в законе (статья 29) говорится: «Осквернение фашистской символикой и атрибутикой… наказывается лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией». Возможно, для некоторых особей тех социальных слоёв, где вербуют себе сторонников «баркашовцы», свастика и имеет некое положительное значение, однако среди основной массы воевавшего и победившего народа такая символика русских националистов встречает резкое неприятие — я прекрасно помню, как перед майскими праздниками 1995 года мы с товарищами, в числе прочих, сдирали со столбов на Автозаводе (в Нижнем Новгороде) «баркашовскую» листовку, на которой был изображён узколобый супермен со свастикой на рукаве, а рядом подпись: «Надевая чёрную рубашку, я присягаю Родине словами: свобода или смерть». Впрочем, это была уже не свастика, а пресловутый «коловорот».

И ещё о законах. 26 мая 1999 года Московская городская дума приняла постановление «Об административной ответственности за изготовление, распространение и демонстрацию нацистской символики на территории г. Москвы». 29 марта 2000 года аналогичный акт принят Законодательным собранием Санкт-Петербурга. Нетрудно догадаться, что данные постановления направлены в первую очередь против свастики (в московском законодательстве это прописано чёрным по белому). Основанием для них является ст. 6 Федерального закона «Об увековечении победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.»: «В Российской Федерации запрещается использование в любой форме нацистской символики как оскорбляющей многонациональный народ и память о понесённых в Великой Отечественной войне жертвах» — и это правильно!

Заинтересованный читатель может полюбоваться «коловоротом» (если кому-то еще не намозолили глаза листовки баркашовцев) в заголовке националистической газеты «Русский порядок», где этот символ занимает центральное место — между двумя словами названия издания. Делается коловорот так: рисуется обычная свастика, ветви которой удлиняются дальше точки загиба, так что отростки становятся не продолжением загнутых ветвей, а их боковыми придатками. Больше или меньше удлинять ветви далее загибов — дело вкуса каждого рисующего, и порою на стенах можно наткнуться на экземпляры, «отличающиеся» от классической свастики, как скажем, саратовский бомж от бомжа самарского. В специфической же литературе любопытствующим разъясняется, что это якобы древнейший русский (славянский, арийский, ведический, ещё бог знает какой) знак, известный нашим предкам чуть ли не со времени Бусова и царя Гороха, который никакая и не свастика, а «коловорот», поэтому бояться его нечего, а наоборот, якобы, надо им гордиться. Слово «коловорот» действительно, славянское, и обозначает оно «инструмент для сверления» (коло — круг; ворот — вращающийся элемент конструкции). Дальше в ход идёт совсем уж не новая идея, что коловорот был древним славянским (русским, арийским, ведическим) приспособлением для добывания огня, что в центр пересечения палочек вставляли сверло, ветви свастики являлись рычагами, а ручки — ну, чтобы было удобно держаться. А язычество, как известно, религия огненного солнца — и так далее. Причём изобретателей «коловорота» нисколько не волнует тот факт, что подобного рода свастика (пусть и несколько модифицированная) не представлена нигде, ни у кого и никогда, в чём читатель, я думаю, уже убедился, если уже ознакомился с текстом и с иллюстрациями книги Уилсона. Таким образом — ещё раз назовём вещи своими именами, — «коловорот» — это замаскированная в расчёте «на Ваньку-дурачка» свастика, и такой маскарад позволяет РНЕ избегать ответственности за распространение нацистской символики — эмблемы, вполне достойной традиций этой «славной» организации.