Старик, не скупясь, подбросил в ещё пышущую жаром топку дров и принялся скручивать освободившуюся верёвку. Проснувшийся от тлеющих под пеплом углей огонь лениво лизнул промёрзшие поленья и тут же весело затрещал, с аппетитом покусывая оттопыренные края высохшей берёзовой коры.

— Ты голоден? — вдруг спросил дед. — Есть будешь?.. — добавил он тут же, так и не дождавшись вразумительного ответа. — Ты что, парень, немой?!

— Да я …не думал, — неуверенно промычал Чабор, — ну… как-то совсем про еду…

— Думал — не думал... — недовольно ворчал хозяин избушки. — Ты, я гляжу, вообще любитель подумать? Это сразу видать…. Ну, ты думай, а я …о еде пока. Вот перекусим, а там, глядишь, и о деле беседа сладится…

О каком деле? О чём ему надо думать? Чабор безуспешно пытался навести порядок в собственной голове. Нужно отдать ему должное: он всё-таки смог это сделать, но …уже после обеда. Пища придала ему сил, и в то время, когда старик начал убирать со стола, Чабор, наконец, набрался смелости и спросил:

— Вы, дедушка, хотели со мной о деле…

— А ты не спеши, — снова перебил дед, — чай, не жениться тебя привели? Ты и знать-то не знаешь, кто я такой, а уже за миску щей готов дела со мной вершить?

— А вы кто? — желая исправить досадное упущение, запоздало спросил Чабор.

— Дед Никто, — язвительно ответил старик.

— Да ну?!

— Тьфу ты… — с досадой сплюнул дед. — Это говорится так: «Никто». Человека-то такого и вовсе нет, понимаешь?

— А что, коли есть? — не унимался Чабор. — Живёт себе где-нибудь и горя не знает…

— Нет такого! — начал сердиться старик. — Я-то побольше твоего на свете прожил, а о таком никогда не слыхивал. Да коли и есть он, то и Бог с ним, речь сейчас не о том.

— А о чём?

— О том, что назовись я хоть лесной птахой или русалкой, ты бы поверил. Осторожнее надо быть с незнакомцами-то. И накормить, и напоить могут такими «щами», что и не обрадуешься.

Старик, покончив, наконец, со своими делами, уселся напротив и сурово сдвинул брови, а Чабор, воспользовавшись паузой, глубоко вздохнул и ответил:

— Да и в гости тоже разные приходят. Что ж, всех сразу кормить и угощать?

— Тут дело друго-ое, — протянул дед. — Я-то знаю, кто ты такой.

— А откуда?

На лице старика заиграли многочисленные морщинки:

— Говорю же, — сдержанно продолжил он, — не о том сейчас, всему своё время. Что ты …раньше положенного меня заедаешь вопросами? Узнай для начала, что да как. Ведь был же меж нас договор, что опосля щей перейдём к делу. Вспомни, говорили мы о том?

Чабор, соглашаясь, кивнул.

— Так вот, — продолжил дед, — звать меня Говар[iii], и это пока всё, что тебе нужно обо мне знать. Как ты уже, наверное, понял, гость ты тут не случайный, и самым первым делом, для знакомства, я тебе, как дед внучку, должен сказочку рассказать. Ты её, парень, выслушай всю с начала до конца, добро?

В ответ Чабор только пожал плечами: мол, сказку — так сказку, за тем, видать, и привели?

— Так вот, — начал старик своё повествование, — тебе, конечно, известно, что в лесу нашем полно всяких тварей водится? Не знаешь ты пока только о том, что есть тут  ещё и незримая граница. По одну её сторону Добрый Лес, а по другую, стало быть, Недобрый. Ну, с добрым-то всё понятно. Со многими его обитателями тебе ещё предстоит познакомиться. А вот с Недобрым...

Сейчас, пожалуй, чтоб не вкладывать в твою голову сразу слишком много, я тебе про него кое-что поведаю. Ту самую сказочку, значит, обещанную… Атар и мать, чай, тебе и не такие ещё рассказывали.

Всем ведомо, как обустроен людской мир. И там тоже есть граница, и первым над ней стоит простой Жить или Житель. Это тот, кто свято почитает своих Богов и Предков, трудится на земле, не творит беззакония в Природе и боле не о чём не помышляет. Выше него стоит Людина или Людь. Этот также почитает своих Богов и Предков, трудится на земле, не творит беззакония в Природе, но ещё и создаёт что-либо, созидает. Над ним стоит Человек или Человече, мыслящий во времени. Так же, как и первые, он почитает своих Богов и Предков, трудится на земле, не творит беззакония в Природе, созидает, а ещё ко всему, познав Мудрость Древних, мало того что сам общается с Богами и Предками — и другим в Роду своём разъясняет, как сие делать и жить, познавая себя и мир вокруг, стараясь приблизиться в Знаниях и Умениях своих к Асам, Предкам нашим, что первыми Потомками Богов наших Светлых были.

По другую сторону той самой черты противостоит Светлому Тёмное. Напротив Жити — Нежить, чуть «темнее» их — Нелюди, а уж потом Кощеи, Бесы смертные.

Так вот, касаясь нашего Леса, на Тёмной его стороне и обжились те, кто стоят по ту сторону, те же нежити да нелюди, а заправляют ими Кощеи да Бесы. За главного в Тёмном лесу стоит царь Бардак. И если даже считать наш огромный Лес разделённым пополам, то всё равно разгуляться ему тут есть где, чай, не роща при веси. От конца до конца наш Лес и птица за день не перелетит.

Так вот, был у Бардака когда-то младший брат — Блуд. И если старший-то братец был умён, хитер и коварен, то младшенький родился не в пример ему глупым. Одно только достоинство у младшего и было: прекрасен был он ликом своим. Тут ни дать, ни взять. Чего-чего, а этого у него не отнимешь. Нутро, правда, имел гнилое, поскольку тоже был по выбору и разумению своему Тёмным. …Ну, разговор сейчас не о том.

В горах и дальше в Лесу, есть пещёры. В одной из них, а если говорить точно, то только в одной из многих, самой тайной и скрытой, выходит из недр земных на свет божий Священная река Аорта. Она питает жизнью всё вокруг. И наш Лес, и тот, что за ним, а уж тот побольше нашего будет раза в два-три. Ни зверь, ни человек, ни дух лесной, ни тем более нежить не смеют и близко подойти к той пещере, где бурлит Светая вода. Хранят её особые Стражи ревностно, строже некуда.

Вот Бардак, зная, что братец не упустит случая сделать что-либо гнусное, предложил ему, смеха ради, искупаться в Свещенном Выйме, мол, ещё краше станешь, помолодеешь, вода-то волшебная. На то Блуд и купился. Больно хотелось ему стать ещё краше. Где было знать глупому нечестивцу, что, если и дано кому искупаться в той реке, так только тому, кто пройдет долгий обряд очищения. Этих-то двоих уж ничем не очистишь. Понятно, что про обряд очищения хитрый Бардак брату ничего не сказал, а настоятельно продолжал нашёптывать, ныряй, мол, прямо как есть, в одежде. Знаешь, какую благость в теле обретёшь? А уж как тебе наши Тёмные Бесы-Покровители будут за это благодарны!..

Ну, понять-то старшего немудрено. Брат его по достижению нужного возраста по кону имел право на половину Темнолеса, а поскольку священная пещера строго охраняется, с братом там чего-то нехорошее может приключиться (это почти наверняка). И вот тогда правь, Бардак, один, сколько хочешь. Ну, и с другой стороны, даже если искупается Блуд безбедно, всё одно — огромный вред всему живому выйдет, а, стало быть, польза Нежити. Хотя как же безбедно-то? Искупаться такому в Источнике — верная смерть.

Всё, стало быть, продумано. Стражи обмануты, отвлечены погоней за нагрянувшим вдруг Бардаком, а Блуд в пещеру — шасть и прямехонько к воде. Но не тут-то было. Гора вдруг загудела, и перед источником выросла из-под земли каменная стена. Блуд назад, но и там тоже стена появилась. Так и остался он в пещере.

А вот ночью к нему и к Бардаку явился лесной дух Шум и сказал, что за дерзость их сидеть Блуду взаперти, пока не раскается он и не пройдёт семь страшных испытаний.

Старший брат сразу сообразил, что дело плохо. Блуд жив, хоть и заточён, а стало быть, по-прежнему претендует на половину Темнолеса, как он уже теперь считал, на его половину, а ежели брат ещё и раскается…

Вот под предлогом того, что хочет освободить родного брата из заточения, и поднял тогда из земли Бардак самого сильного и верного слугу своего — единственного чудом уцелевшего сына Скипер-Змея[iv], злобного и кровожадного Ямала. Нужно сказать, что имел царь Темнолеса над тем змеёнышем власть великую, поскольку спас того в своё время от расплаты за дела страшные, что долго тот творил безнаказанно у Студеного моря[v]. Уж давно собирались витязи пойти к Большой воде да обезглавить этого душегуба, да как-то так случилось, что змеёныш вдруг сам собой притих. Ни слуху о делах его тёмных, ни духу пекельного возле моря не осталось. Так, если объявится изредка, нашкодит — и снова пропадёт. А ведь это Бардак его тогда у себя прикормил да припрятал.