В нечастых встречах последних лет я замечал, как в его глазах постоянно стояла глубокая грусть и боль, усталость от жизни и непроходящая безнадежность. Было почти невозможно на этих встречах как-то ободрить его, успокоить. Как умный и честный человек, стоявший близко у партийной и государственной власти, он хорошо понимал, что его поколение партийцев проиграло страну авантюристам и даже при личной честности и порядочности несет вину за то, что произошло с народом и страной. Он не мог об этом не думать, и это постоянно беспокоило его, ибо нет ничего более мучительного и безрадостного, чем осознание вины за прошедшее и невозвратное прошлое, когда уже ничего нельзя изменить.

Встречаясь с Николаем Николаевичем в последний год и замечая, как оставляют его силы, я думал о том, как мучительно тяжело осознавать, что ему, да и не только ему, уже не доведется увидеть свою страну иной, близкой сердцу Родиной. Грустно и больно было от того, что за ним стояло целое поколение людей, сделавших больше других для величия страны, для того, чтобы мы могли считать ее своим Отечеством.

Время имеет ту удивительную особенность, что отсеивает, убирает все второстепенное, недостойное и оставляет в памяти только то, что приносило удовлетворение и радость. Время жизни и работы с Николаем Николаевичем Родионовым осталось в сознании насыщенным интересными делами, счастливое неповторимым товариществом. Это время всегда со мной, оно согревает, помогает жить и работать. Особенно теперь, когда впереди осталось так немного.

Книга «Жизнь, посвященная людям».

Москва, изд-во «Русская книга», сентябрь 2001 г.

Виктор Афанасьев – ученый и главный редактор

Память человеческая представляет собой своеобразный музей для вечного хранения всего, что было достойным из прошлого. И конечно, в этом музее самое почетное место принадлежит людям, которые отразили свою эпоху. Я говорю о Викторе Григорьевиче Афанасьеве – большом ученом, известном журналисте, удивительном человеке, достойном гражданине своего Отечества. Непонятно, почему у нас в стране благоденствуют казнокрады, в чести лгуны, обласканы вероотступники, а вот достойным людям типа Виктора Афанасьева, одному из тех, кто знаменовал ушедшую эпоху, мы почему-то забываем поклониться.

Мне необыкновенно повезло: в течение многих лет (не менее 30) я имел возможность жить и работать рядом с этим необыкновенным человеком. Сложилось так, что оказались возможными не одно, а много благоприятных обстоятельств, позволивших мне наблюдать за Виктором Григорьевичем, встречаться и сотрудничать с ним. С самого начала нас сближало уже то, что мы земляки-уральцы, и в Москву были приглашены из Челябинска. К тому же так случилось, что жили мы в Москве в соседних домах на Малой Филевской улице и пользовались загородными дачами тоже по соседству, в поселке Усово по Рублевскому шоссе.

Наше общение и встречи стали почти ежедневными в течение восьми лет – с того времени, когда я волею судьбы оказался на улице Правды в доме 24 в роли главного редактора газеты «Советская Россия». Дом 24 по улице Правды был необычным, ибо в нем размещались главные газеты партии и комсомола. На первых четырех этажах жила главная газета страны – «Правда», а выше, на пятом – восьмом этажах, «Сельская жизнь», «Комсомольская правда», «Советская Россия», «Социалистическая индустрия»...

Мой кабинет редактора «Советской России» в первые четыре года размещался на восьмом этаже, на развороте дома, и это позволяло мне в течение всего рабочего дня наблюдать напротив сверху, как на четвертом этаже создавал газету главный редактор «Правды» Виктор Афанасьев. Как он подолгу ходил у стены, где были развешаны полосы номера газеты, идущей вечером в печать, как непрерывно появлялись в кабинете дежурные и ведущие по номеру журналисты, чтобы показать, как он складывается к первому своему выпуску, и получить замечания главного. Видел, как в шесть часов вечера собирались у главного редактора, чтобы благословить завтрашний выпуск газеты на провинцию и обговорить вечерний девятичасовой второй выпуск на Москву. Как после этого кабинет пустел – это означало, что В. Афанасьев ушел в плавательный бассейн или уехал в Союз журналистов, где он был председателем. Но это был еще далеко не конец рабочего дня главного – через час-два он появлялся снова и оставался до тех пор, пока не уходил в печать второй московский выпуск «Правды», а это нередко случалось и в десять, и в одиннадцать, и в двенадцать часов вечера.

В этом кабинете после переезда редакции «Правды» в новое здание довелось мне работать не один год, и я признаюсь, что испытал на себе благотворную афанасьевскую ауру, располагающую к размышлениям, к работе с полной отдачей, не жалея ни сил, ни времени. Хотя, очевидно, дело не в ауре, а в том примере, который утверждал Виктор Григорьевич всей своей жизнью, а мы лишь следовали за ним.

Уже через неделю после того, как началась моя работа на улице Правды, пошел я, пользуясь правом земляка, к Виктору Григорьевичу и спросил совета, как стать главным редактором газеты. Он посмотрел на меня без осуждения, ибо, как опытный педагог, понимал, что для меня, начинающего свой путь в газете, этот вопрос был непраздным. «Научиться быть главным редактором, – сказал он тогда мне, – нельзя, даже если ты очень старательный ученик. Им можно только стать, если способен много работать и не жалеть себя». Работать главным редактором по-афанасьевски значило прочитывать и тщательно редактировать газету от передовой статьи и до самой короткой информации на последней полосе. И делать это изо дня в день, вкладывая в газету все, что можешь и на что способен.

«А что касается наиболее важных качеств главного редактора, – заметил тогда же Виктор Григорьевич, – то я думаю, это прежде всего не мешать ребятам (журналистам газеты) работать, проявлять себя в полную силу. Даже самый способный главный редактор, если он будет пытаться все делать сам за других, быстро себя исчерпает. Кроме того, если ты претендуешь на роль главного в газете, не надо никогда ребят сдавать, твоя задача – защищать их. Уметь держать удары за других – самое трудное и самое важное в работе главного редактора».

Размышляя теперь, спустя много лет, о той беседе, я думаю, что совет этот был не просто продуман. Он был выстрадан всей жизнью Виктора Афанасьева, человека из того трагического поколения россиян, родившихся в 1922 г., тех, кто первыми встретил великую и страшную войну в 1941 г. и остался там, чтобы другие могли жить. Помню, шли мы как-то поздним вечером вместе домой после журналистской встречи, зашел разговор о минувшей войне. Я знал, что он в прошлом фронтовой офицер, награжденный боевыми орденами и медалями, и потому спросил его о судьбе школьных товарищей – соучеников. Он рассказал тогда мне, что из десяти ребят его школьного класса с войны вернулись только двое, заметив при этом: «Помню об этом всегда». В этом «помню всегда» мне послышалось признание – «живу и работаю за них».

Природа поступила мудро, наделив этого человека волей, характером, способностями, ибо понимала, что ему надо сделать значительно больше, чем другим, сделать не только за себя, но и за тех ребят-одноклассников, которые не вернулись с войны. О его способности работать в любых условиях ходили легенды. Была и такая очень известная: об афанасьевских двух страницах написанного текста. Чтобы ни случилось, как бы он ни был занят, в течение дня обязан был выдать две страницы научного текста. Если вдруг не удалось сегодня, то завтра нужно было сделать четыре страницы. А уж если так сложилась неделя, что не смог написать должные шесть – восемь – десять страниц, то обязан это сделать в воскресенье. Я спросил Виктора Григорьевича и об этом. И он ответил безо всякого пафоса: «А что делать, если хочешь что-то сделать в науке?» И Виктор Григорьевич, загруженный до предела заботами главного редактора газеты «Правда», почти каждый год издавал научную книгу, каждая из которых становилась событием в научном мире. Монография В.Г. Афанасьева «Социальная информация и управление обществом» получила широкую известность и стала основой советской научной школы по проблемам социальной информатики. Признанием научных достижений стало избрание его действительным академиком Академии наук СССР.