«Все мы — в одной лодке»

В Швеции к концу 1969 года было четыре тысячи миллионеров.

Многие из них разбогатели, выгодно торгуя во время двух мировых войн. Когда в некоторых странах рабочие и крестьяне покончили с капитализмом, напуганные шведские фабриканты стали делиться частью своих сверхприбылей с верхушкой рабочего класса. Этого было достаточно для того, чтобы газеты, принадлежащие все тем же миллионерам, стали на все лады восхвалять классовый мир, будто бы наступивший в Швеции. Они объявили, что шведам удалось создать «общество благосостояния», что, мол, отныне капиталисты и рабочие «сидят в одной лодке». А раз это так, то им ни в коем случае не надо ссориться.

Шведская газета «Афтонбладет» однажды едко высмеяла басни об «одной лодке». Как только «лодка» начинает давать течь, работодатели — капиталисты и заводчики — восклицают: «Смотрите, лодка течет!»

Люди с портфелями, сидящие в лодке, говорят: «Кто-то должен прыгать за борт!»

При этом все они смотрят на Свенссона. А Свенссон — это нарицательное имя среднего шведа, рабочего, служащего, крестьянина.

Итак, все выжидательно смотрят на Свенссона: ты же славный малый, Свенссон, давай прыгай. И Свенссон, спрыгнув, исчезает в волнах и тумане. Так и прыгают Свенссоны один за другим…

Но иногда Свенссон начинает рассуждать. Он говорит товарищам:

«Почему „кто-то“ — это всегда мы? Почему только мы должны прыгать за борт?»

«И тогда, — пишет газета, — они швыряют за борт работодателя и людей с портфелями, а сами гребут к берегу…»

Увы, чаще всего работодатель и господа с портфелями благополучно выплывают и снова усаживаются в лодку. А Свенссоны покорно налегают на весла.

Вскоре после войны забастовали шведские машиностроители. Они попросили прибавить заработную плату в связи с дороговизной.

Они требовали также покончить наконец с разной оплатой за одинаковый труд. В Швеции женщинам издавна платили меньше, чем мужчинам. Допустим, человек сел в трамвай и протягивает кондуктору монету. Чтобы оторвать билет, не нужна сила Геркулеса. Ведь, в сущности, все равно, будет ли стоять на кондукторском месте удалой добрый молодец в ботинках 45-го размера, или старушка, которая ждет не дождется, когда ей исполнится 67 лет и она сможет уйти на пенсию. Но доброму молодцу платят на треть больше, чем старушке.

Так вот, машиностроители и потребовали покончить с несправедливостью. Однако «Союз работодателей» отказал им в этом, как и в прибавке к заработной плате. Этот союз в Швеции создан давно. Когда рабочие объединились в профсоюзы, чтобы отстаивать свои права, капиталисты тоже объединились, чтобы бороться за свои прибыли.

После отказа «Союза работодателей» удовлетворить требования забастовочного комитета бросили работу 125 тысяч металлистов в разных городах страны. «Лодка» закачалась. Конечно, предприниматели старались, чтобы Свенссоны снова покорно взялись за весла.

Когда у забастовщиков кончились деньги, некоторые, чтобы прокормить семьи, пошли было в леса, на заготовку дров, но «Союз работодателей» договорился с лесопромышленниками, чтобы те не брали на работу бастующих. Капиталисты были уверены, что теперь-то рабочие сдадутся. Но Свенссоны держались стойко, хотя многие давно голодали.

На пятом месяце забастовки рабочим нанесли удар в спину. Высокооплачиваемые профсоюзные чиновники, «люди с портфелями», против воли бастовавших подписали соглашение с предпринимателями, выговорив лишь небольшую прибавку к заработной плате. С неравной оплатой труда все осталось по-старому.

История большой забастовки металлистов показала, как трудно Свенссонам добиться победы над работодателями, которых поддерживают люди с портфелями.

Свенссонам часто недостает солидарности. Некоторые из них по-прежнему верят басням об одной лодке. А тут еще газеты, издающиеся на деньги капиталистов, без устали твердят, что Свенссон получил уже все, чего только можно желать, и просто преступно требовать большего от бедных работодателей, заботящихся об общем благе и процветании…

Несмотря на все это, начало 1970 года ознаменовалось волной стачек, прокатившейся по стране. Бастовали докеры Гётеборга, горняки северных рудников, автомобилестроители.

С утра до обеда

Теперь попробую рассказать вам о том, что происходит в шведской столице, пока часовая стрелка на циферблате ратуши описывает полный круг.

Я не буду упоминать, сколько кофе или пива выпивают стокгольмцы за сутки, сколько преступлений совершается за те же двадцать четыре часа и сколько новых жителей столицы появляется на свет раньше, чем перевернется очередной листок календаря. Попытаюсь просто описать вам стокгольмские будни, в которых отразились бы некоторые типичные черточки жизни столицы.

Всего несколько лет назад город спал в тишине, лишь изредка нарушаемой не воющими, а, напротив, певучими, мелодичными сиренами машин «скорой помощи». Проснувшись на рассвете, я из окна гостиницы смотрел, как первые лучи солнца горели на золотых шпилях, тогда как безлюдная улица была еще погружена в полумрак и в ее гулком коридоре покашливал дворник.

За последние годы Стокгольм основательно переменился. Сон его стал короче и беспокойнее. Утренней тишины уже нет. Ночь как-то разом переходит в шумный, нервный день. Только что, кажется, умолкли мотоциклы ночных гуляк, на адской скорости возвращающихся по узким переулкам, а уже снова всюду урчат моторы, стреляя синим дымом, снова мчатся мотоциклы и угрожающе ревут мощные автобусы.

Хорошо, если ты наблюдаешь за утренней спешкой и толкучкой только как зритель. Тем же, кто торопится на работу, наблюдать некогда, им бы только не опоздать.

Прежде у шведов, как и у голландцев, в утренние часы на улицах господствовал велосипед. Могло показаться, будто все стокгольмцы, от мала до велика, усиленно тренируются перед какими-то массовыми велогонками. Дело было, понятно, не только в любви к спорту. Проезд на трамвае, в автобусе, в метро у шведов дорог. Один мой знакомый говорил, что каждый день тратит на поездку из пригорода к месту работы столько, сколько стоят почти два литра молока или полкило сахара.

Теперь велосипедисты притиснуты к тротуарам стадами машин. Машины идут густо, в два-три ряда. Но вот беда: в утренние часы, когда всем некогда, на главных улицах машины никак не могут обогнать велосипедистов. К концу квартала автомобили — впереди, но пока они ждут у перекрестка, велосипедисты успевают подтянуться.

Когда очень много машин, в городах с узкими улицами они теряют одно из главных своих преимуществ: скорость. Не знаю точных цифр по Стокгольму, но в Париже в часы, когда город спешит на работу, средняя скорость автомашин на главных улицах… несколько километров в час.

Многие годы у шведов было не правостороннее, а левостороннее движение. В большинстве стран мира чуть ли не с пеленок заучивают правило: переходя улицу, сначала посмотри налево. В Швеции гостям приходилось переучиваться. Пока приезжие ходили пешком, это было еще ничего. Но когда многие гости стали приезжать на своих автомашинах, увеличилось число дорожных катастроф. В опасную минуту швед и гость при встрече инстинктивно поворачивали каждый в свою привычную сторону и машины врезались друг в друга.

Были и другие неудобства. Хорошие шведские автобусы, у которых входные двери делаются не справа, а слева, в Европе могли покупать только англичане и исландцы: у них тоже левостороннее движение.

После долгих споров в печати и в риксдаге шведы решили: довольно, пора и нам ездить, как большинство людей в мире.