Солдаты могли быть довольны. Экспедиция оказалась не слишком тяжелой и продолжительной, не было ни кровавых сражений, ни бесконечных переходов, опасностей и невзгод. Кортесу в Мексике пришлось труднее, да и добыча была несравнимо меньшей.

Солдаты Альмагро получили в общем не более 20000 песо золота, а все колонисты Сан-Мигеля, среди которых было немало инвалидов, потерявших здоровье во время предыдущих походов, – ничтожную сумму в 15 000 песо.

В документах о разделе добычи ничего не говорится об Альмагро, который по условиям соглашения, должен был получить третью часть. Не упоминается и патер Луке. Правда, незадолго до этого он умер, но ведь священник представлял лиценциата Эспиносу, ссудившего деньги на организацию экспедиции. Нет никаких сомнении, что Писарро и его братья захватили львиную долю добычи, и Альмагро, поняв, что его обманули, воспылал к ним жестокой ненавистью.

Некоторые конкистадоры, получив свою долю, стали просить, чтобы их отпустили домой. Писарро охотно пошел им навстречу. Он знал, что слухи о сказочных богатствах привлекут в Перу новые толпы наемников. Тем, кто возвращался в Сан-Мигель, Писарро дал лам и носильщиков – индейцев. Однако по дороге домой испанцам пришлось терпеть голод и жажду, а кое-кто потерял и свою добычу – некоторые индейцы скрылись вместе со своей ношей.

Теперь ничто не задерживало завоевателей, они могли двинуться в глубь страны и захватить ее столицу – Куско. Но что делать с Атауальпой? Отпустить на свободу этого могущественного государя, смертельного врага испанцев, который сейчас же соберет громадное войско? Оставить его в Кахамарке? Взять с собой? Не так-то легко охранять пленника. В первом случае пришлось бы дробить свои силы, во втором – перуанцы могли отбить его на каком-нибудь труднодоступном перевале.

Сам Атауальпа настойчиво требовал освобождения, хотя весь выкуп еще не был собран, да и вряд ли его удалось бы собрать, потому что жрецы, несмотря на приказ повелителя, стали прятать сокровища, чтобы те не достались белым пришельцам.

Писарро стал упрекать Атауальпу – комната ведь так и не была заполнена до красной черты. Пленник отвергал обвинение: белым людям следовало еще немного подождать, и золото было бы доставлено целиком.

Писарро знал, что делал – в последнее время носильщиков с грузом золота не пропускали в лагерь – вождю конкистадоров нужен был предлог, чтобы и дальше держать инку в плену.

Командующий во всеуслышание заявил, что освобождает пленника от всех обязательств, связанных с выкупом, но добавил, что инке придется остаться в плену до прибытия новых подкреплений из Панамы, иначе испанцы не будут чувствовать себя в безопасности. Это было еще одно предательство, и его осудили даже некоторые испанские офицеры, считавшие, что инка должен предстать перед судом короля.

Отношения между индейцами и испанцами с каждым днем ухудшались. Атауальпа не скрывал своего презрения к завоевателям, бесчестно нарушившим свои обещания. А те, в свою очередь, все чаще поговаривали о том, что пора этого язычника отправить в преисподнюю.

Писарро соглашался, но не хотел брать на себя ответственность за убийство инки. Кто знает, как расценят подобные действия при испанском дворе? Вдруг враги и завистники представят этот мудрый шаг в совершенно ином свете? Лучше всего обернуть дело так, будто смертной казни потребовали солдаты, а командующий не смог воспрепятствовать этому.

Подлое убийство

«Разве я не жалкий пленник в твоих руках?» – Документ, основанный на лжи. – Гнусный приговор. – «Великодушие» по-испански.

Чтобы расправиться с инкой, нужен был только предлог. И он нашелся – поползли слухи, будто индейцы организуют заговор против испанцев. В округе Кито, где родился Атауальпа, якобы уже собралось огромное войско – двести тысяч человек, и на помощь ему явятся еще тридцать тысяч кровожадных людоедов-карибов.

Эти слухи распространялись и враждебно относившимися к Атауальпе сторонниками Уаскара, которых в испанском лагере было немало. Пленника ненавидел и переводчик Фелипильо, индеец из Тумбеса. Он прельстился одной из жен Атауальпы, а по законам Перу за подобное преступление против священной особы властелина смертной казни подлежал не только сам виновный, но и все его родственники. Но услуги, которые Фелипильо оказывал испанцам, были важнее, чем законы и обычаи этой страны; и переводчик старался изо всех сил очернить инку.

Франсиско Писарро допросил военачальника Чалкунима, но тот отрицал существование заговора и назвал эти обвинения злостной клеветой. Тогда командующий обратился к инке: «Что за предательство ты замышляешь по отношению ко мне, человеку, всегда так уважительно к тебе относившемуся и верившему твоим словам, как брат?» – «Ты шутишь, – ответил пленник, – ты вечно подшучиваешь надо мной. Как можем мы, я и мой народ, думать о заговоре против таких отважных людей? Не шути так, я прошу тебя!»

Но испанцы все мерили своей меркой и не могли поверить в невиновность Атауальпы, несмотря на клятвы пленника, чувствовавшего, как затягивается петля, приготовленная хитрыми чужеземцами.

«Разве я не жалкий пленник в твоих руках? Как я могу лелеять те замыслы, в которых ты меня обвиняешь, ведь я оказался бы первой жертвой, если бы началось восстание? И плохо ты знаешь мой народ, если думаешь, что такое восстание могло бы произойти помимо моей воли; в моих владениях даже птицы боятся взлететь без моего разрешения!»

Однако этим словам не придали значения в испанском лагере. Все чаще приходили тревожные сообщения: индейцы уже в Гуамачучо, они могут напасть в любую минуту. Больше всего испанцы боялись лишиться награбленного золота, а потому спали в полном вооружении и держали лошадей не расседланными. Патрули и сторожевые посты день и ночь бдительно охраняли лагерь.

Все чаще раздавалось требование убить пленника – иначе никому не будет ни минуты покоя. Особенно настаивали на этом Альмагро и его сторонники. И лишь некоторые конкистадоры, в их числе Эрнандо де Сото, возражали против убийства, не усматривая во множившихся слухах никаких доказательств виновности Атауальпы.

Тогда командующий отправил де Сото с небольшим отрядом всадников в Гуамачучо – проверить, действительно ли индейцы собирают свои силы в окрестностях этого города, и тут же начал судебный процесс против инки. Председателями суда были Франсиско Писарро и Альмагро. Назначили также прокурора, который был обязан следить за соблюдением государственных интересов и одновременно защищать подсудимого.

Атауальпу обвинили в том, что он сверг с престола своего брата Уаскара и приказал убить его, разграбил и роздал своим любимцам и родичам богатства Перу, принадлежавшие по праву королю Испании, поклонялся языческим богам, святотатствовал по отношению к Иисусу Христу, нарушил седьмую заповедь, предаваясь многоженству, а также пытался организовать заговор и восстание против законных властителей Перу – испанцев. Это обвинение испанский историк Овьедо охарактеризовал как плохо придуманный и еще хуже составленный документ, сфабрикованный лживым патером (Вальверде), неумелым, бесчестным нотариусом и другими подобными им негодяями.

Чтобы придать судебному процессу хоть какое-то подобие законности, приступили к допросу. Допросили не только инку, но и многих его родственников и вельмож. Все они отрицали виновность Атауальпы, но бесчестный толмач Фелипильо переводил их ответы по-своему, и королевский нотариус записывал показания, которые подтверждали якобы вину подсудимого. Этими лживыми документами хотели оправдать убийство законного государя чужой страны.

Испанцы не постеснялись выдать себя за защитников убитого Уаскара, словно бы не они вторглись в эту страну, не они захватили ее правителя и разграбили сокровища Перу!

Следствие скоро было закончено, и члены суда долго и горячо обсуждали вопрос, какие последствия – дурные или благоприятные – будет иметь казнь Атауальпы.

Пленника признали виновным и присудили к сожжению на костре. Казнь должна была состояться на большой площади Кахамарки. Считалось, что это обеспечит безопасность христиан и позволит быстрее завоевать и усмирить всю страну. Судьи спешили – приговор решили привести в исполнение в ту же ночь, не ожидая возвращения де Сото. Свою подпись под смертным приговором поставил и патер Вальверде, добавив, что, по его мнению, инка несомненно заслуживает смерти.