А теперь надо быть начеку! Из моей груди еще не успел вылететь вздох облегчения, когда страх указал мне на очередную опасность.

Передо мной лежал травянистый участок метра в два шириной и сразу же за ним — опять проволочное заграждение. Вот на этом-то двухметровом клочке и залегала смерть.

«Такой метод охраны границ распространен гораздо шире, чем вы можете себе представить, — объяснял нам преподаватель, когда мы изучали разновидности технического оборудования заграждений на границах. — Кроме стран коммунистического лагеря, он применяется французами в Алжире, нгодиндьемовцами в Южном Вьетнаме, американцами в Корее да и во многих других местах, более того, даже португальцами в Анголе. Одним словом, я снабжаю вас ценными сведениями! Трудно сказать заранее, где именно, но, мне думается, они пригодятся вам в самых различных точках земного шара!»

Я лежал под перерезанной колючей проволокой и не мог набраться мужества переползти травянистую полосу.

А что если меня настигнет здесь патруль? Вот будет срам! Надо же проделать такой путь, чтобы в самом конце его завалиться!

Сколько раз в жизни испытывал я желание уйти от той или иной трудности или опасности, но мне всегда приходило на помощь мое самолюбие. Больше всего я боялся оказаться униженным.

Эх, узнать хотя бы приблизительно, где они заложили эту проклятую мину!

Я достал нож. Положил на раскрытую ладонь параллельно пальцам, так что лезвие выдавалось вперед. Легким движением воткнул его под острым углом в землю.

Жесткая земля оттолкнула лезвие.

Я повторил то же самое, повернувшись вправо, затем влево. Результат был одинаковый.

Значит, я мог продвинуться еще сантиметров на десять.

И опять вонзил нож. На этот раз лезвие до самых моих пальцев врезалось в землю.

Меня обдало холодом.

Мина!

Луна будто решила не расточать больше своего щедрого света и спряталась за тучи. Было темно, как в преисподней.

«Что же мне делать? Я знаю, передо мной лежит мина, но, кроме этого, я больше ничего не знаю. Я не вижу в темноте даже кончика своего носа. Малейшее неверное движение — и раздастся сигнал! Если я вообще не взорвусь! Ведь в Джэксоне тоже… Что делать?! Боже милостивый, надоумь!»

Мне казалось, я уже годы здесь, на этом минном поле. Что я уже больше не молодой человек, а старик. Сломленный и усталый. Смертельно усталый.

«А ну, как это говорил Дятел? Мину, если она не снабжена контровой проволокой, можно взять голыми руками и вынуть из земли. А для того, чтобы она не взрывалась впустую, например, от пробегающих зайцев, обычно при расчете взрывателя берется вес человеческого тела. Но это если…

А если есть проволока, положение резко меняется! Тогда взрыв произойдет в любом случае: потянешь — взорвется, перережешь — тоже. Значит, я должен сыграть на тех полкило, которые рассчитаны на залетных птиц и напор ветра. Итак, есть проволока или нет? А если есть, то где?»

Конец моего ножика все еще касался мины. Я поглядел на небо. Там по-прежнему гонялись взапуски тучи. Изредка мигали одинокие звездочки. А луна все не находила дороги из-за туч. Было темно. Как в мешке.

«Что делать? Время идет, а я все еще отлеживаюсь! Сколько же времени я тут торчу?»

Края туч посветлели, и сквозь них, точно через кружево нейлоновой комбинации, можно было разглядеть белое тело луны. Вот он! Мой единственный выход!

Я прижимаю голову к земле; взгляд мой скользит над миной.

Я ничего не вижу. Ровно ничего!

Надо мной ползет огромная туча. До чего же медленно она движется! А как лихо проносились тучи всего несколько минут назад. Я нервничаю.

Наконец-то! Туча миновала, надо мной опять ее кружевные края и… и… у меня захватывает дух: я вижу проволоку, да ведь она у меня под самым носом!

Скорее, скорее, пока луна показывает свое тело сквозь кружева! С лихорадочной поспешностью я достаю два специальных зажима на длинных стержнях, втыкаю их в землю на расстоянии полметра друг от друга и их пружинными головками зажимаю проволоку.

Дорога открыта!

Остальное уже выяснить намного проще. Ведь размещение мин в земле имеет свою схему. В эти минуты я с благодарностью думаю о своем учителе, Дятле, не устававшем вдалбливать нам все существующие способы использования зажимов.

Ну а теперь остается разделаться еще с одним заграждением из колючей проволоки!

Я работаю в исступлении. Рубаха моя и даже комбинезон взмокли на спине от пота, я чувствую, что на висках у меня липнут волосы. Еще раз впились в металл кусачки. Расступилась последняя преграда. Я перешел границу!

Шаг вперед. Еще шаг. Остановился. Что же дальше? На этот счет у меня никаких инструкций не было.

Блеснул очень сильный фонарь. После кромешной темноты у меня зарябило в глазах. Выступившие слезы явились сигналом, что надо беречь зрение. Я отвернулся.

— Тысяча чертей! Да я готов был побиться об заклад, что вы у меня будете первым! Кто был прав? Я был прав! Вы — лучший из всех экзаменующихся! — услыхал я голос Дятла.

Он стоял совсем рядом, но я ничего не видел, ослепленный внезапно вспыхнувшей сильной лампой. Будь это слон и появись он у меня перед самым носом — я и его сейчас не увидел бы! В общем передо мной стоял преподаватель и потирал руки от удовольствия.

— Вы останетесь со мной! Обратите-ка внимание, где именно допускает ошибку большинство перебежчиков!

Он целыми днями, пока продолжались учения, держал меня при себе. Я видел, как вспыхивали желтые огоньки на сигнальном устройстве наблюдательного пункта. В таких случаях пограничникам оставалось только схватить «нарушителя границы» и доставить куда следует.

Большинство моих сокурсников без особых происшествий преодолели бы препятствия, если бы правильно распределяли время. А в их распоряжении, когда они добирались до заграждения, оборудованного техникой, оставалось самое большее десять минут, у многих еще меньше, а этого, ясно, было недостаточно для перехода.

Я имел возможность убедиться, к чему приводит поспешность. Всех тех, кто, разрезав проволоку, тут же лез на минное поле, обязательно накрывал патруль. Их тоже забирали… да не как-нибудь, а надев на них наручники. Для острастки, конечно.

Были и такие, которые «стали жертвами» мин. Правда, мои опасения на этот раз оказались: напрасными: взрыв выражался лишь грохотом и облаком дыма. Но случись он в другом месте!.. Скажем, на венгерской границе!..

Проваливших экзамен заставляли пересдавать. Гоняли до тех пор, пока они не получали по этому важнейшему предмету «отлично».

— Ну, с этим покончено! — сообщил наконец удовлетворенно наш преподаватель.

Была ночь. Теперь-то ясная, светлая, хоть книжку читай. Месяц, казалось, подсмеивался над парнями, едва волочившими ноги от усталости. Только бы в постель! — вот единственное, о чем мы мечтали: ведь почти неделю нам приходилось отдыхать лишь в спальных мешках, на голой земле.

Дятел не мог не заметить, как измотала нас наука.

— Ладно, ладно! Мы отправляемся под крышу! Выспитесь наконец. Вы сейчас словно дети, уставшие от игры в снежки! Извольте, господа, машины поданы!

Он замолчал. Видно было, что он недоволен нами: мы не так бодро и весело держались, как он, этот сухарь, того бы желал. Команды «вольно» еще не было, и мы стояли в шеренге навытяжку. От этого он смягчился.

— Завтра продолжим занятия. После самого важного предмета начнется самый полезный.

На другой день мы проснулись поздно. Солнце уже стояло высоко, словно укоряя нас за то, что мы долго спали. Мы были крайне удивлены: нас не разбудили, нам дали отоспаться!

Знать бы, что кроется за этим необычным мягкосердечием. Вероятно, не одного меня занимал этот вопрос. Наряду со многими прочими вещами мы уразумели и то, что из нас хотят выковать не ведающих усталости и боли стальных людей. Каких-то из ряда вон выходящих существ, особенных, «сверхчеловеков», которые все знают, все умеют и все выдерживают. Одним словом, «суперсолдат», как очень метко выразилась одна из газет.