Изменить стиль страницы

Здесь дорога разветвлялась, и Энди оглянулся назад, ища кого бы спросить о направлении… На углу находилось чистое, обрамленное деревьями здание, напоминающее клуб, так как впереди ворот была прикреплена указательная доска. Энди вышел из автомобиля, желая осмотреться, как вдруг из-за угла вышел какой-то господин. «Солидный купец, любящий покой, — подумал Энди. — Он в сюртуке из альпака, в широких ботинках, воротник твердый, двойная золотая цепь. Очень занят собой и крайне удивлен моим вторжением во владения Элизия».

Господин серьезно смотрел на Энди, но взгляд его не выражал враждебности. Ему можно было дать 55–60 лет. На крупном лице не было морщин, походка и выправка свидетельствовали о склонности к полноте.

Незнакомец дружески поздоровался с Энди.

— С добрым утром, сэр, — сказал он. — Не ищете ли кого-нибудь? Иногородний лишь с трудом ориентируется здесь, так как у нас нет ни названий улиц, ни номеров домов.

Он приятно рассмеялся.

— Я, право, никого не ищу, — ответил Энди. — Приехал только из любопытства. Восхитительный клочок земли! Я уже слыхал в Беверли о красоте здешней местности.

Собеседник с улыбкой кивнул головой.

— Сюда лишь изредка заглядывают чужеродные. Я чуть было не проговорился «к счастью». Но это было бы слишком не вежливо. Все в этих окрестностях принадлежит мне, моим друзьям и соседям. У нас нет отеля, который мог бы привлечь к нам туристов, но есть дом для гостей.

И он указал на здание, которое Энди принял вначале за клуб.

— Мы сообща содержим это помещение для приезжих, так как случается, что у нас не хватает места для всех друзей, которые нас навещают. Иногда там проживает кто-либо из выдающихся посетителей, которого мы считаем гостем нашей общины. В настоящий момент у нас гостит известный канадский геолог.

— Счастливый человек и счастливая община! Все ли дома здесь обитаемы?

Энди задал вопрос, на который заранее знал ответ.

— Конечно! Крайний дом налево принадлежит крупному архитектору Пэрзону, который теперь отдыхает от трудов своих. Следующий, с фронтоном, является собственностью мистера Уильмота. Хотя он и мой племянник, затрудняюсь сказать, чем он занимается. Мне лишь известно, что в городе у него то ли какая-то должность, то ли какое-то предприятие. А вот тот дом занимает мистер Кэннэт Ленерд Нельсон с дочерью. Да вы, наверное, уже слышали о нем?

— Известный живописец? — оживленно спросил Энди.

— Да, он известный художник. У него есть собственное ателье. Только отсюда вы ничего не увидите, так как ателье находится с северной стороны. Насколько я понимаю, все художники предпочитают северный свет. Вероятно, при нем они чувствуют творческое вдохновение. А здание, что за углом, где пересекается путь к теннисной площадке, — мой феодальный дом, — удовлетворенно сказал он.

— А что это за здание у холма, сбоку?

Итак, ее отец — художник Нельсон. Да, что же он узнал про него? Имя это пробудило в нем неприятные воспоминания.

— Дом у холма? Он не относится к нашей общине. Это, собственно говоря, местопребывание наиболее высокопоставленных аристократов. Вокруг этого дома мы, скромные хозяева, построили наши хаты. — Сравнение настолько понравилось ему, что он повторил, — наши маленькие хаты. В замке живет мистер Бойд Салтэр. Его родственники проживают здесь с незапамятных времен. Род Салтэра происходит… но не хочу обременять вас историей. Мистер Бойд Салтэр очень богатый человек, но, к сожалению, полуинвалид.

Энди вежливо кивнул головой.

— Видите ли, там идет наш гость, профессор Бэллингем. Кстати, позвольте представиться: мистер Мэрривен.

Итак, это мистер Мэрривен. Почтмейстер назвал его «очень богатым, но немного скупым».

Энди наблюдал за приближающимся канадским геологом, худощавым человеком в брюках-галифе. Он шел слегка сгорбившись, что было, вероятно, следствием напряженной работы за кабинетным столом.

— Он опять исследовал горы и нашел окаменелые породы. Он уже собрал целую коллекцию, — объяснил мистер Мэрривен.

— Я уверен, что он мне хорошо знаком, — ответил Энди, начавший вдруг оказывать ученому сугубое внимание.

Он пошел навстречу профессору. Очутившись около Энди, профессор поднял глаза и опешил.

— Сплоховал ты, милый Скотти, — сказал Энди с ироническим сожалением. — Хотите здесь устроить сцену или желаете пойти со мною куда-нибудь пообедать?

— Логика всегда была моей слабостью, — признался Скотти, — и, если бы вы разрешили мне подняться к себе и привести в порядок свой багаж, я спокойно пошел бы с вами. Я вижу, у вас автомобиль, но я предпочел бы пойти пешком.

Энди ничего не ответил. Они приблизились к Мэрривену.

— Профессор хочет показать мне интересную находку, — любезно сказал Энди. — Я вам очень признателен за вашу любезность, мистер Мэрривен.

— Если вы еще раз приедете сюда, я с удовольствием готов показать вам Беверли-Грин, — ответил Мэрривен.

— Это было бы для меня величайшим удовольствием. — И это было не только фразой ради вежливости, но и действительным мнением Энди.

Он поднялся вместе со Скотти по дубовой лестнице общинного дома и вошел в красивую комнату, где «профессор Бэллингем» проживал два дня.

— Сомнение — проклятие нашего времени, — горько жаловался Скотти. — Неужели вы думаете, что я не спустился бы снова к вам, если бы дали мне подняться одному?

Скотти оказался недалеким от ребячества, и Энди даже не попытался ответить ему. Выражение оскорбленной невинности появилось на лице Скотти, когда он садился в автомобиль.

— Слишком уж много развелось этих автомобилей, — жаловался он. — Из-за неосторожной езды ежедневно гибнут тысячи. Чего, собственно, вы от меня хотите, Маклэд? Какой бы материал для обвинения вы ни выставляли, я все равно сумею доказать свое алиби.

— Откуда же оно у вас? Не нашли ли вы доказательства вашего алиби среди горных пород? — спросил Энди.

Но Скотти съежился, избегая ответа.

2

Скотти очутился пока в тюрьме в Беверли. Прежде, чем доставить его в Лондон, Энди пришлось выполнить некоторые формальности. Полицейское управление Беверли уведомило его, что для перевода арестованного в столицу необходимо разрешение одного из местных представителей юстиции.

— А где я могу поговорить с одним из них? — спросил Энди.

— Сперва, сэр, следовало бы обратиться к мистеру Стейнингу, — ответил добродушно полицейский сержант, — но он болен. За ним следует мистер Джеймс Болтер, но он находится в отпуске. Мистер Кэррол — хорошо, что я вспомнил, — он пошел на ипподром. Он занимается разведением…

— По-видимому, воздух здесь насыщен каким-то веществом, делающим людей словоохотливыми и болтливыми, сержант, — прервал его Энди. — Но, кажется, я не совсем ясно выразился. Не хочу знать людей, которые недоступны в официальные приемные часы. Разве здесь нет поблизости кого-нибудь, исполняющего должность мирового судьи?

— Да, у нас есть один такой господин, — ответил подчеркнуто сержант. — Мистер Бойд Салтэр. Он выдаст вам свидетельство. Конечно, если он не занят, — добавил сержант осторожно.

Энди рассмеялся, но вынужден был отправиться к мистеру Бойду Салтэру.

Он отметил, что ближайший путь к дому Салтэра ведет не через Беверли-Грин. Владения мистера Салтэра граничили с Беверли, и от конца города можно было попасть к нему через большие парковые ворота. Энди уже прежде заметил это и им овладело любопытство — узнать, кто же живет за воротами.

Беверли-Холл, где жил мистер Салтэр, представлял собой роскошное здание, построенное в стиле знаменитого Инидо Джонса. Кругом царила тишина. Когда Энди ввели в просторную залу, тиканье стенных часов было единственным звуком, услышанным им. Слуга, взявший визитную карточку Энди, шел совершенно бесшумно, и Энди, к своему изумлению, заметил, что он был в резиновых туфлях. Когда слуга вернулся, он сказал:

— Мистер Салтэр страдает нервами. Если вы в его присутствии будете говорить медленно и тихо, он вам будет весьма благодарен.