«Индусская энциклопедия» (статья «Свастика») соглашается с Максом Мюллером, указывая: «Символ свастики не нужно смешивать с сектой свастики в Тибете, которая усвоила название эмблемы, которой поклоняются её члены. Они считают, что слово svastika состоит из элементов su «хороший» и asti «есть», переводя слово, вослед за профессором Уилсоном, как «да будет добро». Они отождествляли санскритскую свастику с палийским «сути», утверждая, что крест свастики является комбинацией двух эмблем «сути» или «сут-ти». Эти сектанты — рационалисты, утверждающие, что самодовольство и умиротворение являются единственными достойными вещами в жизни. Секта сохранилась в различных местностях под различными именами — тиртханкара, тер, мустег, бон, причём последнее наименование обозначает «чистота», под которым она известна в отдалённейших частях крайнего востока Тибета».
Генерал Каннингэм (Cunningham, «Bilsa Topes», с. 17) соглашается, что свастика является символом, бывшим в ходу у одноимённой буддийской секты. Он говорит в примечании: «Основатель этой секты жил с 604 по 523 г. до н. э., а его мистический крест составлен из комбинации начертаний для двух санскритских слогов su + ti = suti».
Уоринг («Ceramic Arts», с. 12) не доверяет этим утверждениям о «секте свастики», ссылаясь на то, что в неоценимой книге профессора Уилсона об индуистских сектах в «Asiatic Researches» мы не встречаем никаких упоминаний о секте под названием «свастика».
Господин В.Р. Ганди, учёный интеллектуал из Бомбея, представлявший секту джайнистских буддистов на Всемирном совете религий в Чикаго в 1893 году, отрицает наличие буддийской секты свастики в Индии либо в Тибете. Он полагает, что вышеупомянутые учёные имели в виду секту джайнов, членом которой является сам наш информант, поскольку эта секта использует свастику в качестве знака благословения и благопожелания. Об этом речь будет далее.
Змигродский, комментируя обилие изображений свастики из раскопок Шлимана в Гиссарлыке, высказывает мнение («Tenth Congress International d’Anthropologie et d’Archaeologie Préhistoriques». Paris, 1889, c. 474), что эти изображения имеют отношение к поклонению божеству, благосклонно расположенному к своим адептам. Солнце, звёзды и пр. выдают в нём божество света. Это, в сочетании со статуей Венеры, с треугольным щитком, на котором выцарапана свастика (рис. 125), растущими пальмами и прочими деревьями, с обильно разветвляющимися ветвями и листьями, наводит его на мысль об идее плодородия, размножения, увеличения, свойственным божеству света и жизненной силы. Знак свастики на погребальных урнах прочитывается им с позиций веры в «искру божию» в человеке, которая продолжает существование после смерти, и потому он приходит к заключению, что обитатели Гиссарлыка, «сожжённого града» (третьего слоя Шлимана) поклонялись высшему существу, богу света и жизни, и верили в бессмертие души.
Р. П. Грег пишет («Archaeologia», XLVII, часть 1, с. 159): «Первоначально она (свастика), как представляется, была древним индоевропейским метеорологическим символом, обозначавшим одновременно дождь и молнию, находившихся в ведении бога Индры, параллельно или последовательно развившимся в суастику, либо священную индусскую огненную ступку, а еще позже в Греции осознававшимся в основном как солярный символ. Около 650 г. до н. э. она была преобразована в меандрический рисунок».
Уоринг, занимаясь вопросом о распространении свастики во времени и пространстве, пишет («Ceramic Art», с. 11): «Но ни в ужасающей мешанине пантеизма — диком умозрительном умствовании, мистических баснях и извращённой жизненной философии буддистов, — ни в столь же дикой и превратной теософии брахманов, для которых этот символ, особенно характерный для вишнуистов, фанатичных поклонников Вишну, постулируется Мором в его книге «Indian Pantheon», ни в нечестивой мудрости джайнов мы не находим никакого разумного объяснения этому символу, хотя его аллегорическая многозначность несомненна».
Он упоминает свастику буддистов, крест и круг, их объединение, трёхветочное Y и добавляет: «Они выказывают формы этих древних и широко распространённых языческих символов божества и святости, вечной жизни и благопожелания».
Профессор Сэйс (Sayce) («Ilios, с. 353) говорит: «Кипрская ваза, изображённая в труде Ди Чеснолы (Di Cesnola, «Cyprus», табл. 45, рис. 36, [см. наш рисунок 156]), который отождествляет свастику с фигурой животного, является поразительным подобием троянских пряслиц, на которых она отождествляется с фигурками оленей. То обстоятельство, что свастика изображена при влагалище свинцовой азиатской богини (рис. 125) доказывает, что она понималась как символ продолжения рода. Я уверен, что она идентична с кипрским знаком
Господин Уоллер (Waller) в его работе, озаглавленной «Monumental Crosses», описывает свастику как священный символ, известный в Индии за много веков до нашей эры, и использовавшийся как отличительный знак некой секты, именовавшей себя «последователями мистического креста». Следовательно, говорит он, она была принята на вооружение последователями Будды, а еще позже использована христианами первых веков, встречаясь в христианских памятниках начиная с VI века. Но господин Уоринг упрекает его в том, что он не прав, ибо она встречается уже на ранних рисунках из римских катакомб, особенно примечательно на [ритуальной] одежде Фоссора (Fossor), или Гробокопателя, изображённой у д’Ажинкура.
Паджин (Pugin) в своём «Glossary of Ornament» под заголовком «Fylfot» говорит, что в Тибете свастика используется как символ божества, распятого ради рода людского, опираясь в своём показании на Ф. Августини Антонии Георгии («Alphabetum Tibetarium», Roma, 1762, с. 211, 460, 725). Он отмечает: «На этом основании становится ясно, что свастика есть мистический орнамент, не только перенятый христианами на заре времён, но и бывший в предвосхитительном употреблении за многие столетия до рубежа эр. В позднейшие века он постоянно встречается на церковных одеяниях до исхода XV столетия, в которое время наблюдается отход от традиционного символизма».
До сих пор свастика активно циркулирует в Тибете, хотя о значении символа ничего не известно.
Преподобный Дж. Кокс в своей «Aryan Mythology» пишет: «Мы различаем мужское и женское начало в трезубце Посейдона, и в свастике или молоте Тора, который принимает форму croix-pattèe (креста с лапками) в различных легендах, сочинённых о кольцах Фрейи, Гульды13, Венеры или Афродиты».
Вот и опять свастика «fylfot» отождествляется с «лапчатым крестом», и им приписывается значение репродуктивного символа, к каковому мнению присоединяется доктор Инман в своей книге «Ancient Faiths Embodied in Ancient Names».
Бюрнуф («Des Sciences et Religion», с. 252, 257) вспоминает миф об Агни, однокоренного русскому слову огонь и латинскому ignis, боге Священного Огня, как говорится в Ведах (том 11): «Молодая царица, матерь Огня, выносила царского отпрыска, таинственным образом укрыв его в своей груди. Она была женщиной из народа, известного под именем «арани» — то есть, деревянным приспособлением (свастикой), которым добывался огонь посредством трения. Происхождение этого знака (свастики) теперь легко установимо. Он представляет собою две деревянные палочки «арани», концы которых были закруглёны и снабжены вогнанными в них гвоздями. При соединении палочек имелась выемка или чашеобразное отверстие, куда вставлялся вертикально стоящий кусок дерева вроде копья (прамантха), энергичным вращением которого, наподобие огненного лучка, добывался огонь, как это сделал Прометей-Огненосец в Древней Греции».