Я внушал себе, что истинный бог - это лишь христианский бог уже хотя бы потому, что он создал человека по своему подобию. Лишь когда прародитель людей Адам вкусил запретный плод, бог изгнал его вместе с Евой из рая, одновременно обрекая все человечество на муки и смерть. Но все же бог был к людям бесконечно милостив: изгоняя Адама и Еву из рая, он дал им одежду. Праведнику Ною он помог построить ковчег и тем спас его и его семью от потопа. Позднее на горе Синайской он вручил предводителю еврейского народа Моисею каменные скрижали, на которых были начертаны десять заповедей о том, как нужно жить на земле. Наконец, бог пожертвовал своим сыном Иисусом Христом ради вечного спасения людей. Христос прожил на земле тридцать три года и вместе со своими учениками - апостолами - учил людей, как жить, чтобы очистить свои души и вновь стать достойными божественной благодати.
Вот каков истинный бог! Только к такому богу следует приобщить человечество!
Так как же я осмелился сравнивать языческих богов с христианскими? Наверное, дьявол попутал меня, желая, чтобы я, как и он, восстал против бога. Многие жертвовали собою, наставляя иноверцев в католическую веру. И я твердо решил пожертвовать собой.
Для подкрепления своего решения быть непреклонным на избранном мною пути я направился в часовню помолиться. Неожиданно ко мне подошел духовник Джовани де Бартолини. Он подождал, пока я закончу молитву, и сообщил:
— Тебя вызывает ректор. Я глянул на него.
— Провинился!
«Неужели ректор знает, о чем я думаю? - мелькнуло в голове. — Нет, не может этого быть! Наверное, запретит наше спортивное братство. Ну и посмеются же надо мной семинаристы».
Робко вошел я в кабинет ректора, в котором уже давно не был. Ректор не велел мне повиниться. Зато он молча протянул записку, написанную на литовском языке:
«Викторио, брат мой, не сердись. Я не сомневаюсь в твоем братстве. Я хочу играть вместе с тобою в волейбол, стрелять из лука.
Сильвио Сингх».
Прочитав записку, я так растерялся, что даже покраснел. Сейчас вот ректор возьмет и запретит мне посещать даже те спортивные занятия, которые доступны всем семинаристам.
— Многие святые ценили спорт весьма высоко! — пылко произнес я. — Кроме того, спортивная закалка может пригодиться нам в миссиях...
— Мы приветствуем то, что вы организовали братство святого Христофора, — похвалил меня ректор. — Городская спортивная федерация нашей провинции предлагает организовать соревнования по стрельбе. Есть ли в ваших рядах стрелки?
— Есть! — ответил я радостно. — Я сам неплохо стреляю, и Сильвио тоже большой любитель этого вида спорта. Только он не посмел записаться в братство.
— Но речь сейчас не о том, — строго сказал ректор. — Почему Сильвио пишет тебе по-литовски? Разве ты забыл слова Христа: «Кто приходит ко мне и не питает ненависти к своему отцу, матери, братьям, сестрам и даже к своей жизни, тот не может быть моим учеником». Служа церкви, необходимо отречься не только от своих родных, но и от своего языка. Кто не сделал этого да еще учит другого своему языку, тот грешит. В отпущение твоего прегрешения предашься в часовне размышлениям над словами святого Августина: «Roma locuta, canza finite»[17].
Я преклонил колено и поцеловал руку ректора. Затем поднялся и, боясь, как бы он меня еще в чем-нибудь не обвинил, быстро ушел. Прибежав в читальню, я отыскал Сильвио:
— Ты знаешь, какую кашу заварил своими записками? — гневно набросился я на него. — Чуть было не погубил братство святого Христофора.
Сильвио округлил глаза и молчал.
— Зачем тебе понадобилось посылать мне записку, вдобавок по-литовски? Ты что, с ума сошел?
— Я только хотел порадовать тебя, - ответил Сильвио, — ты так любишь родной язык.
— Любить — это грех, понимаешь? Монах, если что и любит, должен от этого отказаться. Так сказал ректор. Кого ты просил передать записку?
— Никого! Я вложил ее в учебник греческого языка.
— Где он?
Сильвио вынул из стола книгу и стал ее листать. Записки в ней, конечно, не оказалось. Сильвио с виноватым видом опустил глаза.
— Скорее всего ее забрал духовник, - тихо промолвил он, — просматривал, вероятно, книжки и... забрал. Он по ночам проверяет ящики столов.
— За эту записку на меня наложено покаяние.
— Меня ждет то же самое, - печально продолжал Сильвио.
— Конечно. Кайся, раз ты такой ротозей.
А про себя подумал: «Хорошо, что никто не знает о моих мыслях, а то выгнали бы из семинарии за ересь».
15
На первых тренировках по стрельбе у нас был только один револьвер. Позднее ректор одолжил нам второй, затем каждому подарили по револьверу бывшие миссионеры. Мы упорно тренировались. В чинаровой роще, где было оборудовано стрельбище, то и дело раздавались выстрелы. Приходил пострелять и сам ректор. Случалось, что стрелки забывали про обедню и даже про вечерние моления. Но никто нас за это не бранил — честь семинарии была превыше всего.
Отобрали пять лучших стрелков, в том числе меня и Сильвио. У него от природы был меткий глаз, но все же я частенько выбивал больше очков и очень гордился этим.
Когда наступил день соревнований, мы направились в помещение городской спортивной федерации. Здесь собрались также стрелки из фашистской организации «Молния». Многие из них были в полной военной форме: зеленые мундиры, аксельбанты, на рукавах знаки отличия. У каждого на поясе была кобура с револьвером. Мы же свое оружие прятали в карманах ряс.
Посмотреть на соревнование пришли горожане, особенно много было молодежи. Сенсация! Монахи будут соревноваться с фашистами. Мы были преисполнены чувства огромной ответственности.
Нас поставили перед мишенями. Я молил святого Христофора помочь мне победить и заметил, что мои товарищи тоже поглядывают на небо.
По команде судьи мы вынули револьверы, зарядили их и прицелились. Прозвучали выстрелы, залп следовал за залпом. Судьи объявили результаты по первому упражнению. Оказалось, что лучше всех стрелял Сильвио. Вторым был я, но в целом лучше стреляли фашисты. По второму упражнению результаты были равные, но у нашей команды были некоторые преимущества. Победа была присуждена нам. Проигравшие пытались протестовать, они не могли примириться с тем, что какие-то монахи стреляют лучше их, фашистов. Но судьи утвердили результат в нашу пользу.
Нас окружили зрители, которые на радостях стали даже нас качать. Вокруг только и раздавалось: «Saluto! Saluto!» Когда мы вернулись в монастырь, нас пригласил к себе ректор. Он поздравил команду и сказал:
— Молодость и бог - вот источник сил. Поэтому вы и вырвали победу. Пусть ваш пример поможет привлечь больше душ на сторону истинного бога, — ректор обратился к нам с Сильвио: — Мне звонили из муниципалитета. Сам мэр Касола просил разрешения зачислить вас в команду „Молнии". Я дал согласие - с мнением начальства следует считаться.
— А как же с занятиями? — спросил я с некоторым удивлением.
— И с молениями? — добавил Сильвио.
— Занятия в федерации будут проводиться после обеда, — объяснил нам ректор. — Учебе это не помешает. А от вечерних молений я вас освобожу. Ваши спортивные победы также послужат во славу господа. Ваше участие в «Молнии» придаст популярность нашей конгрегации.
Мы стали посещать совместные тренировки по стрельбе. Было непривычно, что мы одни, без сопровождающих, можем идти в город. Непривычными были также уличный шум и людской поток, которые даже слегка пугали нас. На стрельбище мы чувствовали себя менее скованными.
Я стал замечать, что на нас часто погладывает тренирующаяся вблизи теннисистка. Худощавая, темноволосая, с миловидным личиком. Я старался не смотреть в ее сторону, зная, что „всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем". Но глаза сами отыскивали ее и следили за тем, как виртуозно она отбивает мячи.
17
«Рим заговорил, дело завершено» (лат.)