— А кто этот Пол, о котором вы говорили?

— О, это очень культурный человек. Он приходил нечасто, но, должно быть, знал Траубе очень давно. Они были на «ты». И мне кажется, что герр Пол давал вашему другу деньги. Да, он очень приличный человек. Работает в суде…

— А как его фамилия? Ведь Пол — это имя?

— Конечно. Его фамилия Джонсон.

— Что-что?! А кто он по национальности? — Шель вско­чил со стула.

— Американец или англичанин, — ответила фрау Гекль неуверенно.

— Пол Авел Джонсон! — обрадовался Шель. Если это действительно их товарищ по подвалу, то он, несомненно, знает причину трагической смерти Леона.

— Он работает в суде?

— Да, в прокуратуре.

Шель раздумывал, что ему делать. Он предполагал про­вести в Гроссвизене несколько дней, но теперь это потеряло смысл, и он решил уехать на следующий же день.

— Фрау Гекль, — спросил он, — ведь комната Леона Траубе еще свободна?

— Разумеется! Никто…

— Очень хорошо, — перебил Шель нетерпеливо. — Вы не будете возражать, если я там поселюсь на пару дней? — Уви­дев, что хозяйка колеблется, он добавил: — Я уплачу за двое суток вперед.

— Хорошо, — согласилась фрау Гекль, — но ведь я мо­гу поместить вас в другой комнате.

— Спасибо. Я бы все-таки предпочел, если можно, занять комнату Леона.

— Как хотите. Идемте, я покажу вам ее.

Они вышли на площадку и оттуда по скрипучей лестнице поднялись на третий этаж. Старуха остановилась в конце ко­ридора, открыла дверь и, бросив испуганный взгляд на окно нехотя вошла внутрь. Шель одним взглядом окинул комнату: скудная и жалкая обстановка. Значит, здесь… Солнечные лучи освещали грязное окно, за стеклами которого виднелись ого­роды и тронутая желтизной зелень деревьев. Где-то неподале­ку громко кудахтали куры. Идиллический пейзаж успокаивал, рассеивал печаль. Шель повернулся к старухе.

— Хорошо, фрау Гекль. Я здесь отдохну несколько минут, а потом постараюсь повидаться с Джонсоном. Не знаю, ког­да вернусь, может быть, поздно.

— О, не беспокойтесь! До полуночи дверь не запирается. Потом нужно звонить, но я вам охотно открою. Если вам что-нибудь нужно — скажите… — Она снова покосилась на окно.

— Нет, мне ничего не нужно, спасибо.

— Когда будете уходить, — предупредила фрау Гекль, — не забудьте посильнее захлопнуть дверь, иначе замок не за­щелкнется. Вот так, — показала она. — Герр Траубе в по­следнее время всегда запирался на ключ, потому что от сквоз­няка дверь распахивалась, — добавила она, выходя.

Шель облегченно вздохнул, услышав удаляющиеся шаги. Он сел, закурил и взглянул на покрытую пятнами крышку стола.

Траубе болел три года. Когда состояние его здоровья ухудшилось, он бросил работу и жил на пособие. Судя по письму, он заинтересовался каким-то загадочным делом и сде­лал неожиданное открытие. Вероятно, это не имело отноше­ния к болезни, иначе Траубе упомянул бы о ней в письме. Два месяца назад, узнав что-то, по его словам, чрезвычайно важное, он написал и отправил два письма, из коих, кстати, сказать, дошло лишь одно. Раз он написал два письма, то, стало быть, опасался, что ему постараются помешать пере­дать информацию. Следовательно, материал, которым распо­лагал Леон Траубе, представлял для кого-то опасность. Две недели назад Шель написал Леону письмо, сообщая о своем приезде. По логике вещей Леон должен был бы до­ждаться его. Фактически же произошло нечто неожиданное и ужасное. Траубе покончил с собой чуть ли не накануне при­езда друга. Столь отчаянный шаг мог быть вызван только чем-то из ряда вон выходящим…

Шель погасил окурок, поднялся и снова, на этот раз более внимательно, оглядел комнату. Здесь стояли никелированная кровать, стол, стулья, гардероб и эмалированный умывальник с кувшином. На стенке висела олеография, изображающая мельницу. Шель принялся обыскивать помещение в надежде найти хоть что-нибудь проливающее свет на недавние со­бытия.

Ничего не найдя в кровати, он открыл гардероб. Внутри на перекладине висели три вешалки. Шель заглянул под газе­ты на полках, влез на стул, чтобы осмотреть гардероб сверху. Снял олеографию и отодвинул лист картона, прижимавший картину к стеклу. В заключение он вернулся к столу и вы­двинул ящик. Там лежали проспекты туберкулезного диспан­сера и старое приглашение на встречу бывших узников конц­лагеря в Вольфсбруке. Шель вынул ящик совсем и поставил на стол. Между задней стенкой и дном он заметил два засу­нутых в щель прямоугольных листочка и с надеждой выхва­тил их, но это оказались всего лишь рецепты на популярные успокоительные средства, выданные неким Карлом Менке, доктором. Шель кинул бумаги обратно в ящик и водво­рил его на место. Он осмотрел еще раз каждый уголок мрачной комнаты. Полиция, несомненно, забрала личные вещи покойного, решил он и принялся распаковывать че­модан.

Уходя из комнаты, Шель несколько минут возился с дверью, которая никак не закрывалась. «Ах, да, — вспом­нил он, — фрау Гекль ведь предупреждала, что замок плохо работает».

На лестнице Шель внезапно остановился. В его мозгу за­родилось сперва туманное, но быстро усиливающееся подо­зрение. Хозяйка сказала, что в день самоубийства Леона дверь его комнаты была приоткрыта. Прожив здесь пятна­дцать лет, Траубе, несомненно, знал дефект двери и, наверное, совершенно машинально закрывал ее как следует. И он не мог оставить дверь открытой, готовясь покончить с собой. Значит, после смерти Леона, но до прихода фрау Гекль в комнате был кто-то, кто не знал о дефекте двери и не сумел ее запереть. Кто? Конечно же, человек, желавший завладеть тем, что хранилось у Траубе.

Шель понимал, что его рассуждения весьма произвольны, но все дело казалось ему по меньшей мере странным. Он ре­шил немедленно отправиться к Джонсону.

* * *

Несколько минут спустя после ухода Шеля в дом на Эйхенштрассе вошел высокий, широкоплечий мужчина в темно-синем костюме. Фрау Гекль встретила его удивленным вос­клицанием.

— Я проходил мимо, — объяснил гость, — и решил узнать, как у вас дела.

— Все по-старому. Работаю с утра до ночи. — Хозяйка вытерла мокрые руки передником. — Садитесь, пожалуйста.

— Нет, нет. Я на службе, у меня времени мало. Вы уже нашли жильца на место покойника?

— Что вы! На эту злополучную комнату не скоро найдет­ся охотник. Впрочем, — замялась она, — там дня два по­живет друг Траубе.

— Друг?

— Какой-то поляк. Приехал в гости.

— К кому в гости?

— К Траубе. Был потрясен, узнав о его смерти.

— Он не спрашивал, как это случилось?

— Я сказала, что Траубе болел туберкулезом.

— А еще что?

— Он интересовался, были ли у Траубе друзья. Я сказала, что не было никого, кроме Лютце и герра Джонсона. Спра­шивал, где живет Лютце и где работает герр Джонсон. С по­следним он, кажется, знаком и собирается его навестить.

— Он вышел?

— Десять минут назад.

— Вы сказали ему, где живет Лютце?

— Да, в блиндаже.

— А больше он ни о чем не спрашивал?

— Нет.

Гость направился к двери.

— С вами очень приятно поболтать, но мне нужно идти. Завтра, с вашего разрешения, я, возможно, забегу еще раз.

— Конечно, заходите! Буду рада. Нас, стариков, мало кто балует вниманием…

* * *

Хозяин такси Фриц Нойбергер отодвинул пустую чашку на середину стола и прислонил к ней сложенную вдвое газету.

— Опять вся первая страница об этом проклятом Конго, проворчал он, — можно подумать, что больше ничего на све­те не происходит.

— Фриц! — позвала жена. — Тебя к телефону. Он отложил газету, встал и вышел в переднюю.

— Нойбергер слушает.

— Говорит 95-16. Поезжайте немедленно в блиндаж за городом, где живет Лютце. Машину поставьте подальше, что­бы он не мог разобрать номер. Дайте ему десять марок и скажите: «От друга на водку». Ясно?

— Да, разумеется! — заверил Нойбергер.