— Кто здесь и чего ищет?
— Я, — ответил Данислан, — ищу то, что мне надо…
— Не знаю, что тебе надобно, но если ты, добрый человек, пришел к нам в гости, то садись, милости просим!
Данислан сел на кучу чакана, покрытую дорогим ковром. Служанки вскоре ушли, а бей и княжна остались наедине. Долго пробыл бей на Дальнем бугре. Возвратился домой перед рассветом. Не сказав никому ни слова, он лег спать. Отдохнув, он выслал всех из кибитки и позвал к себе Сеита. Когда тот пришел, бей спросил:
— Что это за малютка, которую я привез вчера? Ночью мне показалось, что она вся в крови.
— Так и есть, — ответил Сеит. — Эта бедная девочка — невольница дочери Адамата.
— Если она рабыня такой прекрасной княжны, так отчего ты называешь ее бедною, почему она была вся в крови?
— Бедное дитя ничего не говорит: боится. Если бы ты видел, князь, ее раны, то согласился бы, что ей невесело жить!
— А что там у нее?
— Все тело девочки не то иссечено чем-то, не то изрезано кинжалом так, что пальца негде положить. На спине и ногах раны уже загнили. Я сварил табаку с порохом, намочил чадру и велел в нее завернуть девочку. Долго бедняжка стонала, а теперь спит, только вздрагивает во сне.
— Что же нам делать, Сеит, с девочкой? Вчера я спас ее, когда она хотела утопиться, теперь и не знаю — хорошо ли я сделал? Наверное, надо отправить ее опять к княжне?
— Если ты спас человека от смерти, то это, во всяком случае, хорошо; но нужно, князь, сделать так, чтобы потом жизнь этому человеку была бы лучшей, чем прежняя. Если отослать эту несчастную княжне, так не нужно было мешать ей умереть, по крайней мере, она не мучилась бы больше…
Прошло около двух месяцев. Данислан-бей каждую ночь отправлялся на свидание с княжной. Он до того был очарован ею, что стал сам не свой. Одно его сбивало с толку. Княжна беспрестанно уверяла бея, что любит его всей душой, что не может жить без него и что никогда никого больше не полюбит. Когда же Данислан заговаривал с ней о том, чтобы она вышла за него замуж, то княжна всегда уклонялась от прямого ответа возлюбленному.
Однажды Данислан, вспомнив о черной девочке, велел позвать ее к нему. Нетвердой поступью вошла она в кибитку и робко остановилась, делая князю поклон.
— Ну здравствуй, малютка! — ласково произнес Данислан-бей. — Здорова ли?
Девушка сердечно поблагодарила князя за заботу о ней.
— Вот видишь, ты ведь, кажется, хотела утопиться. Что принудило тебя к этому?
— Виновата, князь. Точно, я хотела утопиться, так как не могла больше сносить мучений…
— Может быть, ты сама в чем-нибудь провинилась?
— Нет, князь. Я ни в чем не провинилась. Я всегда всех слушала и делала то, что мне приказывали. Ела только тогда, когда мне что-нибудь бросали. Сама взять что-нибудь или спросить я не смела. Ложилась только тогда, когда все крепко засыпали, а вставала раньше других.
— Так за что же тебя били? Сент говорит, что ты была той ночью, когда я тебя увез, изрезана, точно ножом.
— Так угодно княжне. Когда бывало ей скучно, она приказывала слугам раздеть меня и бить, а когда били, смотрел и смеялась. Прежде меня били плетьми да розгами, то ещё было терпимо, а затем княжна велела сделать колесо, к которому меня стали привязывать и бить по всему телу железными нитками. Редкий день проходил без этого. А в тот день, когда ты меня спас, били долго, холодной водой обливали…
— А зачем ты меня тянула за бешмет и указывала куда-то рукой?
— Я не могла говорить: боялась, что услышат нас в камыше… Я хотела, чтобы ты не ходил к княжне и воротился домой. Я слышала, князь, как она говорила, что никогда не пойдет за тебя замуж… Я знаю, как она зла, а потому подумала, что погубит она тебя, ни за что погубит… — шепотом добавила девочка и заплакала.
Рассказ девочки тронул доброе сердце Данислана, но он никак не мог придумать, как и чем ей помочь. А его думы, между тем, неслись, как тучи, все дальше и дальше. «Что это за женщина? — думал он о княжне. — Неужели в самом деле у нее такая злая душа?» Эти мысли часто посещали его бедную голову, и он, призывая все чаще и чаще черную девочку, расспрашивал ее о княжне. Вей узнал от черной невольницы, что княжна распоряжалась всем аулом Так, как хотела, что своего отца она не только не уважала и не боялась, но довела до того, что он стал ее бояться, с братьями она ужиться не смогла и заставила их покинуть отцовский аул. Женихов у ней было прежде множество. Всех их она принимала, ласкала, завлекала, но ни за кого из них идти замуж не собиралась. Двух женихов она отравила ядом, двух из ревности поссорила и заставила выйти на поединок, на котором один упал мертвым, а другой… получил тяжелую рану в спину кинжалом от подосланного убийцы и тоже вскоре умер.
Но что бы ни услышал князь дурного о княжне, он не переставал ездить к возлюбленной.
Хотя повелительницей аула была княжна, однако она не хотела, чтобы люди знали о приездах ночного гостя. С наступлением ночи верные ей старухи обходили аул как тени, никем не замеченные, и, удостоверившись, что все уже спят, в том числе и Адамат-бей, зажигали у моря огонь. Увидев костер, бей звал своего Кара-ата и плыл на Дальний бугор.
В это время старый Багадур-хан выдавал свою дочь за одного бея. На предсвадебный пир он позвал всех подвластных ему холостых беев. К Данислан-бею также приехал посланник хана с огромной свитой. Бей угостил их на славу. Но его мучило одно: какой ответ он должен дать хану? Жаль ему было расставаться с милой княжной, не взяв от нее слово, что она ни за кого другого не пойдет замуж. Данислан решился воспользоваться этим случаем и настоятельно требовать от нее ответа: пусть она или даст слово или откажет. Поручив гостей своим ближним, бей, никем не замеченный, отправился на Дальний бугор. Княжна приняла Данислана, как всегда, ласково. Усевшись у ног бея, она пела нежные песни…
Вдруг ветер со стороны Князь-бугра донес до них шумные клики пировавших. Данислан вздрогнул, а княжна спросила:
— Что это у тебя, милый бей, делается в ауле? Прежде такого шума там не бывало.
Данислан рассказал ей о прибытии посла от хана и прибавил:
— Вот видишь, моя милая, я должен ехать к нему; ослушаться — сама знаешь — нельзя. А ты до сих пор мне ничего не сказала.
— Я тебе тысячу раз говорила, что люблю тебя, что без тебя не могу жить… Чего же ты еще хочешь?
— Я хочу, чтобы ты была моей женой: тогда я поверю, что ты меня любишь.
— А теперь почему ты мне не веришь?
— Как же мне верить? Ведь не первый я у тебя жених. Говорят, что и прочим ты говорила, что и мне. Трудно назвать ту птицу своею, которая летает под облаками.
— А! — воскликнула княжна, встав со своего места и гордо откинув голову. — Ты хочешь прежде поймать эту птицу, посадить в железную клетку, а потом по своему произволу щипать ее, когда вздумается. А если эта птичка не пойдет на твою приманку, если она слишком любит свою свободу? Впрочем, позволь спросить тебя, князь: что ты сделал для меня такое, чтобы я могла убедиться, что, женившись на мне, ты потом не выгонишь из своей кибитки или, наскучившись моими ласками, не заведешь других жен?
— Правда, я для тебя ничего не сделал, но ведь и ты от меня ничего не требовала. Что я люблю тебя больше всего на свете — так нужно быть слепому, чтоб этого не видеть. Если ты пойдешь за меня замуж, то будешь счастлива. Я не променяю тебя на всех женщин в свете! Я все сделаю для тебя.
— Хорошо. Ты говоришь, что тебя требует хан? Не езди к нему.
— Значит, ты требуешь моей смерти. Хану ничего не будет стоить привязать меня к хвосту дикой лошади, разметать мои кости по степи, посадить на кол. Неужели ты не слыхала от своего отца об этом хане?
— Знаю, что он зол, знаю, что все это может случиться, но тогда я, по крайней мере, буду уверена, что ты любил только одну меня. Верь, князь, за твою любовь я сумею заплатить! — при этом она так взглянула на него и так страстно затем обняла, что Данислан совсем потерял голову.