— Бог даровал мне способность сочинять истории, миледи. Мои рассказы, похоже, доставляют королю удовольствие.
— Ах, Эльгива, — сказала Эмма, вздохнув, — вы и вправду горазды сочинять истории.
Она сложила руки на коленях и оценивающе взглянула на Эльгиву.
— Кроме таланта вы также наделены красотой. Не приходится удивляться тому, что король ценит ваши… услуги. Я надеюсь, его вознаграждения оставляют вас удовлетворенной.
Эльгива скромно потупила взор.
— Удовольствие короля — мое единственное вознаграждение, — сказала она. — Другого мне и не требуется.
Она подняла глаза на Эмму, целомудренно — как ей самой это представлялось — улыбнувшись.
Эмма тоже улыбнулась, и ее улыбка была такой милой, что Эльгива ей почти поверила, впрочем, не вполне.
— Тем не менее, — сказала Эмма, — у всех нас есть тайные желания. Интересно, о чем ваши потаенные мечты?
— Ничего такого не приходит на ум, миледи, — сказала Эльгива, с простодушным выражением лица.
— Неужели? — Эмма склонила голову набок. — А мне говорили, что когда-то вы рассчитывали стать супругой Этельреда.
Светло-зеленые глаза Эммы буквально пригвоздили Эльгиву к сиденью, и она не могла отвести взгляд в сторону. Кто из них двоих, гадала она, моргнет первой?
— Мой отец прочил мне это почетное место, — сказала она. — Я ни о чем подобном не помышляла, миледи, уверяю вас.
Эмма выразительно приподняла бровь.
— Не нужно доказывать мне свою невинность, Эльгива, — сказала она. — Свое мнение на этот счет я уже составила.
Эльгива продолжала изображать предельную безучастность. Она прекрасно поняла скрытый смысл слов Эммы, но скорее бы умерла, чем показала бы это. Она ждала, что будет дальше.
— Я хочу кое-что вам сегодня объяснить, — резко заявила Эмма, — так как стремлюсь в этом вопросе к полной ясности между нами.
Она слегка наклонилась вперед, и теперь ее лицо оказалось совсем рядом с лицом Эльгивы.
— Я законная жена Этельреда и королева, — сказала она, столь тщательно произнося слова, что ее нормандский акцент совершенно улетучился. — Я никогда не отступлюсь, ни добровольно, ни по принуждению. Король никогда ни на кого меня не променяет. Какие бы вы ни питали надежды, сударыня, вы никогда не будете супругой Этельреда.
Эльгива вдруг ощутила приступ сочувствия по отношению к Эмме, поскольку она, конечно же, ошибалась. Если она и дальше будет оставаться бездетной, ничто не сможет удержать Этельреда от развода с ней.
— Моя единственная надежда, миледи, — оставаться у вас в услужении и угождать вам, — сказала она. — Надеюсь, вы не сомневаетесь в моей преданности вам. Я ежедневно молю Бога о вашем здоровье и благословении вашего союза с королем детьми.
Эмма захохотала, но неожиданный толчок фургона прервал ее смех, отбросив ее спиной на подушки.
— В таком случае вам будет приятно узнать, что ваши молитвы не остались без ответа, Эльгива, так как я действительно получила такое благословение. И сейчас я беременна.
Меньше всего Эльгтва ожидала услышать такое, и поначалу она лишь потрясенно глядела на королеву. Как же этой нормандской суке удалось забеременеть? Она была заперта в своем монастыре долгие месяцы, и даже до того король уделял своей жене мало внимания. Она лично об этом заботилась. Взяв себя в руки, она одарила Эмму улыбкой.
— Это прекрасная новость, миледи, — сказала она. — Я, право, очень рада ее слышать. Да и кто был бы не рад?
Эмма опять вскинула бровь.
— Полагаю, очень многие, — сказала она как будто сама себе и затем прибавила: — В связи с этим мне нужно произвести кое-какие перемены в своей свите. Я хочу, чтобы рядом со мной находились женщины, имеющие опыт обращения с детьми и принимавшие роды. Мне жаль удалять от себя кого-либо из моих придворных дам, но это придется сделать, чтобы освободить место другим. Поскольку вы, Эльгива, пока еще девушка, боюсь, у вас нет опыта и знаний, которые мне потребуются в ближайшие месяцы. Я решила, что вы вернетесь в свое поместье в Мерсии.
Фургон снова покачнулся, и Эльгиву замутило, хотя причина была не в тряске. Она попыталась облизнуть губы, прежде чем ответить Эмме, но во рту у нее вдруг пересохло. Так вот, значит, как Эмма избавится от соперницы. Способ заслуживает всякой похвалы — необременительный, бескровный и безболезненный. Эмма не понесет никакой ответственности, что бы ни случилось с Эльгивой, когда на нее обрушится гнев ее отца после такого изгнания.
Знает ли король о намерении Эммы?
Она подозревала, что не знает. С беременностью Эммы, по окончании Великого поста, Этельреду понадобится женщина, и Эльгива совсем не желала быть отосланной тогда, когда ее услуги, как выразилась Эмма, безусловно, будут востребованы.
— Вы очень добры, миледи, — сказала она. — Однако, думаю, с учетом явного недоверия ко мне с вашей стороны, будет лучше, если я не поеду с вами во дворец. Моему брату Вульфу, который сегодня составляет королю компанию в дороге, в Винчестере принадлежит дом. Он позаботится обо мне, пока за мной не приедет отец.
Эмма на мгновение растерялась, и Эльгиве это доставило удовольствие. «Нет уж, миледи, — подумала она, — не все будет так, как хочется вам».
— Как вам угодно, — сказала Эмма.
Это было не совсем то, чего хотела Эльгива, но пока сойдет и так. Они тряслись дальше по дороге в Винчестер, то подбрасывавшей их вверх, то заставлявшей валиться набок, что сулило им долгое и отнюдь не безмятежное путешествие.
«И беременность, — подумала Эльгива, разглядывая усталое лицо Эммы, — очень на него похожа и полна опасностей, как для матери, так и для ребенка». Множество причин может привести к преждевременным родам и к смерти новорожденного. Очень много причин. Королева, возможно, и выиграла этот маленький бой, но, пока она не родит здорового жизнеспособного мальчика, их война не будет окончена.
Глава 18
Пасхальное воскресенье 1003 г. Винчестер, графство Гемпшир
Пока король находился в Бате, армия рабочих занималась дворцом в Винчестере, и к Пасхе его свежевыкрашенный, с отремонтированной кровлей большой зал ослеплял великолепием. Резной растительный орнамент, замысловато оплетающий огромные дубовые колонны и потолочные балки, был заново вызолочен и теперь сиял при свете факелов. Между колонн свисали длинные шелковые вымпелы, похожие на золотистые и белые облака. Столы для пасхального пира были покрыты льняными скатертями и украшены цветами. А королевский стол, стоящий на помосте, сверкал золотой парчой.
Эмма, сидевшая рядом с Этельредом на пасхальном пиру, перебирала на тарелке медово-сладкие финики, начиненные миндальными орехами, и жалела, что у нее нет аппетита для того, чтобы насладиться этим роскошным застольем. Множество разнообразных сыров, нарезанные тонкими ломтями угри, паштет в форме колокольни Нью-Минстера, четыре вида рыбы следовали за огромными блюдами с бараниной, тушеной с луком, и бобами. Наконец, павлины, зажаренные на вертелах до золотисто-коричневого цвета, с раскрытыми веером хвостовыми перьями, были чинно внесены и поставлены на столы.
Теперь, когда все было съедено, Эмма смотрела на блистательное собрание роскошно одетых мужчин и женщин. Вялые от пресыщения, с кубками в руках они разбредались небольшими группами, а вино и медовуха продолжали литься рекой. Стоявший позади Эммы виночерпий короля, юный Эдвард, отнесся к своим новым обязанностям со всей серьезностью и не пролил ни единой капли за все время трапезы.
Ее собственным виночерпием была внучка элдормена Эльфрика Хильда, тоненькая юная красавица одиннадцати лет от роду, только вчера принятая в свиту Эммы. Ее мать умерла от чумы, когда Хильда была еще младенцем, а о ее отце, сыне Эльфрика, элдормен ничего не сообщил, кроме того что его нет. Видя, что этот разговор вызывает у него горестные мысли, Эмма не стала продолжать расспросы. Хильда оказалась послушной, услужливой и охотно осваивающей придворные порядки девушкой. «От нее будет толк в королевской свите», — решила Эмма.