Одновременно Кергелен опубликовал дотоле не известные подробности о нравах, быте и обычаях местных жителей.

«Женщины, – рассказывает он, – носят платья, кофты и передники из сукна, называемого «вадмель» и изготовляемого в Исландии; поверх кофточки они надевают очень свободное платье, несколько похожее на рясу иезуитов, но оно не доходит до подола юбки, край которой виден. Платье бывает разных цветов, но чаще всего черное; его называют «хемпе». Оно отделано бархатной лентой или каким-нибудь другим украшением… Прическа у женщин имеет форму пирамиды или сахарной головы высотой в два или три фута. Они повязывают голову большим платком из очень плотной ткани, совершенно не сгибающейся; поверх него надевают другой, более тонкий платок, которому придают упомянутую выше форму…»

Наконец, Кергелен собрал очень ценные данные относительно Дании, о лапландцах (лопарях), самоедах (ненцах, нганасанах и энцах) и об островах Фарерских, Оркнейских и ландских, подробно им исследованных.

Получив предписание изучить предложенный Гренье путь, Кергелен попросил у морского министра разрешения использовать доверенный ему корабль для поисков южных земель, открытых в 1739 году Буве де Лозье.

Морской министр Террей отдал под командование Кергелена корабль «Берье», вышедший из Лориана с четырнадцатимесячным запасом продовольствия, с тремястами матросов и офицеров и с грузом, предназначенным для острова Маврикий. Кергелена сопровождал аббат Рошон, производивший астрономические наблюдения.

Прибыв 20 августа 1771 года на остров Маврикий, Кергелен сменил «Берье» на транспортное судно «Фортюн» («Фортуна») и маленький шестнадцатипушечный транспорт «Гро-Вантр» («Толстяк») под командованием Сент-Аллуарна, с экипажем из ста человек.

Как только оба корабля были окончательно снаряжены, Кергелен поднял паруса и взял курс на север, чтобы исследовать остров Мае (Сейшельские острова). Разразилась сильнейшая буря. Лот, который бросали с «Фортюн», стал показывать все меньшую и меньшую глубину: тридцать саженей, девятнадцать, семнадцать, четырнадцать. Тогда бросили якорь, и он выдержал до конца бури.

«Наступивший день вывел нас, наконец, из состояния тревоги,- рассказывает Кергелен; мы не увидели ни берега, ни скал. «Гро-Вантр» находился от нас в трех лье под ветром. Его команда не могла и подумать, что я стою на якоре, так как из-за молний и раскатов грома она не видела и не слышала моих сигналов… В самом деле, не было еще примера, чтобы корабль бросил якорь ночью в открытом море на неизвестной отмели. Я поднял паруса и стал дрейфовать, делая промеры. Долгое время глубина составляла четырнадцать саженей, затем двадцать пять и двадцать восемь. Вдруг лот перестал доставать до дна; это означало, что ночью мы стояли над вершиной подводной горы. Обнаруженная мель, которой я дал название банка Фортюн, тянется с северо-запада на юго-восток; она расположена на 7°16' южной широты и 55°50' восточной долготы».

Затем «Фортюн» и «Гро-Вантр» дошли до пятой южной параллели, как советовал Гренье. Оба командира, убедившись, что в это время года дуют постоянные восточные ветры, достигли Мальдивских островов и прошли вдоль берегов Цейлона от мыса Галле до бухты Тринкомали. На возвратном пути направление муссона переменилось. Доминирующими ветрами были западные и юго-западные, как и утверждал Гренье. Таким образом, путь, предложенный последним, обладал бесспорными преимуществами. С тех пор опыт доказал это настолько убедительно, что корабли только им и пользуются.

Вернувшись 8 декабря на остров Маврикий, Кергелен так быстро повел приготовления к отплытию, что уже 12 января 1772 года смог поднять паруса и взял курс прямо к югу. Он считал, что в том случае, если ему удастся открыть в этом направлении новую землю, то наибольшую пользу для французских колоний сможет принести, очевидно, та, которая будет от них наименее удалена.

Начиная с 1 февраля, многочисленные стаи птиц, по-видимому, указывали на близость земли. Снег сменялся градом. Погода сразу стала отвратительной, ветер штормовым, море бурным. Первую землю увидели 12-го. Назавтра открыли еще одну, а вслед за тем – какой-то очень высокий большой мыс. На следующий день в семь часов утра, когда туман рассеялся, можно было ясно различить линию берега, тянувшуюся на двадцать пять лье. Корабли находились тогда на 49°40' южной широты и 71°10' восточной долготы.

К несчастью, одна буря следовала за другой, и обоим кораблям постоянно грозила опасность быть выброшенными на берег. Вскоре после того, как Кергелен распорядился снарядить шлюпку, которая должна была попытаться пристать к суше, течение подхватило «Фортюн» и увлекло к северу.

«Увидев, что меня отнесло далеко от земли, – рассказывает Кергелен в своем отчете, – я стал обдумывать, как поступить; по моим соображениям, состояние рангоута не позволяло мне поднять паруса, чтобы приблизиться к берегу; к тому же, не имея шлюпки для забрасывания якорей, я подвергался бы исключительной опасности вблизи от суши. Что касается судна «Гро-Вантр», с которым я был разлучен уже несколько дней, то отыскать его в тумане почти не представлялось возможным, тем более при постоянно менявшемся ветре и после перенесенной бури… Эти соображения, а также то обстоятельство, что «Гро-Вантр» был превосходным кораблем и имел семимесячный запас продовольствия, заставили меня принять решение взять курс на остров Маврикий, куда я и прибыл 16 марта».

По счастью, с «Гро-Вантр» ничего страшного не произошло. Спущенный с него катер успел вовремя вернуться. Офицер Буагеэннек, высадившийся на берег, вступил во владение островом, совершив все необходимые формальности, и оставил вложенный в бутылку документ, найденный в 1776 году капитаном Куком (французский путешественник-геолог Обер де ла Рю (по происхождению швейцарец) в вышедшей в 1952 году книги, посвященной островам Кергелен, сообщает, что найденная Куком записка была оставлена Рошегю- дом 6 января 1774 года во время второго путешествия Кергелена. (Прим. перев.)).

Кергелен возвратился во Францию; но успешные результаты его плавания создали ему множество врагов. Их нападки еще усилились, когда 1 января 1772 года стало известно о том, что король произвел его в капитаны 1-го ранга и наградил орденом Святого Людовика. Распространялись самые клеветнические слухи. Дело дошло до того, что Кергелена обвиняли в потоплении «Гро-Вантр» с целью присвоить себе одному все награды за открытия, совершенные им совместно с Сент-Аллуарном.

Впрочем, вся эта шумиха не повлияла на морского министра, решившего поручить Кергелену руководство второй экспедицией. Корабли «Ролан» («Роланд») и «Уазо» («Птица»), последний под командованием де Со де Роневе, 26 марта 1772 года покинули Брест.

Достигнув мыса Доброй Надежды, Кергелен был вынужден сделать двухнедельную остановку. Весь экипаж заболел гнилой лихорадкой, что следует приписать сырости во вновь построенном корабле.

«Такое мнение тем более обоснованно, – говорится в отчете, – что все сухие овощи – горох, бобы, фасоль и чечевица, – хранившиеся в провиантской каюте, оказались испорченными, так же, как рис и часть сухарей; овощи совершенно сгнили, и из провиантской каюты выползали белые черви…»

11 июля «Ролан» покинул мыс Доброй Надежды; почти сразу он попал в ужасную бурю, сломавшую фок-мачту и бизань-мачту. Заменив их запасными, Кергелен добрался, наконец, до острова Маврикий.

Французских чиновников, Роша и Пуавра, которые немало способствовали успеху первой экспедиции, сменили Терней и Майяр. Они как бы нарочно задались целью чинить всяческие препятствия к тому, чтобы Кергелен смог выполнить полученный им приказ. Правители острова не оказали ему никакой помощи в пополнении запасов свежей провизии, хотя экипаж в ней очень нуждался, не потрудились изыскать способ для смены поломанных бурей мачт. Больше того, вместо тридцати четырех матросов, вынужденных слечь в госпиталь, они дали Кергелену лишь солдат штрафной команды, в избавлении от которых были очень заинтересованы. Подготовленная в таких условиях экспедиция в южные широты могла кончиться лишь крахом. Так и случилось!