В госпиталь стали прибывать машины, наполненные ранеными. Значит, началось наступление и на севере!

Хотелось скорее выздороветь и попасть в родной полк.

— Эх, без нас война кончится, — вздыхали лежачие раненые. — Не успеем.

— Доктор, выпишите меня, — просил Ширвис. — Я ведь здоров, стоит ли из-за пустяков задерживать.

— Нет, брат летатель, на войну ты уже опоздал, — говорил старший хирург. — С месяц еще побудешь у нас, все процедурки пройдешь, потом на комиссию. А она, как известно, может «закомиссовать». Скорее всего, отпуск даст.

Хирург был прав. После стремительного осеннего наступления немцев почти нигде не осталось на русской земле. Советская Армия уже была в Болгарии, в Румынии, двигалась по Югославии, Венгрии, Чехословакии, Польше и пересекла государственную границу Норвегии…

Глава двадцать девятая

В «Убежище девы Марии» Хилла Зикк распоряжалась в здании, заселенном малышами. Благодаря ей Большинцова осталась няней.

День в «Убежище девы Марии» начинался рано. Детей будили чуть свет, выстраивали на общую молитву, подсчитывали; а после утреннего кофе — разводили по работам.

Старшим мальчикам доставалось самое трудное: они, как батраки, под наблюдением надсмотрщиц убирали навоз в хлевах, вывозили его на поля, пахали землю, таскали тяжелые мешки на мельнице. Девочки ухаживали за домашними птицами, работали на кухне, в прачечной, в швейной мастерской.

Малыши тоже не оставались без дела. Их заставляли подметать и посыпать песком дорожки, пропалывать грядки на огородах.

Все ребята ходили босиком, ноги у них обветривались, покрывались цыпками, да и с руками было не лучше. Во время вечернего мытья цыпки так саднило, что самые терпеливые малыши не могли удержаться от слез.

За двумя рядами колючей проволоки находился фруктовый сад, от которого дети не могли отвести глаз: деревья ломились от обилия яблок, слив и груш. Доступ в него имели только сторож, фрау Хехт и помощницы экономки. Даже опадышей немцы не давали детям, а скармливали свиньям.

Однажды ночью, когда Ирина дежурила в спальне малышей, послышался яростный лай овчарки, затем крик «хальт!» и выстрел.

Выскочив на улицу, она во мгле заметила бегущих мальчишек. Один из них, споткнувшись, упал. По дорожке покатились яблоки. Мальчик не стал их подбирать, а помчался дальше.

Ирина быстро собрала яблоки, спрятала в ведро, висевшее на пожарном щите, и ушла в спальню.

Выстрел разбудил «хехтовок» и «дев». Сторож рассказал, что мальчики, пользуясь темнотой, в двух местах перерезали колючую проволоку, проникли в сад и стали трясти яблони. Когда он кинулся за ними с собакой, мальчишки встретили сторожа камнями и не подпустили к себе. Ему пришлось стрелять.

Фрау Хехт со своими помощницами прошла в спальни старших мальчиков, но там все койки были заняты. Повальный обыск ничего не дал, — похищенных яблок нигде не нашли.

Подняв с постелей нескольких мальчишек, «хехтовки» принялись избивать их плетками и допрашивать. Но никто не выдал товарищей.

Этот налет на сад был хорошо продуман, в нем участвовали отчаянно смелые ребята. Кто же из смельчаков верховодит?

Большинцова попыталась поговорить со старшими мальчишками, но ничего не добилась. Подростки считали ниже своего достоинства разговаривать с «чумичкой». Ко всем нянькам и уборщицам они относились с презрением, принимая их за немецких прислужниц.

Во время обеда Ирина заметила, как мальчики отламывают от своих порций по кусочку хлеба и передают под столом белобрысому, почти безбровому пареньку лет четырнадцати. Он принимал эти куски с невозмутимым лицом и складывал в шапку. Она решила последить за ним.

Быстро съев черную чечевичную размазню, белобрысый раньше других поднялся из-за стола и, мигнув веснушчатому мальчонке, вышел с ним на крыльцо. Там он, наверное, передал собранный хлеб. В окно было видно, как веснушчатый мальчонка помчался к главному зданию с зажатой под мышкой шапкой. У заросшей плющом стены он ткнул шапку за решетку подвального окна и побежал дальше.

Шапка вскоре вылетела из окна подвала на дорожку. Возвращаясь, веснушчатый подхватил ее с земли и вернулся в столовую.

В подвале главного здания находился карцер. Всем наказанным только раз в сутки выдавалась еда: кружка воды с сухарем. «Молодцы, — подумала Ирина. — Ловко они подкармливают своих. Как же мне вызвать их доверие к себе?»

Она отыскала на улице веснушчатого мальчонку, отвела его в сторону и спросила:

— Как тебя зовут?

— Санькой, — нехотя ответил тот, настороженно глядя на нее исподлобья.

— Слушай, Саня, — шепнула Ирина, — кто-то из ваших ребят ночью потерял яблоки. Я их подобрала, они спрятаны в среднем пожарном ведре. Заберите их незаметно, а то немцы найдут.

Вечером Большинцова прилегла в своей каморке, чтобы отдохнуть перед ночным дежурством. Вдруг дверь приоткрылась, и в щель проскользнул Саня. Полагая, что няня спит, он на цыпочках подошел к столику, положил на него три румяных яблока и хотел выскользнуть, но Ирина остановила его.

— Саня, мне яблоки не нужны, — негромко сказала она. — Лучше отнеси их ребятам в карцер.

— Мы им дали, — заверил он ее. — Это вам от Виктора.

— Скажи ему спасибо. А кто он у вас?

— Просто Виктор.

— А ты из каких мест?

— Мы с мамкой в Бухенвальде сидели. Она там опухла и умерла в ревире, а нас с сестренкой сюда отправили.

— Сестренка большая?

— Четырнадцать лет. Она пионеркой была, — не без гордости сообщил он.

От Сани Ирина узнала, кто из русских ребят был пионером, и попросила передать Виктору, что ей нужно с ним поговорить.

На другой день в такое же время в ее каморке появился Виктор. Это был тот белобрысый парнишка, который в столовой собирал хлеб для наказанных.

— Здравствуйте, — произнес он шепотом. — Зачем вы меня звали?

— Прикрой плотней дверь и садись сюда, — сказала Ирина, показав ему на ящик.

Дверь он прикрыл, но не сел и выжидательно смотрел на нее.

— Это ты устроил налет на сад? — спросила Большинцова.

— А вам что? — насупясь, грубовато сказал он. — По садам, скажете, лазать нехорошо… не надо злить благодетелей… Знаю, слышали от немцев. Меня не воспитаете.

— Я вовсе не собираюсь тебя «воспитывать». Но должна сказать: налет на сад — не велика доблесть. Когда наша армия придет, а это будет скоро, вас обязательно спросят: «Как вы жили на чужбине, чем помогали Родине?» Вы что ответите?

Виктор молчал. Он косо смотрел на нее и морщил лоб, словно стремясь разгадать: для чего она завела этот разговор?

— Наших малышей здесь онемечивают. Они скоро забудут родной язык. Тебя ребята слушаются. Почему ты не собрал пионеров и не поговорил с ними о серьезной борьбе?

— Кто вы такая? — почти шепотом спросил он.

— Я коммунистка. Ты, кажется, из нашего концлагеря? Что-нибудь о «Кате» слышал? — спросила Ирина.

— Слышал.

— Так вот… говорю под строгим секретом. «Катя» — это не имя героини, а название тайной организации, которой руководили несколько женщин. Одна из них — я. За мной в лагере следили, могли казнить. Я обменяла жестянку с номером и под чужим именем ушла с вами.

Виктор был потрясен. Он смотрел на нее расширенными глазами и не верил.

— А кем вы были раньше? — видимо, для проверки спросил он.

— Летчицей. Водила ночные бомбардировщики.

— Таких бомбардировщиков не бывает, — возразил он. — Я знаю «МБ», «ТБ-3», «СБ».

— Правильно. Если честно сказать, я летала на простом учебном «ПО-2», на «кукурузнике». Слышал о таком? Его приспособили для ночных бомбежек. — Ирина решила говорить правду, чтобы этот настороженный парнишка оттаял. От его первого впечатления зависело многое. — Я пошла с вами не прятаться от гестаповцев. Понимаешь? Буду и здесь бороться… не дам гитлеровцам сделать из вас воров и предателей. Мне бы только в помощь нескольких комсомольцев.